Ловец

Сейчас, стоя перед своей командой, я придирчиво оглядывал снаряжение бойцов. Обмундирование не новое, но крепкое. Обувь тоже. На головах широкие шляпы с сеткой от комаров. Все обеспечены трехлинейками и холодным оружием. У некоторых на поясах висели кобуры с личным оружием. Мне предлагали взять с собой пулемет Гочкиса, но я не решился. Толку от него в такой местности мало, а вот таскать двухпудовую дуру да еще с кучей патронов по тайге – приятного мало. Зато патронов к винтовкам и продовольствия я набрал немало, да еще палатки. Наши лошадки были нагружены изрядно, так, что нам пришлось временно превратиться в пехотинцев, да и не очень-то по тайге и сопкам наездишься верхом…

Я не стал произносить пламенную речь насчет доверия, оказанного нам, важности нашей операции и нести прочую лабуду. Кому положено, наверняка уже проводил беседы с бойцами. Во время смотра я только выбрал командиров отделений и под их руководством бойцы скоро и умело стали возводить наш временный лагерь. Главной задачей теперь стало провести учения по слаживанию действий, чтобы во время боевого столкновения каждый боец знал свое место в строю.

В этот же вечер наш проводник ушел. По нашим сведениям, банда в данный момент находилась на территории Китая. Семен обещался выследить хунхузов и предупредить, когда они перейдут нашу границу. Мне пока было непонятно, как можно выследить небольшую группу людей в необъятной тайге, следовало только уповать на слово рекомендованного Аристовым человека…

* * *

Жизнь и подвиги Семена Раскорякина.

– Вообще-то меня зовут Суре Гаер – топор по имени. А фамилия у моих соплеменников одна на всех. Когда я родился, папаша, взглянув на мое лицо и сравнив с только что приобретенной железякой, назвал меня Суре. Радует… папаша отдал за один топор две шкурки соболей и, видимо, я для него значил не меньше. Впрочем, повесть моего появления на свет мне рассказывала мать – отец давно уже сдох от ханшина, возможно, она и приукрашивала что-то в своем повествовании. Отец помер, когда мне и пяти весен не исполнилось. После его смерти мы с матерью стали жить в фанзе моего дяди. Великий был шаман! Его даже китайцы боялись, а русский начальник Аристов очень уважал. Мать рассказывала, что брат отца как-то раз проводил обряд нимган [15] , когда к нам в жилище заявились китайские кредиторы. Дядя только что загнал в фаню [16] душу отца, и вся семья собиралась трапезничать на поминках, когда в жилище пожаловал скупщик пушнины, а с ним трое помощников и без особых разговоров попытались забрать мою мать в счет оплаты долга. Дядя их предупредил, что далеко они не уйдут, но они не послушались. Дураки! Бачелаза – река коварная, особенно в период паводков. Китайцев взял к себе дух реки, наверное, дядя его попросил. А мать выбралась, правда, болела потом маленько.

15

Нимган – погребальная церемония, проводящаяся через семь дней после кончины.

16

Фаня – специальная кожаная подушка, набитая травами.

С тех пор к нам китайцы и не наведывались. Наоборот, дяде самому приходилось сдавать шкуры в китайской фактории на реке Бикине, а это путь неблизкий. Зато в наших угодьях чужих промысловиков поубавилось.

На одиннадцатую весну моей жизни дядька взял меня с собой в факторию. К этому времени русские уже построили железную дорогу, и я впервые увидел паровоз. Сильное впечатление! Амба [17] так не ревет, когда отгоняет человека от своей добычи! С тех пор я уяснил, что железные гайки от рельса не стоит пытаться отворачивать, когда вдали появляется это дымящее чудище. Дядька отсоветовал.

17

Амба – тигр.

Сначала все мне во внешнем мире казалось странным. Русские вообще на настоящих людей не были похожи и законы у них мне показались довольно необычными. Хотя Аристов мне понравился. Сразу было видно, что это не злой человек и неплохо разбирается в наших обычаях. Да и по тайге двигается, как настоящий человек. Хотя, конечно, сразу видно, что он духов не видит. Вообще что китайцы, что русские с лесом и стихиями плохо дружат. По их мнению: вода, воздух огонь и предметы не имеют души, а с животными невозможно разговаривать. Что поделаешь? Эти люди давно живут в больших селениях, где нет места духам природы…

Мне шла пятнадцатая весна, когда я впервые ходил с Аристовым по нашей тайге. Тогда и получил от него в подарок свое первое ружье. За дело, конечно.

В тот день мне с утра было не по себе. Дул осенний северный ветер. По небу медленно ползли тяжелые тучи. В ущелье, где к вечеру расположился наш лагерь, духи воздуха устроили свистопляску. Речушка, протекавшая по дну ущелья, сердито ворчала, жалуясь на беспредел проказничавших духов. Я пытался возжечь костер и пожаловаться Санги Мапа [18] на его расшалившихся детишек. Но мне не удалось добраться до него. Тогда я сказал Аристову, что нам нужно срочно убираться отсюда. Он не прекословил, и наш лагерь не более чем за час переместился почти на вершину соседней сопки. Последние грузы мы переносили под ливнем. А еще через два часа мелкая речушка превратилась в грозный поток, сметающий все на своем пути. Всю ночь мы сидели в мокрых палатках, не пытаясь даже развести огонь. Ливень не прекращался трое суток, и мы потом с трудом выбрались из ловушки, устроенной нам духом этой реки. А винтовку начальник подарил мне через два дня. Непогода разогнала зверье, и старый амба, хозяйничавший в этой округе, с голодухи решился поохотиться на нас. Он долго шлялся вокруг нашей колонны, двигавшейся по тропе, и даже устроил засаду в буреломе, пересекавшем лесную дорожку, но собаки его вовремя учуяли, и солдаты выстрелами отогнали зверя. Кстати, о собаках – на них-то в основном и охотился старый разбойник. Для амбы собачка вкуснее молодого поросенка.

18

Санги Мапа – хозяин неба у нанайцев.

Из-за угрозы нападения мы рано встали лагерем, чтобы до темноты набрать побольше топлива. Первым на стражу встал я. Аристов доверил мне «мосинку», с которой я быстро разобрался, а стрелять из ружья я умел, у дяди свое имелось, и он временами давал мне потратить несколько патронов во время совместной охоты. Так вот: сижу я, отвернувшись от костра, и вроде как дремлю, а сам вижу тень, изредка подкрадывающуюся к нашей стоянке. Тигр опытный – дожидается, когда люди заснут окончательно. Собаки поскуливают, ближе к центру сидят. Готовы сами в костре изжариться лишь бы старому амбе в зубы не попасть. Но вот старик решился: беззвучной тенью выступив в свете костра, он взвился в воздух, тут я его и достал. С одной пули в голову. Амба перекувыркнулся, мяукнул жалобно и напоследок все же придавил одну из собачек, дотянувшись случайно уже мертвой лапой.

С этого дня трехлинейка так и осталась у меня, а по окончании похода Аристов подарил больше сотни патронов. С винтовкой я до весны добыл три амбы и лесную кошку [19] . Дядя предупреждал меня, что не стоит таким образом наживать богатство, но я его не слушал. Продав китайцам лапы, кости и усы зверей, я мог купить себе целых два ружья с боеприпасами, а после продажи шкур русским я почувствовал себя богачом и решил жениться. Все же шестнадцатая весна мне шла, пора было отделяться от дяди. Мудрый был старик – не зря мне говорил, что на убийцу тигров могут рассердиться боги. В тот год, когда я привел в жилище жену, большая война между русскими уже до нас докатилась…

19

Лесная кошка – дальневосточный леопард. На данный момент в природе их менее 40 особей осталось.

Жена мне крепкая, большая досталась – на голову меня выше. Отец у нее из староверов был, а мать – наша. Я за нее большой выкуп дал. Матери шаль и юбку русскую подарил, мешок чумизы [20] отдал, две лопаты и хороший топор в придачу и не жалко было – уж больно Марья красивая и на любовь охоча. С этой любви и начались мои беды. Из дому две недели только по нужде выходили. Все припасы подъели и на зиму глядя пришлось мне побегать, заготавливая корм для семьи и собак. Потом пушной зверь выкунился, и я ушел на дальние охотничьи угодья, плашки на зверя ставить, а когда вернулся, то застал в своем доме троих вояк, то ли белых или красных непонятно. Может, вообще дезертирами были, но у меня дома они не скучали и жена с ними, а когда я начал возмущаться, то меня вежливо послали на хрен и наградили пинком для ясности. Время смутное, и я мудро поступил, предварительно спрятав винтарь во дворе. Если бы пришельцев было более пяти человек, я ни за что с ними не справился, да еще винтовку могли отнять. А тут, разведав обстановку и дождавшись, пока гости уснут, я вошел в дом и, передернув затвор винтовки, скомандовал им убираться. По-русски к этому времени я болтал неплохо, и гости бы убрались, но все дело испортила моя супруга. К моему удивлению, пока я держал под прицелом ее дружков, она кинулась на меня со скребком для зачистки шкур и даже полоснула меня по лицу. Дура пьяная. Мужики повели себя не лучше – кровь на моем лице послужила поводом для нападения. Так хищники поступают, желая добить свою жертву. Но я-то был вооружен! И первая пуля разнесла череп бородатого русского. Я еще успел выпалить в грудь долговязому парню, а вот третий мужик успел отвести ствол в сторону и впечатал волосатый кулак мне в грудь. Попади он выше – легко бы со мной расправился, но пока он пытался поднять отлетевшую винтовку, я полоснул противника ножом по шее. Кровь ударила тугой струей, и мужичку стало не до схватки. Он пытался пережать место разреза, но где уж там, я ему кровяную жилу перерезал. Через пару ударов сердца мужик тяжело грохнулся на земляной пол. А Марью я выгнал. По холодку. Зимой оно ей легче добраться до родного становища…

20

Чумиза – черный рис.

Дом без женщины и детей – неуютное жилище. Мне, лесному бродяге, он и не особо нужен. Дождавшись ранней весны, я решил податься в люди. То есть вышел к железной дороге, а там меня подхватила волна Гражданской войны. Сначала в Бикине попал под мобилизацию. Даже и не понял, как получилось. Сидел себе спокойно в трактире, обмывали со знакомым скупщиком пушнины Ванькой Медведевым удачную сделку. Вдруг двери нараспашку – влетают десяток военных и с ними большой начальник. Давай документы требовать. А какие документы у гольда? Я такого важного слова в то время и не знал. Бросили меня в клетушку, где еще десяток таких же страдальцев обитало. А утром предложили: или записывайся в армию, или повесят меня. На верхнее небо как-то еще не очень хотелось. Стал я солдатом. Временно. В Хабаровске, куда пригнали наш эшелон, направляющийся на Западный фронт, я удрал. Фельдфебель, надзирающий за жильцами нашей теплушки, напился, а дневальный был из местных и сам решил податься в бега. Так я впервые оказался в большом городе, и гнить бы мне на какой-нибудь свалке прирезанным местными бандитами, но, видно, на верхнем небе меня еще не ждали. Случайно на улице я встретил Аристова. Он и приютил меня временно, а потом с артелью рыбаков я смог убраться в тайгу…

Аристов посоветовал вообще пару лет не высовываться, а сидеть дома и не чирикать. Но рябчиком отсидеться не удалось…

Вышли мы к устью реки Самарга, где, по словам артельщиков, их дожидались две лодки и шхуна. Было самое время хода лосося. Еще в горах нас застала непогода, а когда спустились к устью реки, стали видны последствия налетевшего тайфуна. В заливе ходили большие волны и ни одной шхуны поблизости. Рыбачьи лодки были вытащены далеко на берег, кроме нашей смешанной команды, состоящей из трех удэгейцев, пяти русских и одного гольда, на берегу расположились человек тридцать китайцев и корейцев, которые недобро поглядывали на вновь прибывших. Удэгейцы, ждавшие нас здесь с лодками, сказали, что договориться с ними не удалось, каждая команда хочет единолично перекрыть сетями реку. Я еще тогда подумал, что не миновать драки, только вот не угадал с кем. На следующий день, когда море успокоилось, в залив прибыла команда японцев. Да не одни, а с военным катером, который без промедления начал расстреливать из пулемета лагерь рыбаков. При первых же выстрелах подхватив свою котомку и винтовку, я спрятался в прибрежных зарослях. Сидел и дрожал, и немудрено – впервые попал под пулеметный огонь, но чудом выжил. Не всем так повезло. Более половины людей осталось на берегу, а высадившиеся на берег японцы добили раненых. «Вот тебе и получил за рыбу деньги!» – помню, посетовал я. Дело в том, что артельщики обещали с уловом дойти на шхуне до Владивостока и там честно расплатиться со мной вырученными деньгами. Теперь пришлось идти в родное становище с пустыми руками, а зима уже была не за горами. Хорошо еще ружье и кое-какой припас с собой в котомке успел захватить.