Ловец эмоций

После очередной подобной трагедии он возвращался и с видом человека, хранящего сенсационные новости, вставал посередине палаты в позе Наполеона. Однако его, как правило, не замечали. Он кашлял со значением, но и тогда никто не обращал на него внимания. Тогда он начинал тихо мычать, тяжело вздыхать – и опять же отсутствие ожидаемых реакций. Тут он не выдерживал: «Лежите? Отдыхаете? А между тем, того, мы потеряли еще одного нашего брата». После этого он начинал расхаживать по палате, рассуждать с видом знатока о последствиях той или иной болезни, без умолку болтая о симптомах, предшествовавших последнему вздоху, стараясь, чтобы его суждения по возможности выглядели убедительно.

И как не осуждали его соседи за бессмысленный сбор печальных известий, поползновения свои он не оставлял. Более того, на бросаемые ему возмущения «Тебе русским языком толкуют – кончай с этими глупостями, и без того тошно!» он лишь морщил лоб, тужась понять: как же им не интересно, кто помер и по какой причине? Этот феномен был выше его разумения. Примерив на себя обиженное выражение, он уходил, но через некоторое время опять вихрем влетал, нагруженный скорбными вестями. Соседи, имеющие несчастье разделять с ним одно помещение, успели быстро составить себе мнение о нем, и едва ли оно было благоприятное. Помимо этого, Георгий оказался и любителем шахмат. Любителем в прямом и переносном смысле, поскольку играл неважно, часто проигрывал, после чего переживал и замыкался в себе. И все же он был чем-то мил.

Со вторым соседом – Валерием Павловичем, полковником в отставке в возрасте около шестидесяти лет – Денису более повезло. Высокий, подтянутый, с мягкими чертами лица, с неровными мазками седины, он передвигался медленно, с большой осторожностью, будто мышцы его тела потеряли ловкость, упругую подвижность. Но чаще он лежал на койке поверх одеяла с книжкой в руках или стоял у окна с замкнутыми в замок пальцами.

Апрель ознаменовался для него из ряда вон выходящим открытием – в его мозгу поселилась злокачественная опухоль. Предполагалось, что он в мае поедет на отдых в Египет, после чего приступит к работе в качестве консультанта в институте военной политики. Но планы резко изменились – его оперировали. Теперь же, по словам доктора Левинского, у него «прослеживаются положительные тенденции». Однако тяжелый, из-под бровей взгляд полковника выдавал, что он терзает себя лишь ему ведомыми мыслями. Мыслями не легкими, шершавыми. В эти мгновения плотная тень ложилась на весь его облик, и эту тень набрасывали раковые клетки. Случалось, что он с силой зажмуривал глаза, сжимал губы, и этим перекошенным лицом оглашал съедающую его изнутри боль.

Появление в палате нового больного, казалось, несколько взбодрило его. Достаточно было открытой улыбки Дениса, только пришедшего в сознание после операции, чтобы расположить Валерия Павловича в пользу молодого человека.

– Приветствую вас, коллега, в нашей обители, – поздоровался с ним полковник.

Денис медленно прикрыл глаза и кивнул, отвечая на доброжелательное приветствие.

– Все будет в порядке, – продолжал полковник. – Организм молодой, со всем справится. Вот только лицо у вас пока еще красное. Как осенний кленовый лист.

– Хорошо – не зеленое, – трудом пошевелил губами Денис.

– Ха-ха! Верно, лучше, – рассмеялся полковник.

Первый день их знакомства связал их перекрестными рассказами о себе. Они добродушно подшучивали друг над другом, иронизируя по поводу причин госпитализации каждого, – и эти подтрунивания воспринимались без всякой обиды. Полковника было не узнать: он, не рисуясь, посвящал Дениса в историю своей карьеры в армии, рассказывал о смелых решениях, которые принимал в критических ситуациях. Вспышки воспоминаний на время заглушали назойливую боль в голове, не оставляющую его ни на минуту, и потому он был рад возможности пообщаться с приятным ему собеседником.

Вернувшись в палату после примирения Елены с матерью, Денис застал своих соседей за игрой в шахматы. Они сидели на кроватях, склонились над доской, почти прилепившись головами. Но если полковник сидел неподвижно, то Георгий перебирал ногами, точно горячий конь, готовый рвануть с места, как только хлыст опустится на его круп, раскачивался взад-вперед. Со стороны было видно, как накрывшее его волнение путало логику его мышления, мешало хладнокровной оценке сложившейся позиции. При этом он еще успевал вести разговор как бы за двоих, комментируя свои ходы и ходы полковника. Разговор этот выглядел богатым на разные намеки.

– Ага, вы решили лишить меня слона, – озвучил свою догадку Георгий. – Не выйдет. Мне он еще пригодится. Закроем его конем.

Оп передвинул фигуру на светлую клетку и принялся вновь энергично раскачивать свое туловище. Денис не силен был в шахматах и в другой раз прошел бы мимо играющих с полным равнодушием, но слова Георгия, переведенными новыми способностями Дениса на язык эмоционального состояния человека, связанного с острым желанием скрыть потаенные истинные мысли, заставили его остановиться и обратить взгляд на доску. Полковник поднял взгляд на Дениса, тот, находясь за спиной Георгия, покачал отрицательно головой и приложил указательный палец к губам.

– Погоди, Георг, – обратился полковник к сопернику, – я на минутку отойду.

Денис вышел из палаты, полковник вслед за ним.

– Валерий Палыч, – тихо пояснял Денис, – не разбираюсь в этой вашей игре, но хотел бы предупредить вас, что последний ход Георга связан не с защитой слона, а с чем-то другим. Он пытается увести ваши мысли в другую сторону.

– Чудной ты парень. Не успел войти, а уже советы даешь. Пойду, а то Георг переставит какую-нибудь фигуру. Ты его знаешь, такое прежде бывало.

Полковник вернулся, занял прежнее место.

– В туалет ходил? – небрежно спросил Георгий.

Но в интонации его Денис углядел стремление прикрыть не отпускающее Георгия волнение по какому-то поводу. По всей видимости, по поводу страстного желания одержать во что бы то ни стало верх над соперником.

– Нет, стараюсь пореже заглядывать в это заведение, – ответил полковник. – Какую грязь там разводят. Некоторые вообще не смывают за собой. Рядом ершик стоит, для чего? Возьми, потри немного для чистоты. Нет же … Вот ты, Георг, пользуешься ершиком? Скажи честно.

– Нет, – все еще раскачиваясь и не сводя глаз с доски, ответил Георгий, – я бумагой вытираюсь. Так, того, удобней.

Несколько мгновений заполнились немым молчанием, но затем Денис и полковник одновременно взорвались громким смехом, не ослабевающим в течение минуты. А Георгий недоуменно смотрел на них и все спрашивал: «Чего вы? Чего вы, того? Ну скажите, чего?»

– Ничего, – чуть успокоившись, но продолжая трясти головой в смехе, ответил полковник. – Фу, уморил. Так что говоришь, решил слона защитить. Валяй, защищай.

Полковник погрузился в размышления, взгляд его устремлялся с одного угла доски на другой, выражая мысленные передвижения деревянных фигур. Вдруг лицо его застыло, весь он выпрямился. Предупреждение Дениса, которому вначале он не придал сколь-нибудь существенного значения, пробудило в нем какие-то мысли, и они, похоже, дали свой результат.

– Интересная защита у тебя получается, хитрец. Еще пару вынужденных ходов и я или потерял бы ладью, или нарвался бы на гарде.

Мягким движением он укрыл коня противника в своей ладони, поставил на его место своего слона, а после потери этой фигуры передвинул ладью на свободную вертикаль, недвусмысленно обозначая намерение прорваться следующим ходом в глубокий тыл белых. Георгий изумленным взором оценивал вновь сложившуюся на доске ситуацию, будто ему было невдомек, при каких таких обстоятельствах сложился шахматный узор, который не сулил ему теперь благоприятного исхода. Его мучило сознание, что он, по-видимому, совершил непростительную ошибку три хода тому назад.