Ловец

Он

Сегодня ему казалось, что он – редкостный идиот. Но потом он осмотрелся и понял. Нет. Это не заниженная самооценка. Просто вокруг – полные кретины. А в особенности – Фортуна. Эта дама вообще маразматичка.

Лаборатория. Лучшая. Самая новая. Совершенная. В ней уже несколько лет он корпел над расчётами, экспериментами и … все – впустую. И сегодняшний – тоже провальный, вывел его из себя.

– Я переселю ее. Эту чертову душу. Со всей ее гребанной памятью, переселю!

Он сжал кулаки по обе стороны от схемы расчетов, что лежала перед ним на столе.

Чашка липового чая, который он так любил, уже остыла, а он все вертел в руках карандаш.

«Требуется еще одна душа для эксперимента…», – он подчеркнул эту фразу красным карандашом. Требуется…. Да, требуется. Но гораздо нужнее ее – время, которое убегает сквозь пальцы.

Шенни

Что я знаю о злости? Об отчаянии? В конце–концов, о себе самой? Как оказалось на поверку – совершенно ничего. Но я это собиралась исправить. Другой вопрос: как?

Об этом я и размышляла за чашкой взвара. Сковорода была отчищена до блеска, рассыпанная соль – подметена, Харту выдана компенсация в виде ста граммов первача, а Марлен утешена чашкой кофе.

Даже близнецам, проспавшим все, досталось от щедрот Фло по медовой коврижке. И вот, когда все разбежались, на кухне вновь остались мы со старухой.

– Ну что, поняла, что искать справедливость бессмысленно? Если ты ожидаешь ее найти, то ты ошиблась миром, девочка.

Я лишь согласно кивнула и отхлебнула облепихового отвара. Он был горячий, приятно обжигавший горло и дарящий ощущение спокойствия и уверенности. Дома никогда не подавали к столу взваров и морсов. Матушка считала их напитками плебеев. Только черный чай из южных секторов, который славился терпким вкусом и баснословно дорогой ценой. Или кофий, по талеру за унцию. Иногда родительница снисходила до горячего шоколада, а в жару – до лимонада с кубиками льда. Мне же в детстве дозволялось еще и какао… Но взвары – никогда.

Сейчас я искренне не понимала: почему? Чем напиток перед нею так провинился? Ароматный же, с медовым послевкусием. И пусть облепиховый отвар был сварен в неказистой кастрюльке с отлетевшей ручкой, зато он обладал поистине магическим свойством, заставляя меня вспоминать случившееся утром отстранённо, без истерик и надрывов.

– Фло, как ты думаешь, мне можно пойти учиться? – осторожно задала я вопрос. Не поясняя «куда» и «зачем». Но собеседница умела слушать тишину между слов. Да и мыслила старуха на удивление быстро.

– Отчего бы не пойти? Дар–то есть. Магом вполне станешь… Мож, и в ловцы бы взяли, будь парнем, – задумчиво присовокупила она, а я поперхнулась.

При упоминании о ловцах облепиховый отвар уже не казался таким вкусным.

Принять решение пойти учиться, чтобы хоть как-то контролировать свой дар, управлять им, меня заставила сама судьба. А еще – отчаяние. Воспоминания, как я стою, прижатая к стене тяжелым мужским телом, жгли не хуже только что поставленного клеймо. И я готова была отдать все, лишь бы больше никогда не чувствовать подобного.

– Ты не смотри на меня так. Правду искать, зачастую, действительно бессмысленно. Правду нужно создавать, гнуть под себя, крутить в бараний рог. Именно так и рождается справедливость, а не в слезах, соплях и надеждах.

Спустя два часа я, стучась в двери школы для одаренных детей, повторяла слова старушки Фло про себя.

Вотчина школяров находилась в отдельном секторе. Как утверждали официальные власти, дабы не отвлекать юные чада от усиленного изучения магических дисциплин. Как чесали языки обыватели, чтобы молодые маги попросту не разгромили столицу.

Дар – явление редкое, а сила, бурлящая в жилах – хорошее подспорье ветру в голове, если дело касается какой пакости или хулиганства. А на подобные выходки молодые горячие адепты были горазды.

Налетевший ветер закружил желтые опавшие листья вязов, попытался, как бабник со стажем, тут же поднырнуть и под подол моей юбки, но я бдела и вовремя прижала ткань руками.

– Чего надобно? – в меру дружелюбно осведомился карла, открывший створку.

– Учиться,– я развела руками, отчего ветер тут же решил: это шанс взять реванш и завертел вдвое сильнее.

– Набор на этот год окончен. И так много взяли. Школа не резиновая, а магов, что лезут на дармовщину, девать уже некуда, хоть маринуй, чтоб не испортились до следующего года, – гордо задрав нос, выдал карла.

–Но…, – я растерялась, и весь боевой настрой сошел на нет.

А коротышка по-вороньи прищурил один глаз и, махнув рукой, выдал:

– Ладно уж, пропущу. Иди к директору. За кого просить-то будешь: за дитя, али за брата, аль за сестренку младшую? – беззлобно уточнил он.

Я растерялась: нет, конечно, Фло меня предупредила, что в Академию мне ходу нет, пока школу не закончу, но я-то думала, что эта самая «школа» – понятие расплывчатое и условное. А тут, едва зашла в холл, как прозвенел звонок. Открылись двери классных комнат, и меня буквально впечатало в стену толпой сорванцов, вырвавшихся из дверей, как вода из сдавшей позиции дамбы: стремительным, устрашающим и сокрушающим все на своем пути потоком.

Озорники, кто в поношенной, а кто и проношенной до дыр одежде, иные – в добротных суконных штанах и пиджачках. Мелькали и косички с плиссированными юбочками в пол. Но ни тонкого батиста, ни кружевных манжет в толпе я так и не разглядела.

Теперь–то до меня дошло, почему в семьях пообеспеченнее предпочитали домашнее обучение для юных магов: чтобы голопятая беднота за одной партой не сидела с их рафинированными чадами.

<