Ливень в графстве Регенплатц

Вскоре все заняли свои места, голоса смолкли, и торжественная церемония бракосочетания началась. Исполненный достоинством барон фон Фрейнер по центральному проходу под восхищённым взглядом публики степенно подвёл прелестную Герду к алтарю, где её уже поджидал счастливый жених, и, вложив в руку Норберта руку дочери своей, отошёл в сторону, заняв место возле супруги. Пастор в праздничных одеяниях осенил молодых крестным знамением и повёл торжественную речь. Он благодарил Господа, который подарил людям чувство любви, он благословил горячее желание молодых вступить в брак, создать семью, он поведал, как много хорошего принесёт им этот шаг, но и призвал к ответственности… Новобрачные, стоя перед алтарём, терпеливо слушали пастора, равно как и все присутствующие. А красноречивый пастор, чувствуя такое внимание, всё говорил и говорил, и бедной Патриции казалось, что его речь не закончится никогда. У женщины сильно разболелась голова, в переполненном людьми помещении не хватало воздуха, полумрак в глазах становился всё гуще. Патриция старалась держаться, надеясь, что сможет вытерпеть недомогание и достойно отстоять всю церемонию, но не получилось. Как раз в тот момент, когда пастор объявил Норберта и Герду мужем и женой, гости вдруг громко и тревожно ахнули. Патриция потеряла сознание и упала на пол. Испуганный обмороком жены, Генрих тут же наклонился к ней.

– Патриция, что с тобой? – вскричал он, приподняв голову супруги. – Боже, она без сознания! Ей плохо! Гойербарг!

– Лекаря! Лекаря скорей! – подхватила окружившая Генриха толпа, совсем забывшая об истинных виновниках торжества.

– Я здесь, ландграф, – пробрался сквозь народ Питер Гойербарг.

Он пощупал пульс у женщины и распорядился:

– Её надо немедленно вынести на воздух.

Генрих бережно поднял Патрицию на руки и быстро направился к выходу. Толпа как могла, расступалась, пропуская сквозь себя шедшего с драгоценной ношей ландграфа. На полпути Генрих остановился и обернулся.

– Прошу праздник продолжать! – громко призвал он. – Молодожёны сегодня достойны большего внимания. А с ландграфиней всё будет хорошо.

Генрих и лекарь Гойербарг вышли на улицу и огляделись. В стороне они заметили стог сена под навесом и направились к нему. Толпившийся у стен собора народ с любопытством и шушуканьем наблюдал за своим господином. «Что-то случилось, ваше сиятельство?» – рискнул поинтересоваться кто-то из мужчин. Но Генрих, не останавливаясь, лишь отрицательно покачал головой в ответ и даже не взглянул на спросившего.

Зайдя под навес, Генрих аккуратно положил Патрицию на сено и по просьбе Гойербарга расстегнул её корсаж. Поток свежего воздуха ворвавшегося в грудь и лёгкое похлопывание лекаря по щекам быстро привели Патрицию в чувство. Она глубоко вздохнула, потом ещё глубже, и открыла глаза.

– Патриция, ты очнулась, – облегчённо выдохнул Генрих. – Как же ты меня напугала.

– Генрих… извини, не знаю с чего это со мной, – тихо проговорила Патриция. – Я наверно… Наверно, весь праздник испортила…

– Ерунда. Не думай об этом.

Патриция приподнялась на локте. Головокружение вроде больше не чувствовалось, и Патриция попробовала сесть. Генрих заботливо поддерживал её. Вдруг раздался громкий колокольный звон.

– Церемония закончилась, – заметила Патриция. – Сейчас Норберт и Герда будут выходить из собора. Иди к ним, Генрих.

– Ну, что мне одному возвращаться? – возразил Генрих. – Ты слаба… Я не пойду.

– Иди, ты должен встречать их…

– Вам действительно необходимо быть там, ландграф, – присоединился и лекарь Гойербарг. – Не волнуйтесь, я останусь с ландграфиней и помогу ей.

Генрих и сам понимал, что в данный момент его место рядом с братом, с новой роднёй, но тяжело было оставлять супругу в таком состоянии.

– Хорошо, – всё же согласился он. – Я пойду. Но скоро вернусь. Ждите меня здесь.

И Генрих направился обратно к собору.

Колокол не жалея голоса кричал на весь Регенплатц о радостном событии, случившемся в этот солнечный майский день. Гордые и счастливые Норберт и Герда, осыпаемые цветами и поздравлениями, по широкой дороге проходили под восторженные возгласы гостей и горожан. А Генрих нервничал, его беспокоило состояние Патриции. Она ни разу не теряла сознание, даже могла стойко вытерпеть боль и вдруг такая слабость. С чего вдруг? Уж не здоровье ли подвело её? Спустя короткое время Генрих, решив, что его присутствие на торжественном шествии больше не обязательно, поспешил вернуться к супруге.

Патриция уже чувствовала себя значительно лучше. Она вместе с лекарем сидела на сеновале и беседовала, видимо, о чём-то серьёзном, так как меж её бровями пролегла морщинка заботы. Завидев приближающегося Генриха, лекарь Гойербарг поднялся.

– Ну, как ты, Патриция? – поинтересовался Генрих. – Вижу, на щёчки твои румянец вернулся. Что с ней было такое, гер Питер?

– Я бы хотел ответить, что у ландграфини случился обыкновенный обморок из-за духоты, – ответил лекарь, – но это не так. Я сейчас расспрашивал ландграфиню о её самочувствии в последние дни, выслушал все её жалобы на него и пришёл к выводу, что, скорее всего, недомогание вызвано зарождением в её чреве ребёнка.

– Ребёнка?! – одновременно воскликнули изумлённые Генрих и Патриция.

– Да. Не знаю, хорошо это или плохо…

– Конечно, хорошо! – заверил Генрих.

– Это замечательно! – обрадовалась Патриция и, подбежав к мужу, крепко обняла его. – У нас родится сын, Генрих. У нас обязательно родится сын!

– Безусловно, это событие замечательное, – проговорил Гойербарг, – но при вашем здоровье…

– С вами мне ничего не страшно, гер Питер.

– Патриция права, – подхватил Генрих. – Ваши знания и мастерство помогут ей. И я прошу вас отныне чаще приходить в замок и внимательнее следить за здоровьем моей супруги.

– Я бы не смог поступать иначе, ландграф, – с уважительным поклоном ответил Гойербарг.

– А если понадобится, то можете и вообще переехать в Регентропф.

– Если обстоятельства потребуют, то я непременно воспользуюсь вашим приглашением.

– А теперь нам пора идти, – сказал Генрих. – Как ты, Патриция? Сможешь ехать на коне или приказать приготовить тебе паланкин?

Патриция подняла на супруга сверкающие счастьем зелёные глаза.

– Я люблю тебя, Генрих, очень люблю, – нежно произнесла она.

Генрих заглянул в эти глаза и отвернулся. Он способен был разделить радость, но не любовь Патриции. И ему даже стало стыдно за это.

– Я всё-таки велю приготовить для тебя паланкин, – проговорил он и пошёл прочь.

Патриция никогда ещё не была так счастлива. У неё всё получилось, в её чреве зародился сын Генриха, настоящий законный наследник Регенплатца. Эльза проиграла, её отпрыску не будет места в замке, а со временем Патриция сумеет выжить его и из сердца Генриха.

Как и было велено, узнав о беременности, Патриция в тот же день отправила Ханну с этим известием к Хельге. Ведьма передала со служанкой бутылочку со снадобьем, несколько капель которого способны были усмирить острую боль и физические страдания будущей матери. Но Хельга предупредила, что принимать его нужно только в крайних случаях, когда терпеть мучения уже невыносимо, иначе лекарство станет отравой. Это снадобье очень пригодилось Патриции. Иногда действительно боль наступала такая, что хотелось кричать, она пронизывала всё тело, будто калёным железом. Но всего пять капель горького на вкус, но обладающего волшебной силой снадобья, и муки исчезали, уступая место свободе чувств и хорошему настроению.