Ловец бабочек
Шрифт:
Семь ступеней.
Скользкие.
И вновь же неудобство это видится созданным нарочно для того, чтобы Катарина и ей подобные, которым случилось оказаться здесь, помнили: оступиться просто.
Слететь в грязь.
Ее ждали.
– Третий этаж, - дежурный с трудом подавил зевок. – Триста седьмой…
А Катарине вспомнилось, что она и близко не представляет, какой из кабинетов занимает Хелег. Он ведь где-то здесь, в этом каменном склепе…
Не стоит.
Позже подумает. Сейчас стоит сосредоточиться. Вспомнить, что она следователь, а не
…главное, уверенность в себе.
Перед кабинетом она вновь заставила себя сделать глубокий вдох.
Постучать. Стук не должен быть робким, как не должен быть наглым. Войти.
– Добрый день, - без улыбки, поскольку для нее не место, но голосом ровным, спокойным.
– Добрый, добрый… - мужчина, сидевший за огромным, в полкабинета, столом, был немолод.
Невысок?
Или, скорее, пытался казаться невысоким. Катарина отметила, что вся обстановка в этом кабинете специально подобрана, чтобы создать ощущение незначительности, мелкости хозяина. Он привстал. И клетчатым платком отер лысину. Указал на стул.
Простой.
Жесткий. И наверняка неудобный. Хелег как-то обмолвился, что стулья в управлении особые, что делают их такими, чтобы человек, которому придется сидеть на них, отвлекался на это неудобство.
Рассредоточенное внимание.
– Катарина Оложевич…
– Знаю, - прервал человек.
Серый костюм.
Стрижка та же, что и у Хелега. А в остальном – ничего похожего. Хелег высок, из редкого числа мужчин, которые выше Катарины.
Хелег не позволил бы себе так заплыть. Живот. Щеки. Два подбородка. Уши и те казались толстыми, но мужчину, кажется, это не печалило.
– Не стоит волноваться, - он потер кончик носа, и без того покрасневший, лоснящийся. – Вас никто ни в чем не обвиняет. Мы лишь хотим понять, что произошло…
…Хелег младший зрячий. А у этого – зеленые лычки. Как минимум – третий ранг, а то и второй. И мысли Катарины ему видны, как на ладони. А ничего-то запретного у нее в мыслях нет.
– У всех в мыслях мелькает что-то да запретное, - он усмехнулся. – Поверьте, это нормально… и волнение нормально, и прочие чувства… все-таки у нашего Отделения несколько специфическая репутация. И не могу сказать, что она не заслужена.
Он вздохнул.
– Нольгри Ингварссон. Но не обижусь, если обращаться станете по имени. Все же мои родители были несколько старомодны… да… а теперь это доставляет массу неудобств окружающим. Вас уже можно поздравить?
– С чем? – удивилась Катарина. Вот уж чего она не видела, так это поводов для поздравлений.
– С помолвкой? Кажется, это так называется. Вы ведь согласились?
– Я… - Катарина поняла, что краснеет. Горячая волна, поднявшись изнутри, разлилась по щекам, по шее. – Я…
…она была бы помолвлена, если бы не письмо.
Проклятое письмо.
– Значит, предложение он так и не сделал? – губы Нольгри Ингварссона – как бы ни сложно было его отчество, но обращаться к дознавателю по имени не самая
лучшая идея – дрогнули в улыбке. – Что ж… это интересно… очень интересно…– Ситуация… я понимаю… - жалкий лепет. – Следует проявить благоразумную осторожность…
– Осторожность и трусость разные вещи. На вашем месте, когда предложение прозвучит, я бы трижды подумал, стоит ли его принимать.
Молчание.
Стол блестит. Ни пылинки. Как это у местных уборщиц получается? Или они силу используют? Нет… это как-то нерационально… сила нужна для иных, куда более важных дел.
Но стол блестит.
И на полированной его поверхности отражается желтое солнце лампы. Слева шкаф. В шкафу – серые папки одинакового размера. Справа – окно. На подоконнике круглый горшок с фикусом. И растение не выглядит заброшенным, напротив, фикус крупный, с лоснящимися листьями, по всему видно, что жизнью он весьма доволен.
– Решите… все решите… вы молодые, разберетесь сами… а вам рекомендовал бы не экранироваться.
– Я… не специально. Это свойство такое…
– Да, да… в вашем личном деле было… жаль, что уровень ваших способностей недостаточно высок, чтобы работать у нас… с другой стороны, способности – это еще не все… далеко не все… вот бывает, что способности хороши, а человек – дерьмо… или не дерьмо, но глуповат… или слаб… или еще что не так.
Он вздохнул.
– Давно надо пересмотреть нормы… для толковых сотрудников дело всегда найдется.
Работа?
В Особом отделе?
Катарина онемела. Он ведь не всерьез?!
– Всерьез, вполне всерьез… само собой, не сейчас, но на перспективу… могу ли я рассчитывать, что вы… подумаете?
– Да.
И если вдруг случится такое чудо, если… в родном Управлении Катарину, говоря по правде, недолюбливают. В этом отчасти ее вина… женщина, выбравшая мужскую работу… об этом и «Правда» писала, краткая заметка, но и она наделала шуму… в Управлении не любят тех, кто выделяется, а она выделяется.
Не по своей воле, само собой…
Просто так получилось. Дядя Петер предупреждал, что так оно и будет, а ей все казалось – преувеличивает.
Нет…
– Понимаю, - а голос у него мягкий, бархатный.
У Хелега пока не выходит говорить так, чтобы голосом очаровывать.
– Вы женщина, которая посмела не только бросить вызов мужчинам, но и превзойти их…
– Я не…
– Бросьте, Катарин, ложная скромность вам не к лицу. Вы умны. Проницательны. Это вы впервые заметили закономерность…
– Ее сложно было не заметить.
– Сложно. Согласен. Бабочки на телах… но их предпочитали игнорировать… с этим мы еще разбираемся…
Он говорил негромко, почти шепотом.
– …вы не просто поняли, что действует один и тот же убийца… вы заставили вам поверить… это ведь было непросто?
Непросто.
Серийный убийца?
В Хольме не может действовать серийный убийца, а книги, на которые ссылается Катарина, они ведь запрещены? Нет? Зря… все одно авторы их – познаньцы, а значит, заведомо неблагонадежные личности…