Локи. Дилогия
Шрифт:
– Что ж, тогда сразу после перехода в гипер, до которого, кстати, осталось чуть меньше часа, вы отправитесь в косметический салон. Добиваться единообразия в цвете ноготков и приводить в порядок шевелюры.
– Может, накажешь нас не так жестоко? – совершенно убитым голосом попросила Забава.
Он отрицательно помотал головой, выдержал приличную паузу и примирительно улыбнулся:
– На самом деле это не наказание. Мне надо, чтобы вы пару часиков провели в каком-нибудь не очень общественном месте. А то я что-то не понимаю кое-какие нюансы происходящего…
…Отказываться от выполнения этой просьбы, пусть и высказанной не самым стандартным образом, никто не собирался, поэтому во время завтрака мы с Забавой от души «попаслись» на страничках соответствующих заведений. А после того, как искин «Левиафана» разрешил свободное передвижение по кораблю, в сопровождении Ярослава выдвинулись в сторону чем-то понравившегося заведения. Да, по дороге чувствовали себя не очень уютно, но особо не дергались и ни от кого не шарахались. Зато, перешагнув через порог «Королевы красоты» и услышав еле слышный шорох, с которым за нашими спинами
Свободных процедурных кабинетов для любителей приватного общения в «Королеве» было предостаточно, поэтому сразу после оплаты счета мы были препровождены в уютную комнатку, оформленную в пастельных тонах. Оглядев виртуальное «распахнутое окно», за которым умиротворяюще шелестел молодой листвой весенний лес, быстренько заблокировали входную дверь, затем, не сговариваясь, вытащили из кобур игольники и положили их на сиденья кресел, стоящих вплотную к навороченным «Куаферам». Разобравшись с условным рефлексом, понимающе переглянулись, почти одновременно вздохнули и принялись раздеваться.
Забава избавилась от одежды первой, включила прогрев ложа на своем футуристическом монстре, нацепила стильные защитные очки и повернулась ко мне:
– Даш, я на досуге проанализировала процесс твоего врастания в нашу безумную семейку и пришла к выводу, что он получается достаточно болезненным. Пытаясь подстроиться под внешнюю сторону отношений между мной и Яриком, ты, по сути, ломаешь себя и свои представления о нормальном. Ничем хорошим это не закончится, поэтому я решила дать возможность заглянуть в тот период нашего прошлого, который позволит нас понять…
После этих слов Беклемишева сделала небольшую паузу, чтобы улечься на согревшееся ложе, ткнула в сенсор подтверждения готовности к началу процедур, дождалась опускания крышки и продолжила. Только значительно тише и глуше:
– Он начался в день, когда я узнала о гибели жениха, которого тогда искренне считала центром личной Вселенной. Не знаю, в курсе ты или нет, но остатки флота, выжившего в Левенской Бойне, еле-еле дотянули до Рубежа и забили не только все военные госпитали, но и гражданские больницы планеты обожженными обрубками человеческих тел. Алла Леонидовна сутками не вылезала из операционных, а дома не появлялась вообще. Тем не менее, меня осмотрела. По видеосвязи. И очень приблизительно объяснила сыну, что именно надо сделать для того, чтобы упростить работу специалистам, которые будут возвращать меня к нормальной жизни тогда, когда освободятся. В тот момент эта женщина толком ничего не соображала от усталости, но самое главное – совет тщательно искать и очень осторожно раздувать искорки любых положительных реакций на внешние раздражители – все-таки озвучила. А Локи не только его услышал, но и подошел к делу системно. В смысле, влез в мои учебники, собрал в отдельном файле список всех гипотетически возможных раздражителей и начал искать эти самые искорки. Тем не менее, первое время я реагировала только на его присутствие и голос. Переставала дрожать мелкой дрожью, если он ложился рядом, после долгих уговоров открывала рот, механически глотала воду или жидкую пищу и все! Однако он не сдавался – пробовал раздражать вкусовые рецепторы, экспериментировал с расстоянием между нами и типами прикосновений, играл громкостью голоса, интонацией, ритмом, вкладываемыми эмоциями и так далее, читал вслух мои любимые стихи и романы, рассказывал смешные байки и анекдоты. А еще давал слушать музыку всевозможных жанров и молодежные шоу, терзал ароматический блок ДАС, перепробовал все температурные режимы джакузи, кормил тем, что мне когда-либо нравилось, поил, причесывал и тэдэ. Ну, и параллельно делал все, чтобы у меня не появились пролежни. То есть, каждые час-полтора обтирал с ног до головы, переворачивал, при необходимости подмывал, перестилал белье, менял угол наклона кровати и так далее. Через неделю круглосуточной возни с безвольным телом обнаружились первые искорки – я научилась слышать самые простые команды, вроде как расстраивалась, когда Локи прекращал расчесывать волосы, и демонстрировала что-то вроде очень слабого намека на раздражение, сходив под себя. Сделав вывод, что первыми просыпаются слух и осязание, он удвоил свои усилия в этих направлениях, и искорки начали становиться ярче. Через какое-то время проснулось обоняние – во время очередного сеанса массажа с использованием ароматического масла у меня затрепетали ноздри. А потом мы выбрались на своего рода «плато» и застряли: я послушно ела, пила, справляла нужду по команде, млела от водных процедур и некоторых типов прикосновений, но двигаться дальше отказывалась…
Слушая это повествование, я представляла все то, что стояло за каждой отдельной фразой, и дорисовывала все усложняющуюся картинку тем, что оставалось «за кадром». «Ощутив» боль и сострадание тринадцатилетнего мальчишки, забывшего обо всем на свете ради того, чтобы вернуть вкус к жизни любимой подруге, задохнулась от ненависти к Логачевым. Причем ко всем сразу – его родители помогали посторонним людям, забыв о собственном сыне и воспитаннице, а остальные родичи, декларируя единство на словах, в упор не замечали проблем подростка, живущего в том же поместье. «Услышав» голос Логачева, ласково уговаривающего Забаву скушать еще хотя бы ложечку очень вкусного супчика, ужаснулась количеству его безуспешных попыток обнаружить хоть какую-нибудь искру. «Ощутив» счастье Локи в миг появления самой первой, вдруг поняла, что научиться радоваться таким «мелочам» можно только в очень большом горе. И… поняла, что эта парочка друг
для друга делала действительно ВСЕ. Без каких-либо исключений!А Беклемишева позволяла заглядывать в их отношения все глубже и глубже:
– Судя по тому, что за пять дней топтания на месте каждая искорка превратилась в приличный костер, Ярик вкладывал в меня всю душу без остатка сутками напролет. И добился своего – на рассвете шестого дня я выдохнула слово «Холодно!», с трудом, но перевернулась на бок и обняла Локи за талию. Нет, в тот момент я себя еще не осознавала, но уже тянулась к самому теплому человеку во всей Вселенной. Еще через пару часов вспомнила слово «Пить». А во время очередного сеанса массажа несколько раз произнесла слово «Еще!». К этому моменту я уже плотно сидела на эмоциональных крючках, и Логачев отказался отдавать меня освободившимся врачам. Зато, как хороший рыбак, принялся осторожно вытягивать меня к свету. Сам. Сначала просто добавлял длительности и яркости тем ощущениям, которые мне нравились. Потом начал загонять в ситуации, в которых желание получить привычное удовольствие вынуждало использовать «новые» слова, незаметно отодвигался, чтобы заставить тянуться вслед, прерывал интересный рассказ вопросом, на который напрашивался односложный ответ, и так далее. В общем, к моменту, когда мое сознание все-таки вышло из «стазиса», подсознание «не мыслило» существования без «источника тепла и удовольствий». Говоря иными словами, я физически не могла оставаться одна, ведь даже считанные мгновения, проведенные наедине со своими мыслями, успевали ввергнуть меня в такие глубины душевной боли, что страшно вспоминать. Он это чувствовал и продолжал со мной возиться до тех пор, пока я не нашла в себе силы потребовать, чтобы он вернулся в школу, продолжил тренировки и встал на боевое дежурство. С этого момента рассчитывать на все его время уже не получалось. Но я придумала очень неплохой способ бороться со своей «немощью»: когда он улетал на уроки, забивала голову учебой; отправлялся в рейды – оперировала или повышала квалификацию в Первом Военном госпитале Зеленограда; тренировался – тренировалась вместе с ним…
По ее словам, получив возможность посещать уроки и тренироваться, Локи стал посвящать занятиям каждое свободное мгновение и доводил себя до изнеможения. В результате догнал сверстников всего за четыре месяца. А потом еще и обогнал, устроив себе приличный задел на будущее. И это здорово порадовало, дополнив модель характера Логачева в «правильную» сторону. А вот рассказ о второй влюбленности Забавы я восприняла как-то уж очень болезненно. Вернее, не сам рассказ, а ее отношение к Логачеву во время короткого, но очень бурного романа:
– Несмотря на самоотверженность Ярика, воспоминания о Саше Потемкине продолжали бередить душу даже после того, как я условно выздоровела и вернулась к нормальной жизни. Поэтому на коллегу по имени Тимофей, работавшего в том же госпитале, что и я, среагировала несколько неадекватно – стараясь убежать от прошлого, ухнула во влюбленность и душой, и сердцем. Локи он страшно не нравился, но я этого не слышала – наслаждалась изысканными комплиментами, млела от роскошных букетов и подарков, моталась по ресторанам, ночным клубам и развлекательным центрам, объездила большую часть крупных городов Рубежа и обошла чуть ли не все крупные музеи планеты. Правда, отдаться Теме так и не сподобилась, ибо где-то в глубине души не хотела предавать первую любовь и ни на миг не забывала определение, данное Логачевым этому уродцу. Поэтому, возвращаясь домой под утро, молча забиралась под мышку Ярослава, забывалась счастливым сном, а ранним утром улетала либо в госпиталь, либо к Тимофею. Через пять месяцев такой безумной жизни я совершенно случайно столкнулась в городе с одной из своих старых подружек и стала невольной участницей крайне некрасивой разборки, во время которой внезапно выяснила, что у «похотливой пустышки», кроме меня, есть еще четыре совращаемых объекта. Возвращаться домой, к единственному другу, которого, считай, игнорировала все это время, было ужасно стыдно, поэтому я забилась в какое-то круглосуточное кафе и принялась надираться спиртным…
Локи нашел ее под утро, отследив местонахождение по айдишке. Вломившись в кафе, оплатил счет, поднял Забаву на руки и унес к своему айрбайку. Потом каким-то чудом довез безвольное тело до поместья, спустил в свои покои, уложил в медкапсулу и торчал рядом до тех пор, пока девушка не отошла от жесточайшей алкогольной интоксикации.
– Он не попрекнул меня ни словом, ни взглядом. Хотя прекрасно понимал, что я его, по сути, предала… - помолчав, эдак, с минуту, горько усмехнулась Панацея. – Помог пережить и этот удар судьбы, снова вернул веру в себя и убедил, что жизнь прекрасна и замечательна. Ну, а включать голову прежде, чем пускаться во все тяжкие, я научилась сама, разобрав на атомы и тщательно проанализировав жизнь следующего ухажера, появившегося после первого же выхода на работу. Увы, трое суток серфинга в Сети по страничкам Константина Стрешнева, его родных, друзей и бывших девушек напрочь лишили желания продолжать какое-либо общение. А после Кости было еще несколько не очень приятных историй с ухажерами, после которых у меня появилось стойкое омерзение ко всем представителям сильного пола…
Одним омерзением не обошлось – заявившись домой после расставания с очередным разочарованием, Забава решила утопить душевную боль в вине. И, приняв на грудь бутылки полторы, вдруг «прозрела». Решив, что трагедия с женихом и крах отношений со всеми последующими мужчинами – это наказание. За то, что она нарушила обещание, данное самой себе в далеком детстве!
– Поутру, протрезвев, я включила голову и вроде как убедила себя в том, что этот тезис не имеет ничего общего с действительностью… - после небольшой паузы криво усмехнулась Беклемишева. – Но где-то в глубине души была непоколебимо уверена в том, что моя собственная жизнь закончилась в день гибели родителей. А эта, вторая, должна целиком и полностью посвятить Ярику. Ведь все то время, которое жила им одним, я была по-настоящему счастлива…