Лола Карлайл покажет всё
Шрифт:
– Веди себя хорошо, – сказал он и встал.
Макс взял фляжку, коробку «Чекс Пати Микс», яблоко и упаковку крекеров «Ритц». Лола осталась с кругом камамбера, яблоком, коробкой тончайших крекеров и голодом, который не имел никакого отношения к еде.
Глава 8
Солнцу в небе еще предстояло достигнуть полудня, но оно уже нагрело спину и руки Лолы. Она закончила мыть ступни и ноги, порылась в сумочке от Луи Виттона и вытащила компактную пудреницу. Девушка взглянула в маленькое зеркальце и пристально рассмотрела свое отражение, по четверть лица за раз. Она походила на чертенка и Лола принялась снова рыться в сумке,
Так она сказала себе, но прозвучало это не слишком убедительно. Не сейчас, когда от одной лишь мысли о его поцелуях вниз по ее позвоночнику пробегала дрожь, а к щекам приливало тепло, как будто ей опять шестнадцать лет, и она без памяти влюбилась в Тэйлора Джо Макгроу, капитана баскетбольной команды.
Тэйлор Джо понятия не имел, что она жива, в отличие от Макса. Он давал ей это понять каждый раз, когда смотрел на нее.
С четырнадцати лет она замечала, когда мальчики, а, став старше, и мужчины, смотрят на нее. Но Макс другой. То, что она видела в его глазах, было более глубоким. Более темным, как притяжение чего-то греховного и запрещенного, а Лола всегда имела слабость к греховным вещам.
Она красила ресницы тушью, пока они не стали выглядеть длинными и пушистыми, затем нанесла румяна и блеск для губ. Как только Лола закончила с косметикой, то убрала ее и посмотрела через голубую дыру на ту сторону, заросшую соснами и бурьяном. Перед ее лицом пролетел жук, и она прихлопнула его. Лола была уверена, что сегодня вторник, но с ночи субботы столько всего произошло, что было такое ощущение, будто прошел месяц.
Крошка залаял на двух стрекоз и чуть не упал в воду, если бы Лола не подхватила его. Она быстро взглянула на солнце. Ей казалось, что час уже прошел, а Макс все еще не вернулся. Девушка встала и перенесла их вещи с кишащего насекомыми берега, найдя хорошее местечко за плотными зарослями кустарника, прямо под виргинской сосной. Она расстелила на земле свою пашмину, они с Крошкой сели и съели крекеры и сыр.
Впервые за несколько дней она осталась одна, только со своей собакой. Рядом нет Макса, обещавшего, что он удостоверится, что она вернется домой; и Лола начала представлять себе, как сложится жизнь, если они застрянут на этом острове. Неизменная диета из рептилий и рыб. Все они постареют и сойдут с ума, Макс будет выглядеть так же ужасно как Том Хэнкс в «Изгое»[113]. А она будет похожа на Джинджер[114] в «Острове Гиллигана»[115].
Сердце в груди затрепетало, и ей пришлось побороться с паникой, которая угрожала утянуть ее в обморок. Девушке еще не приходилось пропадать на неделю. Если кто-нибудь ее искал – а она была уверена, что семья ее ищет – то, по мнению Лолы, у нее есть как минимум еще несколько дней до того, как поиски свернут. Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Загоняя панику в глубину подсознания.
Когда нервы немного успокоились, она задалась вопросом, что так надолго заняло Макса. Ее мысли метались от одного неутешительного сценария к другому. Лола забеспокоилась, не сломал ли он ногу и не упал ли с обрыва. Нужно было пойти с ним. Что, если он нуждается в ней?
Жди, сказала девушка себе, это же Макс. Мужчина, который может позаботиться о себе и обо всех, кого «реквизировал». Если бы он сломал ногу, то он бы просто вырезал из дерева шину и занялся делом.
Лола подхватила Крошку и почесала ему грудь. Она знала Макса такой короткий период времени, когда же она успела узнать его так хорошо? Когда он стал настолько важен для ее жизни? Раньше она никогда
не нуждалась в мужчине. Хотела – да. Нуждалась – нет.Если бы по каким-то причинам Макса не оказалось на острове, то она и Крошка смогли бы разобраться, как разжечь костер и поджарить игуану. Итак, почему мысль о его потере вызывала учащенное сердцебиение? Откуда это чувство, что он так важен для ее существования?
Лола вгляделась в слезящиеся собачьи глаза, и в них отразился ответ. Стокгольмский синдром. И она, и Крошка пострадали от тяжелого его проявления.
Кустарник позади нее зашелестел, и девушка оглянулась через плечо. Крошка три раза тявкнул, а из листвы появился Макс.
– Так себе сторож из этого пса, – сказал он, выбираясь из кустов и вставая перед ней. Странное тепло согрело ее сердце и переместилось под ложечку.
Когда Лола взглянула на него, то едва не смутилась от того, как рада его видеть. Мужчина потянул за край футболки и стащил ее через голову; легкий жар распространился по ее телу, а в груди что-то сжалось. Макс утер пот с висков и вытер футболкой грудь. Тонкие темные волоски курчавились, и она пристально смотрела, зачарованная капелькой пота, которая катилась вниз по его животу к поясу джинсов.
– Ты нашел маяк? – спросила она и отвела взгляд. Лола не верила в любовь с первого взгляда. Или со второго, или даже после нескольких дней. Особенно, если два из них прошли в страхе перед объектом ее безумного увлечения. Ее внезапное влечение к Максу нелогично. И вообще не имеет никакого смысла. Но она предположила, что и сам стокгольмский синдром не имеет смысла.
– Нет.
После этого единственного слова она снова устремила на него взгляд.
– Что нам теперь делать?
– Мы сложим большой костер. Кто-то должен заметить дым, – ответил мужчина. – На западной стороне есть немало птичьих гнезд, – сказал он, скользнув взглядом по ее губам. – Вероятно, несколько сотен.
– Что? – Пока она волновалась, не заболел ли он, воображала беду, он наблюдал за птичками? – Мы с Крошкой сидели здесь, а ты подсчитывал птиц?
Он еще раз пристально посмотрел на нее.
– Я так не говорил.
– Тебе не кажется, что это немного необдуманно?
Он приподнял одну бровь.
– Что?
Лола поставила Крошку на землю и скрестила руки на груди.
– Тебе даже не пришло в голову, что Крошка и я могли беспокоиться, не случилось ли с тобой чего?
– Нет. – Он бросил футболку на вещевой мешок, встал на колени перед ней, одна мускулистая рука покоилась на бедре. Дерево над головой затеняло его лицо и голые плечи. Сегодня он не надел повязку вокруг ребер, и исчезающие черные и синие ушибы виднелись на его смуглой коже. – Не думаю, что твою собаку заботит что-то большее, чем следующая кормежка.
– Это не правда, – она поддержала Крошку, прыгающего на вещмешок, тот сделал три аккуратных круга по футболке Макса и улегся подремать. – Он чувствительный.
Макс покачал головой.
– Знаешь, что я думаю?
– Нет.
– Я не думаю, что Крошка хоть немного волновался.
– Он волновался.
– Я думаю, что это ты волновалась.
Лола пожала плечами.
– Ну, существует немало плохих вещей, которые могли с тобой случиться.
Морщинки от улыбки появились в уголках его глаз.
– Например?
– Ты мог упасть и сломать ногу или сорваться с обрыва.
– И зачем бы я это сделал?
– Незачем, – вздохнула она, – но это могло произойти.
– Нет, не могло. – Он заправил ей за ухо упавшую на щеку прядь волос. – Знаешь, что еще я думаю? Я думаю, что мне нравится мысль о том, что Лола Карлайл волнуется за меня. – Он провел костяшками пальцев вдоль линии ее челюсти к подбородку, и девушка затаила дыхание. – Ты выглядишь очень хорошенькой.