Лондон: Бегство из ада

– Покупатель не из метро, – едва слышно произнес Санжит.

– А откуда же? – удивился Ник.

– Из подметро.

Ник скептически скривился.

– Ах, вот оно что! Еще одна сказка. Все только и говорят, что про это подметро, хотя никто его в глаза не видел.

– Может, сказка, а может – и нет, – задумчиво произнес Санжит.

– Ты что, тоже в него веришь?

– Я не исключаю его существования.

– Да? И что заставляет тебя сомневаться?

– Еще до Катастрофы власти некоторых стран почти признали, что у них существует метро для избранных.

– Это где же? – заинтересовался Ник.

– Ну, например, в Москве.

Ник снисходительно улыбнулся.

– Я тоже краем уха об этом слышал. Знаменитое Метро-2! Но то Москва, а это – Лондон. Там метро строили при тоталитаризме, а у нас всегда была демократия. Здесь просто не могло быть ничего подобного. Людям хочется сказок о земле обетованной, вот они и сочиняют, кто во что горазд.

– Не знаю, – сказал Санжит неуверенно. – Они между собой говорили, что покупатель будет ждать их на станции "Кинг Кросс".

– Это разводка, – сказа Ник. – Там другие бандиты отберут у них карту и ничего не заплатят.

– Может, так, а может, и нет.

– Не думай об этом, – посоветовал Ник. – Просто лежи и поправляйся. Я уверен, ты выкарабкаешься. Ты же сикх, воин, ты не можешь сдаться!

Санжит слабо улыбнулся и ничего не сказал.

– Если бы я не был по отцу англичанином, я бы тоже стал сикхом, – сказал Ник, вставая. – Я в тебя верю, дядя. Ты скоро поправишься. Я достану для тебя любые лекарства, какие скажет доктор. А сейчас поспи.

Санжит посмотрел на Ника с нежностью.

– Подожди! – слабо произнес он.

– Что?

– Если ты когда-нибудь встретишь человека без мизинца на левой руке и с татуировкой в виде паука на шее – это Крюк. Будь с ним осторожен.

Ник вышел из лазарета с тяжелым чувством, еще не зная, что этот разговор был у них последним.

5

Немного позже в тот же день Ник отправился на соседнюю станцию Марбл Арч за давно заказанным тамошним умельцам альпинистским снаряжением. Без него сталкеры в высотные дома и даже просто на верхние этажи зданий не совались. Мутанты могли появиться неожиданно и отрезать все пути к отступлению. В таком случае, единственным спасением становилась выброшенная в окно веревка и пара надежных карабинов на поясе. Нередко требовались также «кошки» и крючья для забивания в стену.

Расплатившись и забрав все это добро, Ник направился обратно. По пути он завернул в неприметный боковой тоннель, разгреб в нем кучу старого хлама и поднял чугунный люк. За ним шел длинный лаз вниз, потом ответвление и металлическая дверь с двумя замками. А уже за этой дверью содержалось то, про что Ник не рассказывал никому, даже Санжиту. Здесь было его убежище, заполненное разнообразными моделями железных дорог. Вкус к ним ему привил отец, принеся однажды сверху почти полный комплект железной дороги.

Ребенком, Ник играл с дорогой на платформе станции и давал поиграть другим. А когда вырос, делать это стало как-то неудобно. Но любовь к дорогам осталась, и он нашел для них уединенное место. В каждой вылазке он старался раздобыть что-нибудь для пополнения своей коллекции.

Ник нашарил выключатель. Под потолком вспыхнула тусклая лампочка и озарила довольно большое помещение, углы которого тонули во мраке. Середина же его была заставлена стащенными отовсюду разнокалиберными столами и просто дощатыми помостами, на которых размещалась разросшаяся за много лет железная дорога.

Присмотревшись, можно было заметить, что она представляла собой некое подобие лондонского метро. В нем не хватало некоторых линий, но вагоны имеющихся были выкрашены в те же самые цвета, что и линии на схеме Tube map, некогда бесплатно раздававшейся на каждой станции. Несколько таких схем, пожелтевших от времени, валялись тут и там.

Ник достал из рюкзака пару новых вагонов, раздобытых им в последних вылазках, и установил на рельсы, прицепив к уже имеющимся составам. Затем включил действующую часть дороги. Игрушечные поезда покатили из конца в конец, поднимаясь на эстакады в местах пересечения с другими линиями. Дойдя до конца, они упирались в ограничители, щелкали реле и вагоны катились обратно.

Каждый раз, глядя на них, Ник представлял себя обычным пассажиром метро еще до взрыва. Говорят, путь по любой линии из конца в конец занимал немногим более часа. Теперь на это уходят дни, если не недели. Метро без поездов словно бы увеличилось в размерах, растянулось во все стороны и заменило собой остальной мир. Безопасный мир. Почти единственный, в котором мог обитать человек.

Но безопасность его была во многом мнимой. Она представлялась таковой лишь в сравнении с тем, что творилось наверху. Кто-то из стариков – для Ника стариками были все, захватившие прежней жизни – рассказывал, что по уровню насилия нынешнее метро сопоставимо с самыми опасными местами на планете до Катастрофы. И таких мест, говорили они, было очень немного, их можно было пересчитать по пальцам.

«Вот, значит, как, – думал Ник,– по пальцам. Оторвать бы вам эти пальцы». Он недолюбливал всех «прежних». Ведь это они общими усилиями загубили планету. Пускай они, как и все, загибаются сейчас в темноте и сырости, но при этом успели пожить под открытым небом и в тепле. Ему же и таким, как он, этого не досталось. И уже никогда не достанется.

Никто достоверно не знал, кто первым нажал на кнопку, и от чего разразилась Катастрофа. Всем хотелось думать, что начал кто-то другой. Но приближали ее все вместе общими усилиями. Пусть люди, ныне живущие в метро по всему миру, не имели реальных рычагов власти, чтобы изменить ситуацию, но все равно они могли в меру своих сил повлиять на нее. Они были избирателями и имели право выбрать себе другое правительство. Они могли выйти на улицы и добиться отставки самых воинственных руководителей.

Могли. Но не вышли, предпочитая повседневные заботы заботам о будущем планеты. Тупо смотрели кулинарные шоу – были раньше такие передачи по телевизору, рассказывал Санжит, где взрослые люди с задумчивыми лицам пробовали пищу, приготовленную разными поварами, и многозначительно кивали головами, если она им нравилась. Сейчас они, если выжили, дегустирую крыс, зажаренных на вертеле, со мхом на гарнир.

Они внимали дурацкой рекламе мебели и пружинных матрацев. Сейчас они спят в спальных мешках на бетонном полу.

Они обдумывали покупку дома с участком земли за городом. Теперь у них один участок – тот, что занимает их палатка или дощатая хибарка на станционной платформе, да и то в аренде, а не собственности.

Они смотрели примитивные сервалы и ситкомы с несуразными фриками. Теперь глядят друг на друга, и сочиняют фантастические байки про тайны метро.

Ник чувствовал, что логика его доводов хромает. Но что толку в логике, если все уже свершилось и, есть она или нет, ничего не изменишь.

А отец, конечно, был романтиком. Это надо же придумать – выводить людей из метро на новые земли. Зачем? Чтобы там они, придя в себя, начали все сначала? Люди неисправимы и это лучше всего видно по тому, как они ведут себя в метро. В подземке нет единого руководства, станции объединяются в альянсы, которые противостоят друг другу, а иногда и воюют между собой. Альянсы распадаются, образуются другие, противостояние продолжается. Каждый за себя, говорили раньше, один Бог за всех. Теперь, кажется и Бог ни за кого, если допустил, чтобы дело зашло так далеко.