Логофет Базилевса

Иоанн ухмыльнувшись, при виде того, как трясущийся от страха чиновник выскочил в дверь, услужливо открытую чернокожими рабами, вновь погрузился в тяжкие раздумья.

В соборе Успенья Божьей Матери было не протолкнуться, сегодня на заутрене в церкви стояли сам князь Ростово-Суздальского княжества Юрий Владимирович с семьей и его гость старший брат Мстислав Владимирович. Столпившиеся жители Суздаля с любопытством разглядывали старшего брата своего князя, которого они еще не видели. Приехал он со свитой заполночь, а утром уже стоял на молитве, выказывая свою приверженность божьему слову. После окончания молитвы, братья вышли и вместе пошли пехом в княжеский терем, находившийся неподалеку от собора. Десяток крепких воев бдительно следил за окружающими. И хотя князьям здесь нечего было опасаться, охрана не расслаблялась. Братья между тем продолжали, начатый еще поздно вечером разговор.

– Вот так и получилось Гюрги,- говорил Мстислав младшему брату, - исчез

Давыд, аки тать в ночи, а теперь слух пошел, что я с отцом его вместе с семьей распорядился зарезать.

– А ерунда,- махнул рукой, Юрий,- если живы они, то объявятся, а не объявятся так тому и быть. Ты мне лучше расскажи, что там наш брат Глеб поделывает. Надо бы его, по какому случаю вызвать хоть в Киев этим летом. А то может, так и не увидим брата родного. Или не совсем родного?- и он с хитрой усмешкой посмотрел на Мстислава. Но Мстислав оставался серьезным.

– Не шути так брат, сказал он,- отец лично его признал, а помнишь, как Ярополк сомневался, а вои говорили, что при встрече у него даже слезы были, да и Глеб прослезился. А вообще, если хочешь знать,- он склонился к уху брата и заговорил совсем тихо, - если он и не брат, то все делает, как родич настоящий. Стоило отцу сказать, что нужно ратиться идти, слова не сказал, поднял войска свои и на Муром пошел. Таким братом дорожить надо. В степи уже почти все половцы под него ушли. Да, что половцы. Вон торкский хан Аюб, сказал, что первый раз видел, как рус правильносидел на кошме и кумыс пил. Он отцу все намекал, что уйти они теперь могут под Тьмутаракань, дескать, Глеб им намекнул, что ежели под него пойдут, то не пожалеют. Про его удачу военную уже былины ходят. Сам ведь знаешь, что он Биляр взял. А мы сколько раз пытались на булгар ходить, такого не получалось ни разу. Но, мне совсем не нравится, что его купцы теперь без пошлины через булгар идут. Наших то, когда они по Итилю в Персию спускаются, или в Тьмутаракань,чистят безбожно. А в Муроме, говорят, городские ворота он громом небесным сломал.

– Так, может, это греческий огнь был?- задумчиво спросил Юрий, - как тогда у Херсонеса, наши лодии ромеи сожгли.

– Нет, огонь он бы горел бы и все, а тут якобы настоящий летний гром зимой был, и в воздух все взлетело. И в первый раз я такую историю слыхал, что не дал он половцам воли, город разорить. Понимаешь, что это значит - он действительно для них стал ханом. А нас, когда они слушались? Всегда мы от них ожидали, что в любой момент предать могут.

С воями, которые после Мурома в Киев ушли, передал он письмо отцу нашему, дескать не советует он мир с ромеями нарушать из-за земель дунайских, и намекнул, что есть у него задумка с базилевсом на турок идти.

Юрий наморщил лоб:

– Турки, то это кто такие?

Мстислав замялся,- Ну это навроде печенегов наших, только они на южном берегу Чермного моря обитают и ромеев беспокоят. Наши полки то уже видывали их. Говорят, бьются крепко. Так вот он и пишет, что если все получится, то хочет он, что Киев полки свои тоже выставил. И главное манит то он чем? Пишет, что доспехов и броней у турок много, есть, что взять, не то, что голожопых печенегов по степям вылавливать. А в Диком поле в этом году делать нечего, те половцы, что под Глеба не пошли за Итиль удрали и оттуда носу не кажут.

Братья пошли дальше, Мстислав крутил головой разглядывая Суздаль, где последний раз был очень давно, а Юрий также шел погруженный в свои мысли, периодически поглядывая на спутника неприязненным взглядом.

– Конечно,- думал он, - Мстислав рад, что грех свой давний на нем теперь не висит, что тогда мальца в лесу потерял. Нашел себе родича! Вишь, говорит, выступил на нашей стороне! Ну, и что из этого. Ох, и хитер видно этот Глеб, всехобошел. Ладно, пусть пока так будет. Не судьба сейчас с отцом спорить. Погодите, еще придет мое время.

Он повернулся к брату:

– Феодор, что ты там рассматриваешь?

– Да вот смотрю, хорошо ты град свой укрепляешь, и ров сделан неплохо. Я лет десять назад здесь был, так ничего еще не было.

Будущий Долгорукий довольно улыбнулся:

– А то, что думаешь, только вы с отцом мастеров имеете хороших. Хватит глазеть, пойдем, в кои веки встретились, посидим за столом праздничным.

Уже месяц я дома, позади была радостная встреча с Варварой, которая, наплевав на все условности, вместо положенных приветствий просто крепко обняла меня и заплакала на груди.Когда после первых объятий, я посмотрел на ее пополневшую фигуру, все было понятно – нас ожидает пополнениесемейства. Но я даже обрадоваться по-настоящему не успел потому, что практически сразу меня завалили делами и вопросам, которые накопились за время моих зимних приключений.

Первым делом ко мне явились оба префекта, и их доклады я выслушивал, а потом обсуждал почти целый день. Все проблемы упирались в одну, резкое увеличение населения грозило голодом. Конечно крестьяне уже позанимавшие опустевшие селения касогов, начинали распахивать земли, но нужно было зерно и не только на сев, но и на еду. А взять его было собственно неоткуда, разве только у ромеев. Хорошо, что мне не надо было кормить орды половцев, кочевавших в Крыму, но дружина хотела, есть и пить, как и все прочие обитатели княжества. Да уж, если бы не удачный захват Биляра, я бы был полный банкрот. Но все равно, останавливаться было нельзя. Собранное войско должно воевать, а проблему, что с ним делать дальше решать по мере возникновения.

Первый корабль, ушедший в Константинополь увез мое письмо Иоанну. Я сам, вложил его в письмо, которое Гаяс отправлял логофету дрома, как я и думал, он аккуратно информировал своего начальника о происходящем.

Но вообще то с этим вопросом надо было заканчивать, и я в один прекрасный день собрал всех своих немногих чиновников - ромеев у себя в доме и рассказал им немного о своих планах. Но главное было то, что отныне они подчиняются мне не как эпарху, ставленнику Василевса, а как князю, полноправному правителю Тамани и Тавриды. Особого удивления в глазах прожженных бумагомарак я не увидел. Они уже давно видели, к чему вела моя деятельность. Но молчание Василевса сбивало их с толку. И они даже сейчас подозревали, что здесь не все итак просто.

Сам же Гаяс в личной беседе со мной заверял меня в своем полном и беспрекословном подчинении и преданности. Но было понятно, что вся эта ромейская шобла предаст меня при первой реальной угрозе своему благополучию. Нужно было постепенно менять всех на своих, преданных мне людей. А где их было брать.

Настроение немного улучшилось после того, как пообщался с Ратибором. Тот за зиму смог незаметно взять почти всю власть в свои руки. Иромейская администрация собственно говоря была номинальной. По всем жизненно важным вопросам обращались к нему. Он успевал воевать, с неожиданно забывшими свои распри касогами,ухитрился их загнать в горы, где они начали умирать от голода и вынужденно сдавались на милость победителя. И следить за постройкой крепости, чьи стены уже начинали виднеться на противоположном берегу.

В конце своего доклада он с вздохом сообщил:

– Ты знаешь, Глеб Владимирович, все же годы берут свое, когда я тридцать лет назад здесь был, то такими делами с удовольствием занимался, а нынче, что-то подустал.

И улыбнувшись, добавил:

– Ну, а ты теперича, благословясь, за дела возьмешься, мне старому хоть от дел отойти дашь.

– Ратибор, да ты что, я таких слов от тебя еще не слышал. Что это за лихоманка на тебя нашла?

– Ну, так слушай, ты хоть знаешь, сколько годков мне минуло? Вот не знаешь, а я ведь постарше твоего отца буду.