Лондонские сочинители
Шрифт:
Общение часто происходит молча, помимо слов. Уильям понял: ей не хочется, чтобы он остался. К тому же он заметил, что из-за шторы, словно стражник, готовый отразить нападение на замок, выглядывает миссис Лэм.
— Спасибо за приглашение, но вынужден отказаться: времени нет. — Он протянул руку, Мэри слабо сжала ее. — Я за вами зайду. Около девяти утра.
Так и не надев шляпы, он повернулся и двинулся прочь, а она смотрела ему вслед, пока он шагал по Лейстолл-стрит в сторону колонки, вокруг которой толпились женщины.
Мэри, вздохнув, вернулась в дом и услышала, как миссис
— Можно тебя на минутку, Мэри?
— Да, мама, что тебе?
— Этот молодой человек…
— Мистер Айрленд.
— Вот-вот, именно. Этот молодой человек определенно протоптал тропинку к нашему дому. Является беспрестанно.
— И что с того?
— Ничего. Я только поделилась своим наблюдением. — Мэри молчала. — Ты считаешь приличным играть пьесу в воскресенье, Мэри?
— Мы не играем. Просто читаем вслух кое-какие строки.
— Твой отец от этого возбуждается. Взгляни-ка на него.
Мистер Лэм лежал на диване и бдительно следил за летающей по гостиной мухой. После выходки дочери во время чаепития миссис Лэм стала держаться с нею заметно осторожнее. Теперь она позволяла себе лишь бросать в пространство отвлеченные ремарки и «наблюдения» или же намекала на невнимание к чувствам мистера Лэма.
— Твой отец всегда свято соблюдал Седьмой день.
— Тогда почему сегодня вы не в церкви?
— У мистера Лэма болят ноги. Возможно, к вечерней службе ему станет легче.
Мэри уже не слушала мать. Голова вдруг стала странно легкой, перед глазами все поплыло, и Мэри ухватилась за ручку кресла. Казалось, кто-то просверлил дыру в ее черепе и наполнил его теплым воздухом.
— Сам-то он никогда не пожалуется, но я заметила, что он припадает на одну ногу, как заезженный конь. Верно, мистер Лэм?
Мэри смутно слышала какие-то звуки; она раздраженно провела рукой по лицу.
— Но он не ропщет… Что с тобой, Мэри?
Мэри опустилась на ковер и прислонилась головой к креслу.
Отец смотрел на нее с восторженной улыбкой:
— Господь прибирает.
— Ты что-то уронила? — спросила миссис Лэм.
— Да, — Мэри уже начала приходить в себя. Она невидящими глазами уставилась на ковер. — Сейчас-сейчас, — бормотала она. — Булавку.
— Жаль, что я уже не могу нагнуться так, как в молодости. А вот и наш сынок, как черт из табакерки. Чарльз, помоги-ка сестре. Она обронила булавку.
Чарльза удивило, что его встретили сравнением с чертом.
— Куда ж ты ее положила, милая?
Мэри отрицательно качнула головой:
— Никуда. — Она уцепилась за руку брата, и он помог ей подняться на ноги. — Я ошиблась. Все в полном порядке.
— Только что приходил мистер Айрленд, — многозначительно, как ей самой казалось, произнесла миссис Лэм.
— Да? Отчего ж он не остался?
— Мэри разговаривала с ним на крыльце.
— У него дела, мама, — объяснила Мэри, все еще опираясь на руку брата.
— Он, видимо, человек очень занятой, — заметил Чарльз.
На самом деле Чарльз начал испытывать зависть
к Уильяму. За месяц редактор «Вестминстер уордз» опубликовал в журнале целых два эссе Айрленда: «Юмор в „Короле Лире“» и «Игра слову Шекспира». Кроме того, ему же было предложено написать серию очерков на тему: «Шекспировские персонажи». Между тем эссе самого Чарльза о трубочистах все еще ждало публикации; правда, Мэтью Ло попросил его написать вторую часть — о столичных нищих, только не об убогих или растленных, а о самых колоритных и чудаковатых. Чарльзу, однако, пока что довелось встретить всего двух-трех таких персонажей: карлика, что просит подаяния на углу Грейз-Инн-лейн и Теобальд-роуд, — время от времени этот уродец принимается шнырять между лошадьми, стараясь их испугать; а еще лысую женщину, что кувыркается на голой земле у собора Сент-Джайлз, чтобы получить хотя бы полпенса. Впрочем, Чарльз не был уверен, что эти два представителя низов способны подвигнуть его на глубокие размышления о жизни лондонских босяков.И вообще, может ли он считать себя литератором? Профессиональным писателем его уж никак не назовешь, хотя бы потому, что он ежедневно трудится в Ост-Индской компании. И у него нет никакой идеи, пусть самой нереальной, которая могла бы помочь ему достойно сносить все трудности и разочарования литературной карьеры. Совсем иначе обстоят дела у Уильяма Айрленда. Наткнувшись на документы, связанные с Шекспиром, он обрел замечательную тему для творчества. Возможно, Айрленд даже накропает книгу.
— Ты хотел бы продолжить? — спросила Мэри брата.
— Прости, ты о чем, милая?
— О наших чтениях в саду. Или мы на сегодня покончили с репетициями?
— Пожалуй, да, — сказал Чарльз, подчиняясь невысказанному желанию сестры. Судя по всему, ей хотелось остаться одной.
— Как-нибудь вечерком мы соберемся снова. Да хоть на этой неделе. — Она сняла руку с плеча брата и направилась к двери. — Попроси их подготовить следующую сцену.
Утром в среду Мэри Лэм и Уильям Айрленд вместе спускались по сходням пристани Брайдуэлл-уорф к Темзе. Ночью шел дождь, а деревянные ступени были и так отполированы до блеска бесчисленными ногами. Поддерживая Мэри под руку, Уильям свел ее вниз до самой кромки воды.
— Боюсь, не очень-то изящно я иду, — извиняясь за свою медлительность, сказала Мэри.
— Не вижу ничего неизящного, Мэри. Законы грации зависят от обстоятельств.
— Какие же необыкновенные вещи вы говорите.
— Да? — он посмотрел на нее с неподдельным любопытством и вдруг воскликнул: — Ага! Вон они.
У причала стояли три или четыре перевозчика, рядом качались на волнах лодки. Когда Уильям попросил переправить их через Темзу, им дружно указали на некоего Гиггза, который вроде бы прибыл к пристани первым; Гиггзу, впрочем, явно не хотелось прерывать дружескую беседу. На его вязаной шапке красовалась позолоченная эмблема его ремесла; он привычным жестом потер ее рукавом и буркнул:
— Это вам встанет в шестипенсовик.
— Я думал, трех пенсов хватит.
— Так дождь же прошел. Для лодки это плохо.