Ловцы книг

– «Крепость» – один из фрагментов, которые сохранились? – прямо спросил Самуил.

– Всё-таки ужас какой ты умный, – улыбнулась Юрате.

– В этом городе много таких фрагментов? – подхватила Надя. – Больше, чем во во всей ТХ-19 вместе взятой? То-то мне здесь постоянно кажется, что я снова дома. Там, где в детстве жила.

– Да, – кивнула Юрате. – Здесь очень много. Больше половины того, что удалось сохранить. Я где-то когда-то читала, что Вильнюс пограничный город между сбывшимся и несбывшимся. И это ни хрена не метафора. Это факт. Вильнюс – наша опора, можно сказать, столица несбывшегося прекрасного мира. Сердце больного, впавшего в кому. Пока сердце бьётся, он жив.

• Что мы знаем о Вильнюсе?

Что это человеческий город. Но согласно легенде, он родился из сновидения (князь уснул, утомлённый охотой, увидел во сне железного волка, проконсультировался у шамана, тот сказал, надо строить столицу, и понеслось). А согласно историческим документам, город родился из слова (из писем, которые князь разослал ещё до начала строительства с пометкой «in civitate nostra Vilna», и всех адресатов любезно пригласил приезжать).

• Что мы знаем о Вильнюсе?

Что имя города – Вильнюс (Вильна, Вильно, да как только его не склоняли, мне попадалась даже версия «Вылне», сейчас не припомню, где) – по спорному утверждению некоторых филологов происходит от слова vilnis – «волна». А по другому, ещё более спорному предположению – от Вялниса, чёрта. «Velnias» в переводе с литовского «дьявол», но это дурное влияние католической церкви, у древних балтов Вялнис был богом скота и загробного мира. То есть наш Вильнюс – город-волна и город-Аид! А для человека из Украины «Вільно» в первую очередь означает «свободно». Это уже конечно ни в какие ворота, абсолютно антинаучное объяснение (впрочем, с Вялнисом-чёртом примерно та же беда). Так у меня тут, слава богу, не диссертация, а несерьёзная беллетристика. А перевод с украинского обнажает самую суть.

• Что мы знаем о Вильнюсе?

Что в силу своей природы (текста и сновидения) Вильнюс отзывчив, пластичен, изменчив и открыт к диалогу; иными словами, он всегда готов к удивительным превращениям под влиянием сказанного в нём, ему и о нём. Но не слепо подчиняется чужой воле, а использует её силу, как серфер волну. Город Вильнюс имеет собственные представления о прекрасном и должном. И волю их воплотить. И шикарный набор инструментов: кто только на него не работает. И стихии, и люди, живые и мёртвые, и невообразимые чудища, и древние духи этой (впрочем, не только этой) земли.

• Что мы знаем о Вильнюсе?

Что он пограничный город. Я, конечно, не государственную границу имею в виду. Хотя она здесь тоже рядом, примерно в тридцати километрах. Проходят столетия, войны перекраивают территории, победители рисуют новые карты и подписывают их на своих языках, но как бы ни изменялись очертания и названия государств, Вильнюс неизменно стоит на границе не только в высоком сакральном, но и в понятном житейском смысле. Большое всегда повторяется в малом, а тайное отражается в явном. Так повелось.

• Что мы знаем о Вильнюсе?

Что он – источник нездешней силы и несбывшейся радости, тайное сердце живого мира – того, каким он мог бы и должен был быть. Это сердце всё ещё бьётся, хотя невыносимо болит.

• Что мы знаем о Вильнюсе?

Что я здесь сейчас.

Вильнюс, Ноябрь 2020

– Выглядите, как будто за вами гонятся демоны ада, которых вы уже победили, но почему-то не взяли положенный приз, – говорит Данка, встречая нас на пороге с горячим глинтвейном. – Затем и гонятся, собственно: отдать, что вам причитается. Чтобы всё по-честному. А вам эту хрень неохота с собой таскать.

– Вот чего-чего, а демонов не было, – отвечает ей Тимка. А Самуил добавляет:

– Зато приз явно был.

– Нахренспляжика! – орёт Надя, обнимая кота, который выскочил ей навстречу. – О, великое чудо! Ты сегодня не выходной!

Данка кивает:

– Да, мы выбились из графика. Звери сегодня так на работу просились, что грех было не взять. Оба! Увидели, что я одеваюсь, сами залезли в переноску и смотрели оттуда пронзительно. Гипнотизировали меня.

– Я сырники сделал, – объявляет Артур трагическим голосом. – Дико вкусные. Но некрасивые, потому что я положил слишком мало муки. Потому собственно и вкусные! Вечно с ними такая беда.

– Если хочешь, мы можем закрыть глаза и съесть их наощупь, – предлагаю я.

– Можно выключить свет, – присоединяется Данка. – Все эти наши музейные супер-лампы. Объявить выходной в галерее и мрачно бухать при лучине. В смысле, культурно посидеть при свечах.

– Сегодня понедельник. В понедельник галереи обычно закрыты, – соглашается Труп, разобравший из её монолога, можно спорить, только «выходной в галерее» и страшно довольный, что понял смысл.

– Сырники не настолько страшные, чтобы прям невозможно было смотреть, – смеётся Артур. – Но выключить лампы – тема. При свечах мы тут давно не сидели. Кажется, аж с зимы.

– С твоего дня рождения, – напоминает Наира. – Это было специальное праздничное блюдо: свечи без пирога. Мы ещё с Андреем тогда поспорили, ты уже рыба, или ещё водолей. И каждый тут же нагуглил свою правду. А Дана сказала, твой знак зодиака называется «Море По Колено». И длится всего один день.

– Вот как ты всё это запоминаешь? – изумляется Данка. – Мы же чёрт знает что непрерывно, не затыкаясь, метём!

– Не всё, к сожалению. Но знак зодиака запомнила. У меня папа тоже родился двадцатого февраля.

– Вот я думаю, куда их поставить? – хмурится Артур, извлекая откуда-то с полки свечи-стаканы. – Чтобы звери нечаянно не подпалили хвосты.

– Если не ставить свечу прямо мне на колени, Раусфомштранд в безопасности, – улыбается Надя, уже погребённая под котом.

– А, ну да. И мне на голову лучше тоже не ставить, – спохватывается Артур и бережно, одним указательным пальцем гладит куницу Артемия, который сидит у него на плече с возмущённым выражением морды: «сам ты, придурок, подпалишь свой хвост!»

Я беру сырник из миски – совершенно нормальный, кстати, не понимаю, что Артуру не так, – и не сажусь, а падаю в кресло рядом с Надей, смутно виднеющейся из-под кота. Надо же как я устала! До сих пор удивляюсь тому, что в принципе могу уставать. Но при мощности примерно в полтора человека (ладно, сверхчеловека) с моими привычками проще простого себя загонять.

Зато отдохнуть мне тоже проще простого. Вот как сейчас – молча сидеть, вытянув ноги, смотреть сквозь полуприкрытые веки, как гаснут лампы и загораются свечи, как от них становится оранжевой темнота, как кто-то проходит мимо и кажется не человеком, а порывом тёплого ветра – всегда бы так! – как пляшут и светятся наши прозрачные тени, взирая на нас с потолка. Слушать, как барабанит по окнам только что хлынувший дождь, как звенят стаканы и рычит кофемолка, заглушая божественный визг Нины Хаген, как Данка спорит с Артуром: «Джин-тоник нормально пойдёт под сырники, не буду я заваривать чай!» – а все остальные смеются, и улыбаться за компанию с ними краешком рта, ощущая сперва только сердцем, а после всем телом, всем домом, городом, миром, каждым слоем атмосферы планеты: как же я вас – нас! – сейчас и всегда люблю.