Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Лондон, любовь моя
Шрифт:

— Никаких поляков! — Кричит мистер Кисс взволнованно. Медленно спустившись на лестницу, он оглядывается и видит сквозь стекло, что по Широкой аллее едет знакомая карета «скорой помощи». Почти испугавшись, он медлит со спуском.

— Вот и я, старина!

— Ты поедешь со мной в «скорой помощи». До самой больницы?

— Само собой. Все как ты захочешь.

— Не давай им отказать тебе. У любого, самого здорового и то случаются срывы. Ты был свидетелем этого. Только истинные безумцы разыгрывают блестящие концовки.

Он улыбается своей свирепой сестре счастливой лучезарной улыбкой и запевает новую песню.

— Полагаю, вы заплатите за ущерб, мадам?

Сухая улыбка старшего администратора оставляет ее безучастной.

Абстрактные отношения 1950

Мэри Газали чуть поворачивается во сне. Сестра Китти Додд замечает это движение, но она уже к этому привыкла и поэтому устраивается поудобнее

в плетеном кресле и, перелистывая «Вуманз уикли», мечтает об отпуске и о любви. Сестра Китти Додд считает Мэри Газали чудом, спасенным от грехов мира, непорочным, благословенным. Слава богу она счастлива здесь хотя бы иногда хуже всего когда она кричит но никто ее не слышит только я и Сьюзен но Сьюзен тупа как пробка. Сестра Китти Додд ощущает себя хранительницей святыни, и к ее ласковому отношению к Мэри Газали примешиваются собственнические чувства: когда Мэри Газали привезли в особое крыло Вифлеемской больницы, сестра Китти уже работала здесь сиделкой. Когда врачи приводят своих гостей показать Мэри Газали, то адресуют их к сестре Китти, и гости задают ей вопросы. С момента появления в больнице Мэри не постарела ни на один день, все органы целы и функционируют нормально. Даже ее мозг проявляет некоторую активность, словно она находится в зимней спячке. У нее редчайшая форма нарколепсии. Известны и другие случаи, например Альфред Гордон Блаунт в «Модели». Сестра Китти знает, что с такими больными нужно просто ждать, пока они проснутся. Измерение рефлексов, сердцебиения, дыхания и так далее не говорит ни о чем, кроме того очевидного факта, что она все еще жива. Она чувствует боль. У нее в порядке все органы чувств. Ее кормят. Ее моют. Все ждут. Папа сказал, что попробует смешать что-то новое с Вита-биксом — ох, это больше чем просто готовый завтрак, это лучшее из всей продукции Витабикс даже для любителей! Он подходит к чему угодно. Это пшеница, солод, соль и сахар. Отличный продукт! Полностью готовый! Великолепный! В СОВРЕМЕННОЙ УПАКОВКЕ! А теперь положите в свою сумочку освежитель дыхания!

Следя за дымным следом падающего самолета, Мэри бежит через ворота кладбища вниз по широкой, разделяющей могилы аллее, на место его падения. Сквозь пламя кабины она с облегчением видит, что»летчик катапультировался, она ищет взглядом его парашют и замечает, что в ясном небе качается что-то темное. Она видит, как он приземляется у дальней стороны часовни, и, радуясь, что он спасся, что он в безопасности, поворачивается, чтобы покинуть кладбище через выход на главную дорогу, где почти все дома разрушены и она не может узнать ни одного магазина, но трамваи снова ходят, и ей удается добраться до угла в тот момент, когда к остановке подползает семьдесят девятый трамвай, следующий до Смитфидда. Она впрыгивает в него, словно за ней гонятся. Узнав ее, кондуктор приветливо улыбается и, сдвинув фуражку на затылок, начинает насвистывать. Она рада снова видеть его, ведь это ее старый друг Рональд Кол-мен, жизнерадостный, энергичный, веселый и необычайно воспитанный.

«Взрослый билет, Мэри?» — Он щелкает компостером.

«Да, пожалуйста».

«Бьюсь об заклад, что мы едем в гости к дедушке».

Трамвай лязгает и грохочет, вагон раскачивается и трясется, повизгивая колесами на рельсах, проложенных по тлеющим улицам северо-восточного Лондона. От разрушенных каменных зданий по-прежнему поднимается знакомый грязный дым.

«Твой парень уже сошел, да?» — Вопреки правилам Рональд Колмен усаживается напротив и дерзко закуривает сигарету.

«Похоже на то, — отвечает Мэри. — А как Клодетта?»

«Лучше, чем всегда. Она сейчас в женской вспомогательной службе сухопутных войск, делает свое дело, как и все мы. Слава богу, зима уже позади. Вряд ли в мае выпадет снег, да?»

в окнах многих аптек все еще таинственно блестит древний символ алхимического ремесла. Он сообщает прохожим о том что находится внутри

На трамвайном кольце в Смитфилде Мэри радуется, увидев, что мясной рынок по-прежнему цел. Его витражи в стиле рококо резко контрастируют с торопливостью грузчиков в измазанных кровью фартуках, которые кажутся по обыкновению страшно занятыми, хотя вряд ли здесь найдется теперь какой-либо товар. Она приходит сюда всякий раз, как только выпадает случай: в конце торгового дня, иногда после обеда. Перед войной здесь всего за пенни можно было купить кусок мяса, и даже вырезка стоила дешевле, чем в любой мясной лавке. Рядом со зданием рынка находились раньше книжные киоски, но потом их заметили те, кто сбрасывал зажигательные бомбы. Немцы поджигали библиотеки и газетные киоски по тем же самым причинам, по которым сжигали книги у себя в стране. Вся Фаррингдон-роуд заполнилась грудами черного пепла, похожего на человеческий прах, и только по какой-нибудь не до конца сгоревшей обложке посреди этой кучи можно было догадаться, что это были книги. Она пробирается к красным, золотым и голубым витражам виадука, повисшего над ее родной долиной. Как и собор

Святого Павла, Холборнский виадук выдерживает все налеты и продолжает пропускать автобусы, следующие с востока на запад или от Оксфордской площади до Сити над полностью разрушенной территорией, ведь немцы уже сровняли с землей все здания отсюда до Чартерхаус-стрит. Через развалины, на которых играют в прятки маленькие мальчики и девочки, а старики копаются среди осколков кирпичей в надежде найти какое-нибудь утраченное сокровище или пропавший документ, проложены временные деревянные настилы. По другую сторону Фаррингдон-роуд находятся районы Саффрон-Хилл и Блидинг-Харт-Ярд: бомбежки хотя и коснулись их, но все же разрушили не полностью. Она вспоминает, как тротуары шевелились, поднимались и обрушивались, как океанские волны, вспоминает ужасный жар и еще ветер, словно сдирающий с тебя одежду, словно выжигающий у тебя глаза. Она оглядывается вокруг, ищет свою желтую куклу.

Когда муж начинает вот так, можешь быть уверенау него что-то на уме.

«Время прошло в Стране грез», — говорит Берил Орд, одна из любимых радиогероинь Мэри довоенной поры.

Берил может сделать так, что вы поверите, будто она — Грета Гарбо, Грейси Фиддз, Джесси Метьюз, словом, кто угодно, и хотя сейчас она притворяется Морисом Шевалье, Мэри ее узнает. Кружась, Мэри здоровается с очередным персонажем Берил, длинное лицо которой насмешливо, как всегда.

«А вот и Мэри! — Она говорит с ливерпульским акцентом. — Давненько не видела тебя на радиостанции. Ты болела, милочка?»

«Я опять ходила на кладбище, искала свою куклу и своего парня. Его самолет сегодня упал, но он спасся, и вот я здесь!»

«С твоей куклой тоже все в порядке, милочка. Я видела ее пару дней назад. Несколько воздушных налетов не повредят ей. Но если хочешь, мы дадим по радио сигнал SOS».

«Это, наверное, слишком! — смеется Мэри. — Тысячу лет не слыхала тебя, Берил. Когда все это кончится, я снова буду слушать радио».

«Я была очень огорчена, узнав о твоей бабушке. Но она ведь не мучилась?»

«Думаю, нет. — Внезапно Мэри чувствует обиду, но не показывает вида, боясь, что Берил уйдет. — Ты сделала новую прическу? Волосы стали виться». — Она касается пальцем рыжего локона.Дни поста 355

«Да, милая, ей здесь гораздо лучше, чем там».

«О да. И мне тоже» — Пытаясь засмеяться, Мэри вздыхает и присаживается на старый стальной сейф, валяющийся среди каменных развалин. С несчастным видом смотрит она на Темзу, все еще покрытую туманом.

«О да». Напоминает то время, когда по обоим берегам реки стояли ряды столбов, а к ним были привязаны женщины. Они горели под жарким солнцем, как свечки, и от их жира исходил тошнотворный смрад. То ли солдаты побежденной армии, то ли казненные бунтовщики. Мэри не может вспомнить ни причин, ни обстоятельств.

«Эй! — Берил Орд меняет маску. — А это кто?»

Мэри напрягает память.

«Грейси Фиддс. Спой нам песенку, Грейси».

«Фотокарточку отца поверни к стене, навсегда остался он на войне…» Она берет Мэри за руку, и они бегут вприпрыжку по шатким мосткам, а по обе стороны в развалинах копаются люди, пытаясь спасти то, что еще может пригодиться. Их головы закутаны мешковиной, а лица серы от пыли. Вскоре они уже взбираются по качающимся деревянным ступенькам на сам Виадук. Мэри с удивлением разглядывает знакомый мост под таким необычным углом.

«Что ж, — говорит она, — он не изменился, правда? Так немцы не победили?»

«Мы их побили. Точнее, русские. Это не имеет значения. Но герр Г. и все эти нарцисты никогда не имели значения».

Одетые в ситцевые платья с короткими рукавами, они облокачиваются на почерневшую темно-красную балюстраду рядом с гербом Сити и весьма надменной греческой леди, олицетворяющей Коммерцию. Они рассеянно глядят на юг и восток, любуясь собором Святого Павла и Блекфрайарз. Передавая друг другу одну сигарету, по другой стороне мимо них проходят трое пожилых людей в форме войск местной обороны и садятся на медленно движущийся автобус. В общем, однако, Хай-Холборн и Виадук выглядят пустынно.

«А что, все эвакуировались отсюда, Берил?»

«Боюсь, что большинство умерли», — сочувственно разводит руками комедиантка.

«Но все выглядит очень мирно». Подавив слезы, Мэри снова смотрит на реку и удивляется, что туман исчез. Осталось всего несколько черных столбов, а тел уже нет. Против чего они бунтовали? Против войны? Она замечает на реке два странного вида судна.

«Они чистили дно, — говорит Берил. — Вытаскивали все эти булыжники. На Фаррингдон-роуд было наводнение. Фрицы перебили все водостоки и канализационные трубы. Как будто все исчезло и старая река вернулась. Там, где находились мы, было не так уж плохо, но они разбомбили церковь Святой Анны в Сохо. Это был самый уродливый шпиль в Лондоне, и уцелел только шпиль! — Берил хихикает и поворачивается к Джорджу Роби, премьер-министру веселья: — Но ведь король и королева были великолепны, не так ли? Закатав рукава, они ворочали кирпичные кучи, пели песни и угощали всех чаем!»

Поделиться с друзьями: