Лондон: Бегство из ада

– Он поклянется в чем угодно, если потребуется! – сказал Ник. – Таким как он, это нетрудно.

– У меня нет законных оснований не доверять ему, – гнул свое бывший констебль. .

– Я сейчас расскажу вам о таком основании, – сказал Ник. – С месяц назад я хорошенько вздул его в баре на станции "Бонд Стрит", и он поклялся, что отомстит мне. Можете там спросить, это слышало много народа. Вот это и есть его месть.

– Так ты хочешь сказать, что это он заколол Ветерка твоим ножом, а потом свалил на тебя? – скептически скривился старый служака.

Ник молчал. Марвин был, конечно, подлым малым, но Ник не был уверен, что тот способен на убийство только ради того, чтобы отомстить за унижение в банальной драке. К тому же, дело было уже давним.

– Я хочу сказать, что никого не убивал, – ответил он. – А искать убийцу – ваше дело. Почему бы не предположить, что убийство совершил кто-то другой, а он просто воспользовался моментом, чтобы оклеветать меня?

– Но почему жертву закололи именно твоим ножом? – спросил начальник полиции.

Ответа на этот вопрос у Ника не было.

Его отвели в камеру. На станции она была лишь одна и в ней уже кантовались несколько мутных ярмарочных типов. Один томился за попытку уклониться от уплаты пошлины, другой торговал из-под полы дурью, и попался, третий избил жену, сломав ей пару ребер.

Узнав, что Ника задержали по подозрению в убийстве, они опасливо от него отодвинулись.

Через час Ника вызвали на очную ставку, где сутенер, глядя на него прозрачными водянистыми глазами, бесстрастно подтвердил свои слова.

– Ты библейские заповеди помнишь? – поинтересовался у него Ник. – Там написано – не лжесвидетельствуй.

Марвин ничего не ответил.

– Я могу идти? – спросил он у полицейского.

– Иди, – кивнул тот, – только со станции пока не уходи, – можешь понадобиться.

Когда за ним захлопнулась дверь, полицейский повернулся к Нику.

– Все понял?

– Что он мерзавец? – уточнил Ник. – Так я давно это знал.

– Что дела твои плохи, сынок.

– Насколько плохи?

– Судить тебя будут.

– Когда?

– Да прямо завтра.

– Так быстро?

– У нас все делается быстро.

– И что дальше?

– Я не судья, но, сдается мне, что тебя повесят.

– Возьмете грех на душу, – сказал Ник, – я невиновен.

– Все улики против тебя.

– Такое тоже бывает.

Полицейский принялся задумчиво барабанить пальцами по столу.

– А хочешь избежать?

– Чего? – не понял Ник.

– Суда, чего же еще!

– Это как? – удивился он. – Правосудие ведь неотвратимо.

– Выполни одно поручение для станции и все подозрения с тебя будут сняты. Ты ведь сталкер? Есть дело на поверхности.

От такого поворота дела у Ника голова пошла кругом.

– Так это все вы? – спросил он.

– Что, мы?

– Все подстроили.

Полицейский разозлился. .

– Дурак ты, парень! Оно само так сложилось. Я-то, допустим, тебе верю, но что я могу сделать при таких обстоятельствах? Кто-то ведет против тебя игру, как я понимаю, но расследовать это, у меня нет ни сил, ни времени. Вся станционная полиция состоит из четырех человек, включая меня. А народа здесь трется, видел сколько? Какие тут могут быть расследования? Все, что я могу для тебя сделать – это послать наверх для очень опасной, но выгодной тебе работы. Выполнишь ее – все будет забыто.

– Такое, значит, теперь правосудие? – саркастически спросил Ник.

– А какого ты хотел под землей? – вопросом на вопрос ответил тот. – Какое общество, такое и правосудие. Ущербность одного делает ущербным другое.

– А как же этот ваш "свидетель" Марвин? Ведь он все "видел".

– А что свидетель? Он тоже на нашей станции задерживался полицией, девок своих привозил, а они на него заявили, что избивает их. Так что веры ему большой нет.

Ник почувствовал себя так, будто его вываляли в нечистотах. Ему хотелось только одного – поскорее освободиться и броситься в погоню за Крюком. Ведь пока он тут прохлаждается, тот может уйти далеко, и тогда он не успеет помешать сделке по продаже карты подметровцам.

– Ладно, – сказал он, мрачно глядя в глаза полицейскому, – я согласен.

11

После ночевки в боковом тоннеле между станциями "Квинсвэй" и "Нотинг Хилл Гейт", бандиты выбрались наружу и двинулись по направлению к станции "Бонд стрит".

Отправляясь за картой, Крюк выбрал себе подручных из тех, кого знал по прежним делам в банде Проповедника. Банда не имела привязки к одному месту. Она могла появиться на любой станции любой линии, совершить дерзкий налет и так же внезапно исчезнуть, как и возникла.

Подручные были хоть и молодыми, но уже не зелеными. Наверх они не ходили и были типичной подземной шпаной, промышлявшей кражами, торговлей наркотой и стоянием на шухере, когда банда устраивала налет.

Глава банды, всегда появлявшийся перед остальными в маске, получил свою кличку за то, что любил напоминать ограбленным и связанным торговцам слова из Библии о тщете богатства и о том, что легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому войти в царство Божие.

Дебил был малость придурковатым малым. Он любил солдатский юмор, громко смеялся над простецкими шуткам, был не дурак выпить и не забивал голову всякими сложностями. Крюк взял его за то, что тот отличался большой физической силой.

Мокрый, наоборот, был хитрым, подозрительным и никому не доверял. Сам Крюк держался с ним настороже. Он охотно отказался бы от его услуг, да больше никого не подвернулось. Именно Мокрый особо усердствовал в пытках Санжита, поскольку был в этом деле большим мастером.

Своим подельникам Крюк не сказал, кому собирается продать карту и за сколько. Он выдал каждому по две сотни автоматных патронов и по блоку сигарет Честерфилд, и пообещал столько же плюс двухлитровая бутылка виски "Джонни Уокер ред лейбл" каждому, когда они доберутся до станции "Кингс кросс Сент панкрас" .

На "Кингс Кросс" его в оговоренное время ждал посредник от покупателя, взявшийся организовать сделку.

Думая о сделке, Крюк просчитывал разные варианты. Он боялся, что его обманут – или денег не дадут, или в подметро не пустят. И возможностей предупредить это у него не было. Он скрежетал зубам при мысли о таком развитии событий, но приходилось полагаться на честное слово посредника.

– Если обманешь, я тебя убью голыми руками, – пообещал Крюк, когда они все обсуждали.