Ловцы душ

Я вдруг подумал, что есть ведь кое-кто, кто может мне помочь. Эния, любовница императора, служащая Внутреннему Кругу Инквизиториума. Конечно, было много способов известить кого надо о проблемах, которые возникли в Хабихтбурге. Обращение к мощи Круга не входило в число безопасных задач, но я бы скорее предпочёл сделать это, чем играть против легата и его брата. Только, к сожалению, у меня не было возможности добраться до прекрасной убийцы, и, кроме того, в сложившейся ситуации такая попытка могла навредить как ей, так и мне.

– Анна, княжна из Трапезунда, вы знаете её, не так ли? – Спросил я.

– Кто не знает любовницу императора? Ба, многие хотели бы узнать её поближе...

– Передайте ей сообщение, – попросил я. – Пусть соизволит со мной встретиться...

– А что это даст? Если ты думаешь, что…

– Только передайте сообщение, – повторил я с нажимом в голосе. – Больше ничего.

Он покачал головой и встал с сундука.

– Если ты хочешь именно этого. – Он ещё раз повернулся ко мне с порога.

– Когда я смотрю на всё это, – он покачал головой жестом, который показался мне беспомощным, – на Империю словно пал злой рок... Тьфу, тьфу, к лешему! – Он сплюнул через плечо.

Потом он вышел, не потрудившись даже кивнуть мне головой на прощание.

Злой рок? Я не хотел даже думать об этом. Теперь интересно было одно: справедливо ли Каппенбург подозревал Риттера? Я думал, что, скорее всего, справедливо, ибо вера в человеческую преданность и храбрость была в моём случае не особенно развита. Особенно когда речь шла о человеке вроде Хайнца Риттера. Я доверял ему достаточно, чтобы знать, что он не предаст меня по своей воле, но я не поставил бы и ломаного гроша, что он не даст нужных показаний как только его к этому принудят. Что, впрочем, очень правильно. Для чего было бессмысленно страдать, если с помощью палача следователи и так вытянули бы из него всё, что только захотели? Если обвинения Каппенбурга были справедливы, то, скорее всего, Риттер не вернётся ни сегодня, ни на следующую ночь в нашу комнатку. Хотя... с другой стороны, легат и его брат могли поступить совершенно иначе. Хайнц вернётся ко мне и честно признается, что его допрашивали. Признается именно для того, чтобы не вызывать подозрений, потому что, в конце концов, в замке уже допросили десятки людей, и в самом факте допроса не было ничего удивительного. Тем более ничего удивительного не было в допросе человека, который, во-первых, наблюдал за атакой с императорского холма, а во-вторых, как художник, был одарён чувством наблюдательности куда выше среднего.

Мне было интересно, сколько времени отделяет меня от ареста. С равной вероятностью это мог быть день, неделя или несколько недель. Всё зависело от того, насколько полны решимости братья Верона и сколь сильной поддержкой они располагают. Конечно, человек добродушный и верящий в светлые стороны человеческой природы понадеялся бы, что Светлейший Государь не забыл, что я оказал ему услугу, помогая спасти его жизнь. К счастью, я не был ни добродушным, ни верящим в светлые стороны человеческой природы. И этот здоровый подход к миру и ближним мог только уберечь меня от разочарований. Потому что рано или поздно нас предаст каждый, и единственное, чего мы можем достичь, - это отсрочить измену либо её предотвратить. К сожалению, в данном конкретном случае я мог лишь ждать, когда главные игроки переместят на шахматных полях пешку с вырезанным на ней именем бедного Мордимера.

Риттер вернулся только ночью. Навеселе, но не пьяный.

– Меня допрашивали, вы представляете? – Крикнул он с порога.

Значит, всё так и есть, подумал я.

– И что тут особенного, – буркнул я.

– Но что я там знаю… – Он повалился на лежанку рядом со мной. – Выпьем ещё?

– Почему нет, Хайнц? Рассказывайте.

– Что там рассказывать? – Он мощно глотнул из фляжки, потом подал её мне. Он говорил, как мне, по крайней мере, показалось, неестественно громко. – Туман видели? Крылья демонов видели? Паутина оплетала конские копыта? И так далее, и так далее...

– Ну и?

– Что мне оставалось делать? Я сказал, что никогда не буду возражать против мнения нашей святой Церкви. – Он захохотал. – Ну, пейте, пейте и идёмте спать.

Я осушил фляжку до дна.

– Спокойной ночи, господин Маддердин, – сказал он так громко, словно лежал в другой комнате, а не на той же самой лежанке.

– Добрых снов, Хайнц, – отозвался я.

Несколькими молитвами позже я почувствовал, как Риттер придвигается ко мне. Я почувствовал его дыхание на моей щеке.

– Я вас предал, – прошептал он. – Сказал им всё, что только хотели.

– Что именно? – Я повернулся на бок и тоже тихо шептал ему в ухо, так что, наверное, мы выглядели в данный момент как жаждущая близости пара влюблённых.

– Что вы - чернокнижник, еретик, богохульник и содомит, – пояснил он, и я скривился при последнем слове, хотя в темноте этого никто и не мог увидеть. – Что хулите нашу святую Церковь и Милостивого Государя, что вы были шпионом палатина... – Он громко проглотил слюну. – Меня пытали...

– Разве?

– Ну, не до конца, – снова зашептал он чуть погодя. – Показали мне инструменты и объяснили их действие…

– Вы правильно поступили. – Я кивнул головой.

– Что?! – Он определённо не ожидал услышать из моих уст эти слова.

– Вы правильно поступили, – повторил я. – Так или иначе, они бы вытянули из вас всё, что хотели, только, безусловно, вы бы уже не покинули тюрьму на собственных ногах. Вы не могли бы мне помочь в любом случае. Предав меня, вы помогли хотя бы самому себе. Я рассердился бы на вас, если бы вы поступили иначе.

– Правда, правда? – Он не мог поверить своим ушам. – Вы не держите на меня зла? Не хотите отомстить?

– Мастер Риттер, – я похлопал его по плечу, – вы с ума сошли? Разве в моей ситуации что-то изменилось бы, если бы вы дали запытать себя до смерти? Задумайтесь на минутку. Будьте честны и лояльны к новой власти. Тогда, может, и уцелеете.

Хайнц, однако, был благородным человеком. Человек подлый никогда не признался бы в том, что он сделал. А ведь он рисковал. Во-первых, вызвать мой гнев, во-вторых, что я выдам допрашивающим что он рассказал об их интриге. Он не повёл себя как герой, но героев бесполезно искать в наши подлые времена. После известных героев остаются гробницы или курганы, после неизвестных героев – быстро исчезающие круги на поверхности навозной жижи или ямы, вырытые в свежей земле. Не стоит умирать за яму в свежей земле... Я свято верил в слова, которые говорил перед лицом Светлейшего Государя. В слова, гласящие, что «храбрые не живут вечно, но трусы не живут вовсе». Только иногда нужно выбрать подлую жизнь, чтобы когда-нибудь ещё, в будущем, получить шанс на героическую смерть. И нужно знать, когда вы достойный восхищения герой, а когда достойный лишь жалости дурак. Риттер знал разницу.

И очень хорошо.

* * *

Каппенбург отлично справился. На следующий день после нашего разговора меня ожидало письмо от Энии, сообщающее, что сегодня вечером меня проведёт в её покои верная служанка.

Убийца ждала меня, одетая лишь в длинную белую ночную рубашку. Она была с распущенными волосами и лежала на широком ложе с балдахином. В руке она держала кубок из чистого золота, инкрустированный драгоценными камнями.

– Здравствуй, мой инквизитор, – произнесла она ласково. – Что такого важного случилось, что ты попросил меня о встрече? Тебя тяготит неодолимое желание угасить похоть, – она погладила себя по груди с игривой улыбкой, – или другие дела?

– Скоро тебе не удастся меня угасить, если меня отправят на костёр, – сказал я.

Она рассмеялась.

– Ты ищешь здесь помощь, а не удовольствие, – ответила она. – Жаль, ибо второе было бы легче.

– Легат пытается обвинить меня в…

– Подожди, – прервала она меня. – Ещё успеем поговорить. А пока иди сюда.

Во-первых, человеку, в чьих руках находится ваша судьба, не отказывают, во-вторых, Эния была так прекрасна, что отказать ей было бы грехом. Перед глазами у меня был образ другой женщины, но чем навредило бы лечь рядом с ней.