Ловец эмоций

Она резко отклонилась от лампы, тень легла на ее висок. Его слова сначала неприятно кольнули ее, потом удивили. Она не ответила, отрешенно постукивала ластиком на кончике карандаша по своей чашке, словно отмеривая секунды этой тихой летней ночи.

– Худо на душе? – не то спросил, не то заключил Денис.

– Впору напиться, – грустно выдохнула Люба. – Но мне плохо от вина бывает, – прищелкнула она язычком.

– Так я позабочусь, чтобы утром было чем похмелиться, – оживился Денис.

– О-хо-хо! Это лекарство не для меня.

Что-то накатило на нее. Может, накопившееся одиночество? Да так накатило, что и не выдержать, нахлынула потребность пошептаться с кем-нибудь. И почему бы не с этим больным? Вдвоем, в темноте, пока все кажется полу-реальным. Завтра, наверняка, она сообразит, что не надо было этого делать. Но это будет завтра, о пока она была слишком подавлена, чтобы понять это.

– Конечно, человек может вынести много унижений, если отказывается изменять что-то в своей жизни, – Денис будто нарочно подталкивал ее своими рассуждениями к откровенности. – Раскисать вам никак нельзя, но я понимаю – надо выглядеть так, будто вы успешно сочетаете уважение в вашем коллективе с домашним раем. Как я вас понимаю.

На мгновение ей стало страшно от мысли, что Денис ощущает перепад ее чувств: гнев, обиду, неловкость, словно рассматривает их под линзой микроскопа, и потому дотягивается до ее переживаний.

– Тепло, очень тепло, – призналась она. – Даже странно слышать такие слова от мужчины.

– Что же у вас происходит? – вкрадчиво спросил Денис, прильнув грудью к краю стола.

– Зачем говорить об этом? – неуверенно возразила она. – Лучше от этого не будет.

– Будет лучше, поверьте. Верьте в это, как верят в чудо.

– Чудо – это что-то несбыточное.

– Плохая философия, – возразил он. – Вы мне уже привили вашу боль, и я ее чувствую. Мне кажется, что существует довольно много доводов для перемены вашей жизни.

– Не думаю, чтобы какой-нибудь из них был бы достаточно убедительным, – махнула она ладонью, чуть приподнятой над столом.

– Люба, не будьте по-мужски упрямы.

– Почему по-мужски? – усмехнулась она.

– Но ведь ваш муж упрям.

– Откуда вы взяли?

– Думаю так, глядя на вас. Есть такое понятие как «меловой круг». И вы, по-моему, нарисовали вокруг себя такой круг, в котором отрекаетесь от собственного «я». Перечеркиваете себя. А от семейной жизни у вас осталось лишь одно чувство – чувство, причиняющее боль.

– Вы очень странный больной, – прищурившись, рассудила Люба. – И суждения ваши больше женские, чем мужские. Такое впечатление, точно вы и вправду читаете чужие мысли. Да, когда-то шла счастливой дорогой, а теперь вот в грязи завязла.

– Когда же эта грязь появилась? – осторожно спросил Денис.

Люба несколько мгновений молча рассматривала Дениса, будто оценивая риск открыться душой перед этим сторонним человеком. И поток ее чувство подсказывал о рождении некой живой нити с ним, по которой можно пустить все свои откровения, которые тщательно она уберегала от других.

– Все началось зимой, – доверительно начала она свою историю. – Нет, раньше, прошлой осенью. Началось в тот самый день, когда уволили мужа по сокращению штата.

Этим вечером случилось то, на что Люба и не рассчитывала, чего не могла предвидеть. Войдя в квартиру, она сразу почувствовала что-то неладное. Это неладное стиснуло ее с такой силой, что даже кольнуло сердце и она невольно затаила дыхание, опасаясь повторения болезненного внутреннего разряда в груди.

«Андрей», – позвала она негромко мужа. Странно, но ответа не последовало, хотя неряшливо брошенные ботинки в углу прихожей, табачный запах, исходящий из кухни, свидетельствовали о его присутствии. Прислонившись к стене, она освободилась от туфель, машинально просунула отекшие ступни в разношенные тапочки, направилась в кухню, свесив голову к левому плечу, заранее высматривая супруга.

Раздетый по пояс, он сидел за столом, уставившись стеклянным взглядом на почти пустую бутылку водки. Рядом на клеенке – надкусанная котлета и наполненная с мятыми окурками пепельница. «Вот те раз, – изумилась Люба. – Чего это ты в одиночку пьешь?» Она собралась уже было устроить ему хороший нагоняй, но, пристально приглядываясь к Андрею, в ней крепла мысль о каком-то свалившимся на них горе, и потому резко осадила себя.

– Андрюша, случилось что? Ну, говори же, не молчи.

– Случилось, – неожиданно прорычал он. – Выперли меня с работы.

Андрей, как представлялось Любе, был человеком, который всегда умел постоять за себя. К тому же он никогда не раскисал, и был для нее воплощение энергичного, деловитого, и потому надежного мужчины.

«Ну что же убиваться из-за этого? – с облегчение выдохнула она, подумавшая уже про себя, что свершилось нечто трагическое с матерью Андрея, с трудом передвигающейся после второго инфаркта, требующей постоянного ухода, отчего у Любы нередко возникало чувство, будто свекровь полностью владеет ею и всем, что принадлежит ей, – мыслями, чувствами, свободной минутой, наконец. – Ты у меня умница, найдешь другую работу. И еще лучше прежней», – утешала она.

Обычно Люба с поразительной быстротой схватывала все, что было у Андрея на душе, все, что он хотел выразить, прислушивалась к нему и многое слышала. Он всегда мог надеяться на то, что будет и понят ею и покрыт ее лаской. В такие минуты она привлекала его к себе, нашептывала утешительные слова, целовала, поглаживая по голове, а он слушал ее простые слова и его переживания остывали, превращаясь в незначащие проблемы по сравнению с величайшим счастьем разделять любовь с такой удивительной женщиной. И потому был бесконечно благодарен ей за этот ее удивительный дар.

Она подошла к мужу, протянула руку к его голове, намереваясь привычно проникнуть пальцами в его упрямые, с вихрами волосы, но он резко отпрянул назад и злобно крикнул: «Не тронь меня! Не до тебя сейчас».

Застыв с вытянутой рукой, Люба широко раскрыла от изумления глаза. «Не говори так, прошу тебя», – ответила она почти шепотом, растерявшись от больно ударивших ее слов. Глаза Андрея горели каким-то особенным блеском, блеском ненависти что ли, отчего где-то внутри у нее шевельнулось подозрение, уж не нарушилась ли работа его разума.

«Ты что?» – она потрясла его за плечо, как бы приводя в сознание. Он отдернулся, точно от электрического удара, вскочил со стула с криком «Отвяжись, сказал!», с силой отпихнул ее. Она попятилась, теряя равновесие, ударилась головой о стену, упала. Андрей выскочил из кухни, а она сидела на полу, растирая затылок. Слезы боли и обиды обожгли лицо. Многое она могла ожидать в своей судьбе, но допустить, что муж поднимет на нее руку … Никогда. На цыпочках ходила мысль – протрезвеет утром, извинится. Но наступило утро, а ничего такого не случилось.