Лорд теней (Горящие звёзды)

Марк положил руки за голову. Дождь усилился: он слышал, как капли падали на плащи над ними.

— Воспоминания беспокоят меня, — сказал он. — И мне интересно, забудет ли меня моя семья.

Киран провёл кончиком пальца по груди Марка и остановился над его сердцем. Марк почти перестал дышать. Он напомнил себе, что это ничего не значит. Для фейри не было понятия, как личное пространство.

— Никто тебя не забудет, — тихо сказал Киран. — Ты не забываешь того, кого любишь. Я всё ещё помню лицо своей матери. И нет более любящего сердца, чем твоё.

— И всё же иногда я думаю, что лучше бы я забыл, — тихо сказал Марк. Такие мысли не посещали его без вины. — Для них, для меня. Я никогда не вернусь.

— Никто не может знать будущего, — сказал Киран, садясь с удивительной яростью. — Твоё изгнание могло бы закончиться. Покаяние приходит во многих формах. Более щедрый и добрый Король давно бы привёл тебя в свой двор. Если бы у меня была сила, которую следует иметь Принцу…

Марк сел, но Киран уже замолчал. Его руки, сжатые в кулаки, лежали на коленях, голова опущена. Тот факт, что он говорил о себе как о Принце, был необычен, так как после изгнания его силы не последовали за ним в Охоту.

— Киран…, — начал Марк, но было ясно, что Киран огорчён, и это было достаточно странно, поэтому Марк промолчал.

— Нам следует поспать, — сказал Киран после долгой паузы. — Завтра мы должны встать с рассветом, если хотим встретиться с остальными.

Марк откинулся назад, и Киран лёг рядом, повернувшись к Марку спиной. Марк придвинулся к Кирану так близко, как только мог. Они спали вместе бесчисленное количество ночей, разделяя тепло их тел. Марк был расстроен из-за несчастья Кирана и не хотел давить на него еще больше, ведь сам Киран, вероятно, не желал бы этого. Он лежал близко к Кирану, но не касался его. Одна его рука находилась за головой, а другая была вытянута и лежала в миллиметре от волос Кирана. Он не хотел признавать свою надежду, что, возможно, ночью, когда ветер подует в пространство в пирамиде, его пряди дотронутся до пальцев Марка с подобием ласки.

Но он это сделал.

Руки Марка были связаны, и он кричал. Перед ним стояли Отречённые во главе с Себастьяном Моргенштерном. Океан алой крови покрывал мир. Его семья стояла в линию на коленях перед Себастьяном — Хелен и Джулиан, Тай и Ливви, Дрю и Тавви. Себастьян взмахнул Мечом Смерти, разрезая грудь Джулиана. Когда его брат упал на землю, Марк увидел его мучительное выражение лица и просьбу в его глазах: — Помоги мне, Марк, помоги мне…

— Марк. Марк! — Марк сидел прямо в темноте, и на его плечах были руки. — Марк, это был сон, обман разума, не больше.

Марк втянул воздух, пахнущий дождём и грязью. Здесь не было крови, не было Отречённых, не было Себастьяна. Он находился в пирамиде из камней вместе с Кираном, и вокруг них был дождь. — Моя… семья…

Киран провёл рукой по волосам Марка с нежностью, которая была невозможна в Охоте. Марк поддался ласке, не подумав. Он думал лишь о руках Кирана, которые нежно прикасались к его коже. У Кирана не было мозолей, как и у всех фейри. Касание кончиков его пальцев были похожи на крылья мотылька. Марк поддался его прикосновениям, даже когда Киран медленно двинулся, чтобы потрогать его плечи, его пальцы скользили по дыркам в его рубашке.

— Твои шрамы хорошо зажили, — сказал Киран. Несколько месяцев назад Марка выпороли члены Охоты, которые разозлились на правительство Сумеречных Охотников.

Марк слегка отодвинулся. — Но они всё ещё некрасивые…

— В тебе нет ничего некрасивого, — сказал Киран. Марк знал, что он действительно так считает, потому что Киран не мог лгать. Его сердце, казалось, сжалось, посылая кровь и жар по всему телу.

Всё это время в Охоте Киран был рядом с ним, чтобы разделить его отчаяние, скрасить минуты его печали, излечить его сердце. Он наклонился к Кирану, не зная, что он хотел сделать — это было вовсе не быстрое и не элегантное движение, которого ему бы хотелось. Их тёплые губы столкнулись вместе, и он запустил свои руки в волосы Кирана, которые были такими мягкими, какими он всегда их себе представлял.

Киран сжал руки на плечах Марка. В удивлении, раздражении. Марк не мог сказать. Он быстро отстранился от Кирана.

— Прости, — сказал он. — Мне очень жаль.

Киран дотронулся рукой до своего рта, потрогал кончиками пальцев свои губы. — Но Марк…

Но он не закончил. Марк, сгоравший от унижения, пронёсся мимо него. Отбросив камни внутрь пирамиды, он выбежал в шторм.

Дождь был колющим и сильным, льющимся по диагонали из-за сурового ветра.

Он сразу почувствовал себя глупо. Небо было серым туманом, и он мало что мог разглядеть вокруг себя: грязь, зелёная трава, тень Виндспир на расстоянии. Ветер остудил его. И как ему теперь смотреть Кирану в глаза? Он был Сумеречным Охотником, он должен был знать, что побег ничего не решает.

Кроме того, где он будет спать?

Он уже собирался с мужеством, чтобы вернуться в пирамиду, униженным или нет, когда услышал ржание вдалеке. Его лошадь. Здесь было круто, неустойчиво из-за сланца и осыпи, а теперь ещё и скользко из-за дождя. Его лошадь могла упасть и теперь лежать на скале со сломанной ногой.

Забыв о своих переживаниях, Марк бросился сквозь ливень к краю горной вершины и посмотрел вниз. Дождь и тени. Гром раздался в небе, и ему показалась, что он опять услышал ржание. Опустившись на руки и колени, он опустился на узкий путь, по которому, как он представлял, ходили лишь козы.

По-прежнему ничего. Он сделал паузу, чтобы отдышаться. Возможно, если он упадёт с горы, то он будет спасён от неловкого объяснения Кирану, почему он его поцеловал. Он встал, прижимаясь к скале. Он стоял на широком уступе, а под ним находился туманный и зелёный полуостров Ллейн. Вдали он видел воды Менай, неспокойные и серые. Вид морской воды всегда вызывал у него боль, напоминая ему о видах из Института Лос-Анджелеса.

Тоска по семье вернулась, чтобы вновь уколоть Марка вместе с новой болью. Что если он оттолкнул Кирана? Он уже давно решил, что Кирана стоило держать при себе как друга, даже если Марк мог не испытывать к нему глубоких чувств. Кроме Гвина, Киран был единственным, кто проявлял к нему доброту в Охоте. Гвин мог проявлять столько доброты, сколько другие Охотники не посчитали бы несправедливой пристрастностью. Но Киран… Киран держал Марка после порок или ранений. Приносил ему воду и накрывал одеялом плечи. Сохранял ему добавку к еде. И более того, Киран разговаривал с Марком и слушал его. Ты не поймёшь, какой ты потерянный, пока рядом не будет никого, с кем можно было бы поговорить. Будто ты человек, которому хочется выговориться, и по истечению определённого времени отчаяние становится настолько сильным, что ты начинаешь разговаривать с деревьями и камнями. Киран вернул Марку его человечность с помощь обычной привязанности, и теперь Марк не знал, как он будет жить без этого.

Он решил, что он пойдёт и извинится перед Кираном. Это было правильно и это было единственным, что он мог сделать, единственный способ всё наладить.

Он взобрался по тропинке и соскользнул на мокрую землю. Он упал и соскользнул на несколько футов, крепко прижавшись к скале. Встав, он почистил одежду от грязи и понял две вещи. Во-первых, его идиотская лошадь жевала траву в нескольких футов от него, не обращая внимания на погоду. Во-вторых, в нескольких футов от него стоял Киран. Как-то он вернулся к пирамиде, хотя он не знал, как именно.

— Марк! — сказал Киран. Его голос звучал хрипло, возможно, из-за ветра. В его глазах была паника, а недавно подстриженные волосы окрасились в чёрный цвет. Это говорило о том, что он был расстроен. — Марк, где ты был?

— Я пошёл искать свою лошадь, — сказал Марк. — Я имею в виду, ах, это не было причиной. Я ушёл потому что…, — он вздохнул и опустил руки. — Прости, Киран. Я не хотел делать этого.

Глаза Кирана сузились. — Ты не хотел делать что?

Марк вытер дождь с глаз. — Я бы не хотел это говорить.