Ловцы душ
Шрифт:
– Выпей, дорогой…
Она приложила чашу к губам, потом приблизилась ко мне. Я выпил вино из её уст. Уже миг спустя я почувствовал, что что-то не так. Очень не так.
Когда я очнулся, мой взгляд упал на свечу, стоящую в изголовье кровати. Эния только её зажгла, а теперь свеча сократилась наполовину. Таким образом, я пробыл без сознания достаточно долго.
– Что это за яд? – Спросил я, обращая взгляд на убийцу, которая сидела в кресле с высокой спинкой. Она поджала ноги, чтобы защитить босые ступни от холодных камней пола, и внимательно смотрела на меня.
– Не тот,
Она говорила, конечно, о способе, которым подсунула мне яд. Ибо кто ожидает, что получит его из уст любовницы? Сама она, должно быть, была к нему устойчива. А может, яд действовал лишь через некоторое время, или же взять вино в рот, а потом быстро избавиться от него, не было опасно? Так или иначе, ответ на этот вопрос была не важен ни в малейшей степени. Важно было только одно: почему убийца, служащая Внутреннему Кругу (который, как я думал, был ко мне в определённой степени благосклонен) решила лишить меня сознания? Что произошло в то время, когда я лежал без памяти и без чувств?
Я пошевелился. Сначала осторожно сдвинул одну ногу, потом приподнялся на локте. Как ни странно, мне не было больно, так что яд не оставлял видимых следов. Я осмелился на большее и приподнялся на подушках, лежащих в изголовье. Только теперь я увидел, что произошло в комнате.
– Почему? – Спросил я, глядя на окровавленное тело императора. Его ударили по крайней мере три раза: в грудь, в шею, и один раз лезвие скользнуло по щеке и челюсти, оставляя красную борозду.
Эния смотрела на меня холодным взглядом.
– Почему? – повторила она. – Потому, что мы несём с собой ветер великих перемен, Мордимер. А кто не с нами, тот будет сметён. – Она дунула на раскрытую ладонь.
Я посмотрел на пораненное лицо бедного Хокенстауфа и подумал, что он такая же никчёмная пешка, как и ваш покорный слуга. Только он полагал, что он игрок... Риттер сказал: «С шахматной доски исчезнут башни, кони и слоны. Останутся пешки, которыми намного проще управлять». Он не предусмотрел одного. Что с шахматной доски исчезнет также и король. А рукой игрока должен был с этих пор стать Ватикан.
Позволено ли было Светлейшему Государю умереть в неведении о понесённом поражении? Какой удар был первым? В сердце, в шею, или, может быть, тот взмах, который искалечил лицо? Если он умер не сразу, то что он чувствовал, видя, что погибает от руки женщины, которую любил?
– Бедный, бедный сукин сын, – прошептал я, и это должно было сойти императору за эпитафию. Потом перевёл взгляд на Энию. – Так кому ты на самом деле служишь?
Она встала с кресла, вздрогнула, когда босые ноги коснулись пола, подошла и прижалась ко мне.
– Если тебя это утешит, знай, что мне жаль. – Она подняла глаза. – Очень жаль, Мордимер. Не из-за этого, – я понял, что она имеет в виду императора, – а из-за тебя.
Она погладила меня по щеке.
– Все тебя использовали, бедный Мордимер. Все тобой играли. Ты не мог пережить эту партию. Если бы не я, то кто-нибудь другой. Хотя... у тебя ведь был выбор, не так ли?
Я согласился с ней. Мне был дан выбор. Я мог вопреки своим убеждениям и вопреки
своей вере встать на сторону победителей. Но иногда лучше быть преданным, чем предать самому...– Тебе не удастся. – Я покачал головой. – Мариус и его люди... Они доберутся до тебя.
Я сказал так, не зная, что за всей интригой не стоит именно Внутренний Круг. Однако я понятия не имел, какими целями он мог руководствоваться, убивая императора и сваливая вину на одного из инквизиторов. Ван Бохенвальд был человеком, которому я не только был обязан жизнью, но также верил, что, хотя в работе он и руководствуется неизвестными мне мотивами, мотивы эти вполне согласуется с нашей верой.
–У Мариуса теперь будут большие неприятности, – она усмехнулась, будто видение Ван Бохенвальда, удручённого тревогами, казалось ей забавным. Несмотря на необычайную серьезность ситуации, я не мог не заметить, как очаровательно она выглядит, когда улыбается. И я уже знал, что она предала своих хозяев.
– Что теперь? Убьёшь меня?
– Меч Господень, откуда эта безумная идея?! Инквизитор, который убил императора, всем нужен живым. Двое твоих людей уже сидят в подземельях, а с утра расскажут о том, что ты занимался колдовством и поносил Светлейшего Государя. Я подозреваю даже, что их не нужно будет к этому принуждать. Может, не стоило вешать их товарища? То же самое свидетельствовал, впрочем, и твой друг комедиант, и, определённо, найдётся ещё много других свидетелей...
Я долго молчал, размышляя над всеми последствиями, которые могло вызвать подобное событие.
– Ты предашь всех, – пообещала она. – Братьев инквизиторов и епископа. Не будет больше Святого Официума.
Она могла оказаться права. Иногда даже падение такого крошечного камешка, как ваш покорный слуга, может вызвать лавину на большом склоне. Кроме того, Инквизиториум был силён и богат. А на его власть и богатство давно уже многие точили зуб. Любой повод был хорош, чтобы расправиться с ненавистным врагом. Что уж говорить, когда в игру вступало поражение армии и смерть самого императора...
– Когда разверзнется ад на земле, ты сможешь себя поздравить, – заговорил я в конце концов. – Сможешь сказать: да, это сделала именно я.
– Я рассчитываю на подобный поворот дел. – Она улыбнулась.
– Гвозди и тернии! – Не сдержался я. – Что тебе обещали за предательство?
– Свободу. – Сейчас у неё был тихий, мягкий и мечтательный голос. – Дом на берегу моря и клятву, что обо мне никто никогда не вспомнит.
– Если ты думаешь, что кто-то сдержит обещания, данные шлюхе и убийце, ты ещё глупее, чем я думал. Кроме того... я буду помнить, – пообещал я.
Она не дала после понять по себе, что слова «шлюха» и «убийца» хоть в малейшей степени её задели.
– Тебя уже нет, – в её словах я почувствовал ноту непритворной печали. – Я хотела бы быть с тобой, – добавила она через некоторое время. – Правда...
– Но вскоре, однако, подвернулась возможность меня выгодно продать...
– Вот именно, – она вздохнула. – У меня только одна просьба, Мордимер, – сказала она через некоторое время. – Не думай обо мне слишком много, когда меня уже не будет с тобой.