Локи все-таки будет судить асгардский суд?

— Очень интересно, — царица Листиков склонила голову. — И что же приближается?

— Rache{?}[Месть], — улыбнулась Фену, призывно облизывая губы. О, как же ей хотелось, чтобы человека потом отдали ей на растерзание.

— Да, месть, — кинул Хагалар. — Этот, прости етуны, смертный посмел оскорбить и унизить нашего юного бога.

— И он еще жив? — притворно удивилась Царица Листиков. — Какое упущение с твоей стороны!

— Я его немедленно исправлю! — заверил ее Хагалар, обращаясь в летучую мышь.

Когда Брюс Беннер говорил про себя, что зол постоянно, он просто не представлял себе, что такое быть всегда по-настоящему злым. Причем не злиться на конкретного кретина, а ненавидеть всё живое. Большинство асов видели жизнь либо в нейтральных тонах, либо в светлых с примесью темных. Но не таков был Гринольв. Он видел мир во тьме. Не было никого, кого бы он любил, не было ничего, чему он бы поклонялся, зато было многое, что он ненавидел. Он был очень честолюбив, поэтому достиг невероятных высот, он был невероятно трудоспособен и верен, а еще обожал всякие правила, которые привносили порядок в его серую тусклую жизнь. Поэтому, несмотря на то что поганый Арнульв пленил его и оставил умирать, вернувшись к жизни, Гринольв не расчленил Хагалара. Он бы не расчленил его, даже если бы ему удалось выбраться из хитроумной ловушки много столетий назад, скорее отстегал бы плетью и научил бы правильно пленять сильных противников. Сейчас же, тысячелетия спустя, мстить былому врагу не было смысла, да и не воспринимал он никогда своего воспитанника врагом. По законам Асгарда ответственность за проступки и преступления несовершеннолетних лежала на плечах их старших родичей, поэтому ребенок был неподсуден, его нельзя было ни пытать, ни убивать, ни даже судить на тинге. Гринольв до сих пор воспринимал Хагалара ребенком, а вовсе не взрослым. Как и прочих воспитанников, которых обнаружил во дворце. Большинство, конечно, уже умерли, но их семьи до сих пор были благодарны Гринольву за устройство хуторов. Во дворце его боготворили. Казалось бы, всеобщая искренняя любовь и большое количество союзников должны были привнести хоть немного света в его черную, мрачную душу, но нет. Он помогал бывшим воспитанникам, если его просили, он очень многое делал для других, очень малое — для себя, но не получал от проявления доброты никакого удовлетворения. За глаза его звали дренгом — совершенным асом, но Гринольв не считал себя достойным столь высокого титула.

А еще его ужасно раздражала молодая жена, которая не желала становиться женой в полном смысле слова. Сиф считала себя сильным воином, и никому не признавалась, что вторая ночь с супругом закончилась дракой. Она заявила, что не возляжет с ним, пока не случится великая битва и Асгард не будет снова верховодить Девятью Мирами. Гринольв высказал свое мнение. Девчонка воскликнула, что он ее не заставит. Гринольв предложил проверить. В ее руке сверкало настоящее копье, с которым она прекрасно управлялась, он же взял первую попавшуюся палку и победил буквально за минуту-другую. Девчонка такого провала не ожидала. Скованная, беззащитная, она ничего не могла сделать, только выкрикивать проклятья, но до такого позора все же не опустилась. Лишь с ненавистью взирала на мужа.

— Я никогда не насиловал женщин, — бросил он прежде, чем уйти. Больше он к жене не приближался, а она избегала его. Так они и жили: на людях — душа в душу, дома — по разные стороны баррикад.

Когда Хагалар незаметно отделился от тени колонны, то получил по зубам. Не со зла, а просто потому, что не надо неожиданно появляться.

— Мой дорогой хозяин жизни моей, как ты прыток! Я едва успел увернуться! — воскликнул он. Гринольв знал, что он не успел увернуться, но позволил сохранить лицо и достоинство. Хагалар должен оценить его доброту.

— Я к тебе по одному малюсенькому делу, которое не займет у тебя много времени, — скороговоркой проговорил тот, вытирая украдкой кровь с губы. — Приятель Тора — маленький такой человечек. Он оборотень и согласился сразиться с нашим сильным воином в своей боевой ипостаси огромного безумного монстра. Все как ты любишь. Твоя задача …

Хагалар умел говорить кратко и по делу, когда на него смотрели глаза, полные ненависти. Гринольв кивнул, подтверждая, что понял поставленную задачу. Человечишка посмел оскорбить царевича. Наказание, выдуманное Хагаларом, еще очень гуманное для Асгарда. Если бы он был на месте поселенцев, то не церемонился бы с человеком и бросил бы его на растерзание морским хищникам.

Слухи разлетаются быстро, особенно во дворце. Так же быстро разнеслась весть и о скором поединке между непобедимым Гринольвом и другом старшего царевича, который вроде как умел превращаться в бессмертное зеленое чудовище. Если бы человек был женщиной, Фригг решила бы, что Тор завел дружбу с ведьмой. У каждой ведьмы был зооморфный двойник, которого мог заметить только обладатель двойного зрения. Появление зооморфного двойника сулило добро и удачу, но распространялось ли давнее поверье на мужчину да еще и из человеческого рода — этого Фригг не знала. Любые поверья оказывались палкой о двух концах. С тех пор, как Всеотцу поднесли великий дар — кольцо Драупнир — символ плодородия, страшного голода больше в Асгарде не было, но вовсе не потому, что бесплодные лавовые поля разом покрылись плодородной почвой, а потому, что расплодились морские животные и речная рыба. То же и здесь — если появление зооморфной сущности — благо, то нужно еще догадаться, на какую сторону жизни оно повлияет.

Весь дворец был взбудоражен состязанием, устроением которого занялась сама царица. Всё должно быть устроено в лучшем виде. На скалистом берегу установили магическую защиту, способную сдержать огромную физическую мощь. Тор утверждал, то его друг никакой магией не владеет, он просто одержимый, так что стена призвана была отражать не магические атаки, а удары огромных кулаков. На лавовые поля навезли кучу булыжников. Из них соорудили укрытия разных размеров и форм. Естественные ямы — провалы в грунте, — и так покрывали лавовое поле. Для зрителей установили полукругом высокие переносные лестницы. Всем жителям столицы не терпелось понаблюдать за поражением страшного монстра, ведь Гринольв — самый удачливый воин всех времен и народов. Ходили слухи, что он отказался от оружия, не возьмет ни топора, ни рогатины, и облачится в легкую одежду, потому что, по словам Тора, ни меч, ни копье не причинят великану никакого вреда.

Фригг не входила во все эти подробности. Вот уже несколько месяцев она не получала вестей от Локи, да и Тор почти переехал в поселение. Хорошо, что он не навещал смертную и не стремился в Мидгард; плохо, что оба царевича не покидают мир отверженных.

— Стоит ли нам перенести магическую деревню ближе к столице и объявить ее свободной? — как-то спросила она у Одина. — Наши дети в ней живут. Это неправильно. Локи ты сам туда отправил, но Тор.

— Подождем, — размеренно ответил Один. — Возможно, ты права, а, возможно, нет. Подождем.

Царице не нравились такие пространные, ничего не значащие ответы. Обычно они предвещали скорый сон Всеотца, но последний был всего два года назад. Пусть дети и прервали его, но повториться так быстро он не мог. На всякий случай царица спросила прямо, но не получила сколь-нибудь вразумительного ответа. Перед сном Один отдавал приказания многочисленной свите, расписывал, как жить ближайшие полторы-две недели, но сейчас ни с кем не обсуждал грядущее. О повторной коронации Тора речь не шла. Один почти не общался с наследником, зато Фригг старалась как можно больше времени проводить с ним, хотя он в последнее время вел себя странно: избегал не только ее общества, но и общества друзей. Он очень уставал после перелетов в поселение, но отказывался ехать на лошади, мол, на молоте гораздо быстрее.

— Мама, я очень жду поединка, — сказал он ей за день до назначенного часа. — Наконец-то вы убедитесь, что мой друг — прославленный воин. И тогда он вернется во дворец как победитель. Наконец-то он покинет деревню Локи, и наш народ его примет.

Тор мечтал о возвращении человека во дворец, но в последнее время говорил об этом без особого энтузиазма: его душой всё больше овладевала апатия — любимая наперсница скуки.

Восемнадцатое июня — эту дату по земному календарю асы выбрали для поединка. В поселении знали о нем, но наблюдать не желали. Как казалось Беннеру, местные жители не одобряли его выбор. Но что он мог сделать? С тех пор, как он переступил порог дворца, ему постоянно твердили о поединке: просили, уговаривали, даже приказывали. Эльма прямо заявила, что отдастся ему, когда он покажет себя бравым воином, а теперь еще и Тор подтвердил, что только поединок позволит Беннеру принять участие в предстоящей войне. Да, в мире богов были свои многочисленные недостатки, оставаться здесь навсегда он не собирался, но все же это была родина его друга и невесты — с недавний пор Брюс мысленно называл Эльму именно так. Ему есть, что защищать, ему есть, за кого сражаться.

За день до поединка он имел длительную беседу с Локи по поводу многочисленных реформ. Идей у принца хоть отбавляй, но воплотить их невозможно. Спорить с Локи он не стал, решил, что уже после поединка обсудит с ним все детали.

Вечером, когда начало темнеть, его неожиданно позвали в дом исцеления. Брюс напрягся: вдруг что-то случилось с Эльмой, — но, войдя внутрь, обнаружил незнакомого аса, лежащего на каменном столе. Мертвого аса.

— Ты хотел узнать, чем отличается маг от человека, — сказал целитель, даже не представившись. Угадать из двадцати четырех имен было сложно, и Беннер не стал пытаться. — Вот умер один из наших магов. Тело в идеальном состоянии. Мы решили показать тебе.