Локотство

– Зачем, Хромой?
– спросил Оруз, когда мы отошли в сторону.

– Разъяснить всё полностью. Сейчас я не совсем понимаю, что происходит. Кормы жмутся. Рупос, вообще сбежать подумывает. Нужно единство, а его у нас нет. Все боятся друг друга.

– Слова ребёнка, а не воина. Единство... Чем это поможет?

– Народ сам решит, сам и подчинится.

– Ты уверен?

– Нет. Но попытаться стоит.

– Решили же на совете. Никто не возмущался. Чего сейчас добиваешься?

– Да толку то, что решили... Я просто удобен. Решили, чтобы резни не было. Если бы предложили тебя, то большинство бы было против, потому что боятся.

– Правильно боятся. Когда то гнулись под хозяевами, а теперь себя сильными ощутили.

– В этом и вопрос. Ты... беспощаден. Я всё понимаю, только так тоже нельзя. Нас мало.

– При всём уважении, Хромой, только это...

– ...рабы, - подсказал я.

– Да.
– осторожно выдохнул Оруз.
– И они привыкли бояться. Нет страха - нет уважения - нет порядка.

– Ты говоришь как корм.

Оруз скривился:

– По мне так ты уж точно не лучший выход?

– Может и так. Не нам с тобой решать. Да я, собственно, и не напрашивался. Вы же сами так постановили, не слыша меня.

– Так для купцов же!

– То есть, кто в действительности отвечает за принятые решения, не решили?!

– А ты хочешь отвечать?!

– Я хочу, чтобы мы выжили! А если мы будем резать друг друга, то никого не останется.

– То есть ты предлагаешь им дальше жить?! Сначала по нашим спинам в смерть палками ходили, а теперь всё забыто? Скольких они убили?
– вдруг раскрыл истинные мысли бывший гребец.

– По твоей, эти, не топтались.

– Если бы по моей, то уже бы рыб кормили.

– Если следовать твоей логике, то половину можно под меч класть.

– А может и нужно?!

– Разумеется! И оставить в живых только калек вроде меня?! То есть тех, кто просто не мог никому навредить?

– Насколько знаю, - сузил глаза Оруз, - ты для развлечения зеленомордых тоже человека убил.

– Да ты смотрю, уже и перечень будущих жертв нарисовал?! А чего себе глотку не перережешь, - мой разум начинал мутнеть, - или невинен?

– Те, кого я убивал...

Договорить Оруз не успел. Мой удар основанием ладони под нос прервал его речь. Дальше не помню. Говорят, я, выхватив кинжал, ринулся на него и даже успел распластать ему щеку, прежде чем он вырубил меня. Разнял нас Большой, то есть Нумон. Ну как разнял... Просто превратил с одного удара лицо Оруза в месиво. Ну а потом и одному из орузовских перепало.

Я вновь стоял у ветлы буквально через полчаса. Благо, было кому на ноги поднять. Рядом стояла Алия с гневным видом. Если представить, что это обычная девочка - смешно было бы. А вот понимая, что это магичка с взрывным характером, причём, знавшая на вкус смерть - не до смеха. Даже Толикам и Нумон держались слегка в стороне. Разумеется, все уже знали о нашей с Орузом "схватке". А если кто и не знал, то сейчас получал информацию от сведущих. В связи с данным фактом толпа слегка гудела. Не знаю, насколько хорошо, но... мой срыв, возможно, повлиял на исход голосования. Толикам позже рассказал, что почти все после нашего с Орузом, мягко говоря, недопонимания в политических убеждениях, бросили камни в мою кучу. То ли, никто не верил, что я напал первым, то ли ... А вернее всего, люди просто перебороли страх перед Орузом. Я даже представить не мог, насколько, оказывается, на рабов подействовали события последних дней. Словно дети, право слово.

Для чистоты эксперимента послали гонца к корабельным, только... даже если они все встанут на сторону Оруза, это не исправит ситуацию - моя куча была гораздо больше. Гораздо больше!

Окинув взглядом людей, стоявших передо мной, я вдруг понял, что мне нечего им сказать. Усталые взгляды. Хмурые лица. А что они видели в своей жизни? А ведь многие из них, даже сейчас не понимали, что они свободны. На вкус свобода окатила их голодом.

– Знаете...
– начал я, - трудно будет. Очень трудно. Но если мы перестанем убивать друг друга, то сможем достичь чего хотим. Понимаю, что сейчас, это всего лишь слова...

– Я замолчал на секундочку, оглядывая собравшийся народ.
– Липон! Вот ты чего хочешь?

– Стату!
– ответил молоденький белобрысый паренёк, за что тут же получил подзатыльник от его отца.

– А что предложишь?
– переспросил отец Липона.

К стыду своему, я не помнил, как его зовут.

– Землю могу. Меч, кому по душе. Дом, если сами построите. Жизнь... Обычную жизнь.

– Скот что за корабль вымениваем, кому достанется?

– Не совсем понял тебя.

– Народ говорит, что кто скот будет принадлежать тому, кто корабль отбил.

Гробовая тишина повисла над поляной у ветлы.

– А ты как бы хотел?
– ответил я отцу Липона вопросом на вопрос, чтобы выиграть время на обдумывание.

– На всех хотел.

– Если на всех, то съедим за пару лун, - выручил меня Толикам.
– У скотины должен быть хозяин. И правильно народ говорит: кто отбил корабль, того он и есть. "Императора" отбивали вместе. У каждого есть право на него. А "Свободу", прыгая под клинками и молниями магов, рискуя головой, ты не отбивал. Поэтому и скот за неё не может быть твоим.

Толикам вот сейчас был, на мой взгляд, не совсем прав. Нет, говорил всё правильно. Только с такими разговорами, можно просто клинок в живот схлопотать. И тогда "шкура неубитого медведя" будет поделена на всех.

– Не жирно будет?
– раздался выкрик из толпы.

– Не будет, - поддержал Толикама Санит.
– Или так и будем жить? Всё на всех? Так и баб тогда давай на всех. А то как-то не по справедливости выходит. Кто-то корень в кулаке зажимает, а кто-то пыльцу цветка собирает.

– Часть коров и птицы забьём, чтобы не сдохнуть, - слегка смягчил я тему развитую Толикамом и Санитом, жестом остановив перебранку.
– Остальных раздадим тем, кто захочет на землю встать. Взамен надо будет отдавать часть урожая тем, кто не может работать и тем, кто на страже. С лошадьми сложнее. Будем как-то делить. Сейчас не могу сказать как, хотя бы потому, что их нет. Пока не обживёмся, будет так. А потом и посмотрим.

– Эт значит, не хотишь работать - не работай - всё равно сыт будешь?
– раздался выкрик.

Вопрос был далеко не праздным. Действительно, среди нас хватало людей, которые в отсутствие хлыста, не хотели делать что-то. Нет, разумеется, они не говорили об этом. Просто делали всё, что им поручат, по рабски. То есть, спустя рукава.

– Это сейчас мы с общего котла питаемся, - ответил я.
– Все же понимают, что иначе многие просто вымрут. Придёт время и у каждого будет свой дом, своя кухня. Тот, кто не будет работать, будет голодать. Но и тех, кто просто не может, например, старуху Харту, бросать нельзя.

Харта. Не знаю уж как удавалось выжить этой слегка полоумной старухе... Старая. Очень старая женщина с высохшими костлявыми руками и сморщенным лицом, каждое утро, наперекор всей логике (ещё в начале зимы должна была умереть) выходила из ямы, и с улыбкой протянув руки перед собой ладонями вверх, стояла статуей, впитывая лучи восходящего солнца. Затем трясущейся походкой, опираясь на палку, шла к котлам на завтрак.

– Это почему?!
– крикнул Липон.

Пока я обдумывал ответ, буквально в трёх шагах от Липона, из толпы, растолкав впередистоящих, вышла сама Харта, и направилась к Липону. Подойдя, встала напротив, глядя в глаза парню. Уж не знаю, что он там видел, но в лице изменился. Харта переложила свою палку-посох в левую руку и начала что-то искать в складках потрёпанной накидки. Секунд через десять она извлекла на свет искомое: небольшой блестящий нож. Взяв его за лезвие, старуха попыталась толкнуть рукоять в ладонь Липону. Тот, убирая руку за спину, стал пятиться.