Ливень в графстве Регенплатц

– Ландграф говорил, что его супруга ничего не знает, – тихо произнёс он.

– О чём смолчал Генрих, о том поведал город.

– Это точно, разве такое можно скрыть? Бедная моя дочка. Я так просил Эльзу не потакать ухаживаниям ландграфа. Я как чувствовал, что добром это не закончится! Но она лишь твердила, что любит его, что счастлива. И я тоже не мог проявить достаточно строгости! Ведь любовь эта грешная, а за грехи всегда платить приходится.

– Ваше горе понятно, и я его разделяю, – посочувствовал Клос. – И всё же Эльза достойна Рая, ибо чувства её были чисты и искренни.

Но, уткнувшись в свои горестные думы, Ахим не слушал слова утешения. Он вновь видел счастливые глаза юной дочери, слышал её звонкий смех, в его памяти мелькали яркие картинки из тех времён, где Эльза ещё жива. Бедный Ахим, его любовь к дочери была велика. Он растил Эльзу один, лелеял, он посвятил ей всю жизнь свою, оберегал от бед. И вот у него отняли его нежного ангела, его любимую девочку, такую кроткую, милую, добрую, которая просто хотела быть счастливой. И вдруг Ахим вскинул голову.

– Так вот почему Эльза просила Генриха не наказывать сурово её обидчиков! – воскликнул он. – Вот почему она сказала, что понимает причины их поступка, что прощает их! Она знала их имена. Знала, но промолчала, не желая мстить им.

Но если месть так и не смогла ожесточить сердце юной Эльзы, то страдающий от горя отец широко распахнул перед ней двери своей души. Ахим вскочил с места и быстро приблизился к Клосу.

– Выполнит ли ландграф данное Эльзе обещание или не выполнит, простит преступников или нет, но он должен узнать имя истинного виновника убийства моей дочери! – потребовал он.

– Любовь Генриха к Эльзе была сильна и огромна, и потому он обязательно накажет виновного, даже если это окажется супруга его, – ответил Клос.

– И поделом ей!

– Но знаете, гер Штаузенг, – продолжал рыцарь Кроненберг, – Ландграф буквально вчера приезжал ко мне и поведал, что Патриция искренне раскаивается в злобе своей на бедную девушку, и даже решила месяц провести в молитвах и покаянии. Мне кажется, она сама пришла в ужас от своего злодеяния и теперь терзается муками совести.

– Её молитвы не вернут мне дочь!

– Конечно. И видимо, графиня тоже это понимает, так как изъявила желание стать матерью для малыша Берхарда.

Ахим Штаузенг так и замер от неожиданности.

– Матерью? Мой бедный внук! И вы ей верите? Подумайте сами, как она сможет полюбить сына женщины, которую так сильно ненавидела?

– Возможно, она пытается хоть как-то загладить вину свою перед мальчиком…

– Я ей не верю, – твёрдо подвёл черту Ахим и, отвернувшись, ушёл в другой угол комнаты.

Но Кроненберг ещё не окончил разговор, а потому последовал за собеседником.

– Возможно, гер Штаузенг, мои доводы вам покажутся неправильными и даже циничными, – негромко стал говорить Клос, приблизившись к бюргеру, – но я их всё-таки изложу. Я знаю графиню Патрицию уже несколько лет и могу заверить, что она не такая жестокая, просто ревность затуманила её разум. Да вы и сами не сразу поверили в её причастность к преступлению. Лично я верю, что её раскаяние искренне. Да, я с вами согласен, виновные должны быть наказаны. Но ведь в глазах закона и общественности Патриция невиновна. Она – обиженная предательством мужа жена, она защищала свою честь и честь семьи от коварной любовницы, дочери обычного бюргера, увлёкшей в свою постель богатого ландграфа. Если Генрих решит наказать жену или прогнать из Регенплатца, то общество, вассалы будут на её стороне, а значит, против Генриха и против сына его. Имена вашей дочери и вашего внука будут втоптаны в грязь. А главное, подумайте о внуке. Генрих хочет сделать его своим наследником. Но ведь Берхард бастард, незаконнорожденный. Вассалы могут не принять его, восстать против его власти над ними. А если Патриция примет Берхарда, назовёт своим сыном (тем более что родных сыновей у неё нет, и уже вряд ли будет), преклонится перед ним, как перед будущим правителем, тогда ваш внук однажды уверенно сядет на трон Регенплатца. Представьте себе всё это, гер Штаузенг, и подумайте.

Ахим молчал. Услышанное тяжёлым грузом укладывалось в его разуме. Но, разложив все доводы Клоса Кроненберга, он увидел, что они верны. Как не хотелось Ахиму признавать правоту своего собеседника, но он вынужден был сделать это.

– Значит, вы предлагаете мне скрыть от ландграфа истинного виновника в смерти Эльзы? – спросил он. – Тогда зачем вы вообще рассказали мне о признании бродяг?

– Вы потеряли родную дочь, – спокойно ответил Клос. – Ваше горе значительно больше, чем у остальных, даже чем у горячо любившего Эльзу Генриха фон Регентропфа. Вы как никто другой из нас вправе требовать заслуженного наказания виновных в горе вашем. Вот поэтому я и назвал вам их имена, чтобы именно вы решали их судьбу. Я ничего вам не предлагаю. Просто высказал, как я вижу сложившуюся ситуацию. И если вы примите решение сообщить ландграфу о причастности его супруги к убийству Эльзы, я ни в коем случае не стану вас порицать и отговаривать. Я немедленно отвезу бродяг к ландграфу, чтобы он лично допросил этих убийц, произвёл над ними открытый суд и вынес приговор.

Ахим Штаузенг снова углубился в раздумья. Он походил по комнате, посмотрел в окно, вновь смерил комнату широкими шагами. Решение давалось ему нелегко. Жажда мести вела в его душе жестокую борьбу с выводами разума. Клос не мешал ему. Он отошёл к камину и молча помешивал кочергой угли. Наконец, взвесив все «за» и «против», Ахим сделал свой окончательный выбор.

– Рыцарь Кроненберг, – подойдя к Клосу, произнёс он. – Я вынужден с вами согласиться. Желание сохранить имя моей дочери чистым и мысли о великом будущем моего внука Берхарда убедили меня усмирить гнев против ландграфини Патриции фон Регентропф. Я и вы оставим в тайне участие её в этом убийстве. Генрих ничего не узнает. Но я всегда буду помнить о её поступке и проклинать её.

– А какова участь разбойников?

– Отдавать их в руки ландграфа нельзя. Хоть они и не знают имени заказчика, но Генрих человек не глупый, и по их объяснениям и описаниям вполне сможет догадаться, кто это такой. Тем более в замке ландграфа они смогут увидеть и узнать ту самую служанку, через которую получили указания и деньги. А значит, убийц нужно казнить раньше. Вы сами сказали, что я как никто другой имею право воздать им по заслугам. Отдайте их на растерзание мести моей. А ландграфу скажите, что бродяги оказали сопротивление вашим солдатам, и их пришлось убить. Хотя это не слишком похоже на правду. Ну, тогда, что они сами лишили себя жизни, испугавшись гнева повелителя. Придумайте что-нибудь.

– Хорошо, гер Штаузенг, так и мы с вами и поступим, – согласился Клос Кроненберг. – Пойдёмте, я провожу вас к пленникам.

Высокочтимые гости ещё почивали, а в замке Регентропф с первыми лучами солнца уже вовсю кипела жизнь. Слуги наводили чистоту после прошедшего накануне пира, начищали столовое серебро, повара с ещё большим усердием трудились на кухне, жарили, варили, кипятили, конюхи мыли и готовили к выезду лошадей – ни один человек не сидел без дела. Генрих озабоченно ходил по замку, отдавал распоряжения, проверял их исполнение. Наступал важный и ответственный день для семьи Регентропф – бракосочетание младшего брата ландграфа Норберта и прекрасной дочери барона фон Фрейнера Герды. А потому и хлопот предстояло много.

Генрих прошёл через рыцарский зал, поднялся по лестнице и заглянул в покои своей супруги. Патриция сидела перед небольшим зеркалом и, смотрясь в него, наблюдала, как Ханна красиво укладывала на её голове ярко-голубой платок, пряча под него великолепные волосы хозяйки.

– Патриция, ты уже оделась? – поинтересовался Генрих. – Мне не хватает твоей помощи. Скоро уже проснутся гости.

Молодая женщина отвернулась от зеркала и послала мужу ласковую улыбку.

– Ты создаёшь своим гостям прямо-таки райские условия жизни. Предупреждаешь каждое их желание, позволяешь жить без забот…