Лиза мне в паспорт

Суббота, день, а он не спешит домой, впрочем, как и я.

Ладно отец - мама укатила с подругами в Милан на целую неделю, и он занимает свое время как может, а я… А у меня дома почти никогда особо интересных дел не бывает.

– Присоединяйся!
– тут же его приглашаю. Нажимаю на кнопку внутренней связи и прошу секретаря: - Анжела, организуй нам бутылочку коньяка и нарезку, как я люблю!

Не проходит и пяти минут, как она вплывает в кабинет с подносом, на котором высится графин с коньяком, а также несколько тарелок: с мясом, сыром, зеленью и лимоном.

– Вот зря я тебе ее оставил! Зря… - сокрушается отец, когда секретарь выходит из комнаты.

– Понимает с полуслова! Умница!

Меня тянет на смех:

– Поначалу я думал, что ты оставил ее, чтобы докладывала о каждом моем шаге!

– Не без этого, не без этого… - кивает отец и поднимает бокал: - Ну, за достойную смену в семье Чаадаевых!

– Ага!
– легко касаюсь края его бокала своим—

Пробую на язык жгучую янтарную жидкость.

Я - достойная смена… Вроде бы слышу это от отца далеко не в первый раз, а попрежнему приятно.

С той самой аварии, когда отец повредил позвоночник, прошло почти четыре года, а он так до конца и не оправился. Слава богу, заново научился ходить, но вот бегать уже никогда не сможет. Многие месяцы прожил с мамой в Германии, а когда приехал обратно, возвращался к делам очень не спеша. Разграничил обязанности между мной и остальным руководящим составом. Себе оставил минимум, стал больше отдыхать, путешествовать.

С тех пор как я начал чувствовать себя в бизнесе достаточно уверенно, его отношение изменилось. Он будто начал видеть во мне практически равного. Мне это тогда ужасно польстило, да и до сих пор льстит—

Иногда сидим с отцом вот так, подружески, за бокалом коньяка в моем кабинете. Я для этого дела даже специальное кресло ему поставил.

– Скажи мне, сын, что у тебя за разборки с Ливановым?
– вдруг огорошивает он меня, удобнее устраиваясь в своем кресле-

«Вот дьявол!»

– Как ты узнал?!
– возмущенно вздыхаю.

Я собаку съел на том, как надо заметать следы-

– Птичка на хвосте принесла… - сообщает он, делая новый глоток.

– Сколько у тебя этих птичек?..

Не стань отец бизнесменом, был бы гениальным следователем. Отыскать иголку в стоге сена для него - плевое дело!

– Ливанов - куча дерьма, а не человек, - сообщает отец как бы между прочим.

«А то я не знаю…» - усмехаюсь про себя-

– Тронешь его и замучаешься отмываться от мерзкого запаха… - продолжает он.
– Зачем ты устраиваешь ему неприятности?

– Задолжал он мне!
– честно и откровенно признаюсь-

– Я хочу знать детали… - кивает отец-

«детали он хочет знать… Так вот по какому поводу заглянул на коньяк!» - вдруг доходит до меня.

Иногда мне кажется, что отец в принципе никогда ничего не делает просто так.

Могу и промолчать, имею такое право. Могу соврать. Но… не хочу! Все эти секреты, что ношу в груди, потихоньку точат и разъедают душу. Может бьтть, поэтому и не получается отпустить ситуацию? Поэтому и варюсь в ней до сих пор, как в адовом котле? Мне надоело держать в себе эту историю.

– Отец, у тебя когда-нибудь был в жизни случай, когда ты не мог защитить маму от опасности? От реальной такой физической опасности… Хоть раз?

– Ну, было… - кивает он.

– Ты знаешь, мы с твоей матерью вместе со студенческой скамьи—

Так вот: один раз возвращались мы из кино через парк, и на нас напала шайка местных гопников. Мне дали в морду, да так крепко, что ненадолго отключился, а ей… В общем, снасильничать хотели. Нам повезло, прохожие увидели, что на нас напали, подняли шум, те сволочи сбежали… Так вот я каждого… Каждого потом нашел и зубы повыбивал, чтобы было неповадно! А что у тебя случилось, сынок?

И тут меня прорывает-Беру и выкладываю всю ситуацию с Лизиным похищением. Старая история встает перед глазами так, будто это случилось вчера. Я ничего не забыл, и такое ощущение, что никогда не забуду.

– Умно ты поступил, когда мной прикрылся… - усмехается отец.
– да, имел я дело с этой падалъю, он от меня когда-то еле ноги унес…

Рассказываю ему, как тот попрощался с Лизой, точнее с силой пнул ее напоследок, как она потом ревела в моей ванной и хотела обрезать себе волосы. Жуткое воспоминание, которое до сих пор переворачивает душу. Только теперь я не беззащитный юнец, теперь я за себя и постоять могу.

– Стоп, сын!
– прерывает мой путаный рассказ отец.
– Ты говоришь, что она была его невестой? Тогда как она попала к тебе? Ты мне так и не рассказал, как Лиза у тебя появилась!

– Эта история тянет на новую порцию коньяка… - усмехаюсь, взглядом показывая на почти пустой графин.

– А я никуда не спешу!
– отец разливает остатки по бокалам, делает глоток и явно ждет от меня продолжения.

– Помнишь, как отслюнявил по моей просьбе двенадцать миллионов?

– Отчего же не помнить, - кивает Чаадаев-старший.
– Но как и обещал, я в это дело не лез… Знал, что ты когда-нибудь расскажешь… В той истории тоже есть какая-то подлость?

– Есть… - грустно киваю.
– Только совершил ее не Ливанов, а я… После того как впервые встретился с Кареглазкой, ни о ком друг ом думать не мог…

И я вываливаю ему вторую часть этой постыдной истории. Не утаиваю ничего, вплоть до сюрприза в шампанском.

Отец некоторое время сидит без движения, молча переваривает, а потом признается, шумно вздыхая:

– Хорошо, что ты мне тогда этого не рассказал… Я бы тебя прибил, наверное… А по-нормальному неужели нельзя было девушку получить? Обязательно так?!

– Это было мерзко, знаю… Я это и тогда понимал, только признавать не хотел-

– Ну, девчонке повезло, что Ливанову не досталась… И она тебе потом, считай, отомстила с твоим приятелем, Морозовым… - зло хмыкает отец.

– Она не спала с ним, - признаюсь теперь, хотя стоило это сделать давным-давно.
– Там та же история, что с мамой и теми гопниками… Он пытался ее изнасиловать, а мы не поняли…

Но я потом ему зубы повыбивал, как ты выражаешъся, чтобы неповадно было. А вам с матерью не стал рассказывать, чтобы вы не давили на меня с женитьбой…

Признаюсь и как камень с души снимаю. После всего, что бьтло, мне вдруг становится легче. А вот отцу от моего признания, кажется, совсем паршиво. Его лицо вытягивается - и значительно. Он долго молчит, цедит коньяк.