Лосев
Шрифт:
После ареста Новоселова Валентина Михайловна «пришла в ужас» от всей его нелегальной литературы антисоветского характера. К тому же в доме находился еще имяславский лосевский архив, включая документы, переданные ему после смерти Н. М. Соловьева, главного поборника имяславия. Тогда решительная Валентина Михайловна, чтобы спасти все эти документы и не компрометировать А. Ф., упаковала их в портплед и отнесла к своей приятельнице по Астрофизическому институту Е. Ф. Ушаковой под предлогом ремонта в квартире. А. Ф. был возмущен этой историей, когда она стала ему известна. Но было уже поздно. Арестовали Лосева, его жену, Новоселова и среди десятков других ничего не подозревавшую Е. Ф. Ушакову, которая тем не менее получила по приговору Коллегии ОГПУ свои три года ссылки в Казахстан. Возвратившись, бедная Е. Ф. Ушакова ни с кем из круга Лосевых никогда не встречалась. В 1960 году Е. Ф. Ушакова-Шапошникова была реабилитирована на основании давних показаний супругов Лосевых о том, что Ушакова «никакого участия в антисоветской деятельности не принимала». Все-таки Лосевы ей помогли, не могли не помочь (л. 770, т. 2).
Если вдуматься поглубже, то уже только один документ «Большое имяславие» мог бы послужить поводом для ареста Лосевых. Тем более что этот «программный документ» для отложившихся от Сергия «в значительной мере» содержал выписки из сочинений А. Ф. (8/Х—1930, л. 128). и его «заметок» (22/VII—1930,
«Большим имяславием» назывался документ, начинавшийся словами: «В неделю о страшном суде 6/I9 февраля 1928 года повем имя твое братии моей, посреди церкви воспою Тебя». В документе говорилось о «кровавом и мутном тумане бесовской силы, обдержащей и церковь нашу и нашу родину». «Потому мы и гонимы, что мы христиане». «Похулено и осквернено сладчайшее Имя Иисусово, и вот постигла Россию великая разрушительная война, падение и расслабление великого народа, безумие и окаянство жесточайшее сатанинского десятилетия, включая и распри церковные, разделение церковного общества на непримиримые партии и еретически-раскольнические блуждания». «Взываем мы, – обращаются авторы этого документа, – ко всем верным чадам православной церкви и умоляем выслушать наше слезное прошение и увещание».
Документ, можно сказать, опасный и антисоветский, а вот А. Ф. Лосев, признавая свою вину, считает, что участвовал в этой антисоветской организации «без особой практической деятельности» (8/Х—1930, л. 129). Да и когда же ему было заниматься практикой, «направлять Димитриевское ли или еще какое-либо течение», если «главным интересом» Лосева была наука, а «влиянию на церковное движение» он уделял «ничтожную часть» времени. Да и это влияние, которое оказывали Лосев и Егоров, шло исключительно по основным вопросам. А главное, их, как «людей прямых», «злила компромиссно-приспособленческая политика» (л. 134–136). В конце концов и это «влияние» успеха не имело, приходилось спасать родину своим философским трудом.
Лосевы держали сторону владыки Серафима (Звездинского) и его друга владыки Арсения (Жадановского), а он твердо запрещает посещать сергианские храмы, ибо Сергий «подчиняется сатане», а церковью Сергиевой управляет Тучков из ОГПУ. [142] Владыка Арсений не имел литургического общения с сергианцами, считая, как и владыка Серафим, что митрополит Сергий превысил «полномочия данной ему церковной власти». [143]
Супруги Лосевы также постоянно гостили в монастырях. Чаще всего в Борисоглебском Аносином монастыре, [144] где хранится чудотворная икона Богоматери, или в Екатерининском, где образованнейшая игуменья Елена и великолепный хор (монахинь эвакуировали из Варшавы в 1914 году). Там, в монастырях, праздник особый, туда везут подарки, все больше сладкое, монахам тоже надо подсластить трудное житие. В Аносиной пустыни (по Рижской дороге, около Снегирей) – строгий устав византийца св. Ф. Студита. Добрейшая мать Алипия, милые юные послушницы Таня (дочь профессора-медика Фомина), в дальнейшем мать Магдалина (скончалась в начале 80-х годов, ее хорошо знала Е. В. Селиванова), Любочка (племянница известного украинского писателя Нечуй-Левицкого), в дальнейшем мать Леонтия (ее хорошо знал о. Алексей Бабурин, друг нашей семьи, скончалась в конце 80-х), о. Досифей – исповедник монахинь в Аносиной – напоминает блаженного, юродствует. К нему едут на исповедь Лосевы. «Бог простит», – говорит он в ответ на сокрушения Валентины Михайловны. Из Зосимовой, куда тоже наезжали, иеромонах Митрофан, близкий человек Лосевым. После закрытия в 1923 году этой обители о. Митрофан поселился под видом родственника у Лосевых, где и был арестован 5 июня 1930 года вместе с Валентиной Михайловной. Положенные службы проходят у Лосевых дома, и о. Митрофан на 1 января 1928 года служил молебен. Посещали Гефсиманский скит вблизи Троице-Сергиевой лавры, собирались к последнему оптинскому старцу о. Нектарию (запись 1/I—1928). Совершили Лосевы паломничество в Саров и Дивеево. Хранила Валентина Михайловна список иконки Богоматери с младенцем «Знамение» (письма одной из сестер Серафимо-Понетаевского монастыря в 1879 году), наделенной благодатной силой исцеления. На Светлом озере (в той же Нижегородской губернии, где и монастыри), на дно которого ушел от разорения татар град Китеж, вступала Валентина Михайловна в споры с сектантами и, по рассказам ласково-ироничным А. Ф., – спорила успешно, доказывая правоту веры православной. Прислушивались оба, не прозвучит ли из глубин звон китежских колоколов. Вели о Китеже беседы с приезжавшим из Питера другом – В. Л. Комаровичем, который в дальнейшем издаст книгу о древней Китеже кой легенде. [145]
142
Запись в дневнике В. Лосевой от 21 января 1928 года. Е. А. Тучков – начальник 6-го отдела ОГПУ, секретарь Антирелигиозной комиссии Политбюро.
143
Епископ Арсений (Жадановский). Воспоминания. М., 1995. С. 289. Владыка был расстрелян в 1937 году и, что характерно, – по обвинению в руководстве контрреволюционной монархической организацией церковников – последователей «Истинно-православной церкви».
144
Аносин Борисоглебский девичий монастырь основала княгиня Авдотья Николаевна Мещерская (урожд. Тютчева) в своем подмосковном имении Аносино по благословению и с помощью митрополита Филарета (Дроздова), который сам постриг княгиню под именем Евгении и назначил ее игуменьей монастыря, где она установила строгий порядок и вела аскетический образ жизни. См.: Рассказы бабушки из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные ее внуком Д. Благово / Изд. подг. Т. И. Орнатская. Л., 1989. С. 276–279.
145
Комарович В. Л. Китежская легенда. М., 1936. Рассказы А. Ф. воодушевили через много лет В. П. Шестакова устроить экспедицию на Светлояр в 1959 году (Шестаков занимался тогда подводным спортом и подводной археологией). См.: Шестаков В. П. Эсхатология и утопия. Очерки русской философии и культуры. М., 1995. С. 29.
Валентина Михайловна
ездила в 1925 году в Петербург на Астрофизический съезд. Пробыла там пять дней. Заранее продумала поездку, чтобы познакомиться с о. Феодором Андреевым (через М. А. Новоселова) и получить духовную поддержку (З/XII—25).С Валентиной Михайловной были переданы от московских имяславцев письма и некоторые важные веши. [146] Батюшка о. Феодор и матушка – имяславцы. Он – ученик о. Павла Флоренского по Духовной академии. У него, как заметила Валентина Михайловна, «хорошее серьезное монашеское лицо» (З/ХII—1925). Именно ему написала Валентина Михайловна письмо (от 21/XI—1927) о кончине Николая Михайловича Соловьева, умершего в 53 года 17 ноября 1927 года. С ним, первым, поделилась она горем, постигшим друзей Николая Михайловича. В храме о. Владимира Воробьева у Николы Плотника была заупокойная всенощная. А. Ф. молится каждый день о покойном, читает канон по исходе души и по кафизме ежедневно, так в течение 40 дней.
146
Дневник точно фиксирует посещение о. Феодора в декабре 1925 года. На допросе 12 ноября 1930 года Валентина Михайловна говорила о поездке на Астрофизический съезд в Ленинград, когда она ходила за «философскими книгами» к о. Феодору с письмом от Новоселова. А. Ф. говорил о поездке в Ленинград в декабре 1928-го. В дневнике съезд вообще не упоминается. Может быть, в 1928 году была вторая поездка? А может быть, с течением времени даты забылись. О съезде и поездке на пять-шесть дней упоминает А. Ф. в письме из лагеря 9 марта 1932 года.
«Глубокоуважаемый батюшка, отец Феодор, благословите! По просьбе дяди моего, М. А., [147] сообщаю Вам, что в четверг 4/I7 ноября в 4 ч. 20 м. утра скончался Николай Михайлович Соловьев. Дядя очень Вас просит о нем молиться и передать эту просьбу всем его знавшим, Вашим знакомым и вообще всем православным, кому будет возможно сообщить эту просьбу. Много было врагов у Николая Михайловича и многие его осуждали, в том числе и мы, близкие ему по вере. И вот теперь думается, имеет право он сказать: «Вот все Вы меня осуждали. Ну вот теперь меня нет. Посмотрю, что Вы сделаете для прославления всесвятаго Имени Господня. Пусть у меня были ошибки, но сердце и жизнь свою святому делу отдал». Я особенно себя виноватой перед ним чувствую, так как по нерадивости своей, несобранности духовной и привязанности к миру совсем ничего для Господа не делаю. Недостатки Н. М. имею, вероятно, вдесятеро большие, а подвига его и ревности о Господе и следа во мне нет. И когда стояла у его гроба, не за него, а за себя было страшно: «Что отвечу на Суде Его?» И перед Н. М. хочется заслужить прощение: всех кого могу стараюсь просить о нем молиться. И Вас ради Христа прошу: скажите всем, кому возможность почувствуете, чтобы помолились о нем.
147
М. А. Новоселов в целях конспирации – «дядя».
Помоги Вам Господи в Вашей трудной жизни. Простите, благословите и помолитесь иногда и о нас.
8/21 ноября В.Лосева».
Чувство приближающихся каких-то невиданных событий охватывает Лосевых в конце 20-х годов, а казалось бы, как хорошо, книги выходят одна за другой. Но уже давно вспоминает Валентина Михайловна слова своего брата о монастырском житии. Ищет ответа у батюшек, ученых и неученых монахов, читая «Добротолюбие», преподобного Нила Сорского, Четьи-Минеи, труды владыки Игнатия Брянчанинова и Феофана Затворника, о. С. Булгакова, К. Леонтьева, Вл. Соловьева…
Поиски монастыря не мешают мыслям Валентины Михайловны о высоком предназначении брака. Есть замечательная запись в дневнике Валентины Михайловны от 21 января 1926 года: «Только от о. Алексея я слышала родственные слова о браке. Схимонах, но ведь около 30 лет прожил с женой». Запомнились его слова о том, «как два родных человека смотрят друг другу в глаза, соединяется душа с душой». [148] «Великая правда в браке», – заключает Валентина Михайловна.
Никакое чтение, никакие молитвы помочь не могут в годы церковных гонений. Девочкой мечтала Валентина Михайловна о том, чтобы ее преследовали и мучили, как первых христиан. Теперь на опыте церкви Лосевы подготавливаются к собственным мучениям. Тем дороже своя родная «верхушка», антресоли в родительской квартире, своя родная келейка.
148
Кто такой этот схимонах Алексей? Вполне возможно, что это знаменитый старец Зосимовой пустыни, иеросхимонах Алексий (скончался в 1928 году), который (по разным сведениям) жил с женой пять лет или два года, но сына воспитывал 25 лет (может быть, у Валентины Михайловны в связи с этим появилось «30 лет с женой») и только после этого поступил в Зосимову пустынь (закрыта в 1923-м). Старец Алексий вынимал жребий во время выборов патриарха на Соборе 1917–1918 годов. К нему ездили за советом множество людей. Епископ Арсений (Жадановский) отмечает его «общительность, доступность и внимательность ко всем», он проявлял «живой интерес к судьбе каждого». Лосевы были близки к насельникам Зосимовой пустыни, к о. Мельхиседеку, о Митрофану, к игумену Герману (скончался в 1923-м). Об о. Алексии и о. Германе, а также о житии двух друзей (еп. Арсения и Серафима) у игуменьи Фамари (Серафимо-Знаменский скит) см. в кн.: Еп. Арсений (Жадановский). Воспоминания. М., 1995.
4 октября 1928 года Валентина Михайловна записывает: «Тихо, светло, горит лампада, чуть пахнет ладаном, стоят иконы Павлика Голубцова (в дальнейшем архиепископ Сергий, иконописец, друг живописца П. Д. Корина. – А. Т.-Г.). [149] На окне у меня чисто, бело, тянется к потолку дикий виноград зеленью свежею по белой раме окна. Вся тут родная наша верхушка. Ясочка, радость моя светлая, тихо, глубоко, хорошо как вместе. Благостно и тишина, образ будущего века. И кажется, что все это на том уже свете». Запись сделана в день памяти святого Дм. Ростовского. На этой записи кончается дневник.
149
На панихиде по А. М. Флоренской в Новодевичьем я встретилась с владыкой Сергием по просьбе А. Ф. У нас хранится фотопортрет владыки в полном облачении, присланный им А. Ф.
Слишком хорошо было в тишине и благости родной «верхушки» с иконами и книгами. Вокруг идут аресты, на улицах (на Арбате, совсем рядом) «ощущение первых христиан среди капищ». «Жутко, что может не хватить сил перед стихией сатанинской, сойдешь с ума или отупеешь. Не такие люди сдаются и побеждаются. Говорят, о. Павел после этого весь разбит» – вот какую запись в этот же день делает Валентина Михайловна, и кажется ей, что предстоит мученичество, как в древние времена. «Замучают за исповедание Христа. И только хочется, чтобы уж скорее, а главное, чтобы дал Бог силы перенести с мужеством, не отречься при всем ужасе мук и умереть во Христе». Лосевы понимали, что им не жить «церковно-свободно при этой власти». «Надо уходить в пустыню самим или „идти на подвиг исповедничества“» (тогда же).