Ловелас

Часа через два с половиной пути лесная дорога вывела их к развилке, где под сенью трех высоких дубов стоял длинный, прокопченый насквозь старый дом с облезшей вывеской над дверью. Как ни силился Май прочесть надпись, она не поддавалась. Он оглянулся, проверяя, с ним ли мальчик.

– Похоже на постоялый двор, - сказал Май.
– Зайдем.

– А деньги?
– спросил Максимилиан.

– Я же сказал - зайдем.

Максимилиан больше не возражал. Они прошли мимо коновязи и загона для овец, поднялись на кривое крыльцо и попали в большую, темную залу, грязную и совершенно пустую, если не считать бродящую под столами одинокую курицу. Когда они входили, где-то в глубине дома громко звякнул колоколец, предупреждая хозяина о появлении гостей. Тем не менее, держатель заведения на глаза не показался - ни сразу, ни через четверть часа.

В итоге Май, которому надоело ждать, вернулся на порог и еще раз хлопнул дверью, чтобы хозяин, наконец, явил свой лик посетителям. Колоколец от такого непочтительного обращения прямо-таки захлебнулся звоном. И долгожданный хозяин появился. Лицо у него было опухшее, красное, с большим туфлеобразным носом, а голова обрамлена нимбом стоящих торчком нечесанных седых волос. От него пахнуло хлевом, чесноком, перегаром и чем-то жареным вдобавок, - видно, с кухни. Он вытер руки грязной тряпкой и мрачно воззрился на Мая и его полуголого спутника.

– Доброе утро, любезный хозяин, - приветствовал его Май.
– Нам бы поесть и раздобыть какую-нибудь одежду для вон того, - он кивнул на Максимилиана, - беглого покорителя женских сердец, чтоб ему можно было не стыдясь дойти до дома.

Максимилиан до корней волос залился краской и скосолапил ноги.

Суровый корчмарь кивнул и сделал Маю знак наклониться поближе. Май с вниманием обратился к нему.

– Полфлара, - громко сказал корчмарь ему прямо в ухо, - будет завтрак и все, что можно за деньги. Но деньги вперед.

Май выложил на стойку серебряную монету, которая немедленно исчезла у корчмаря за поясом.

И вскоре на столе появилось большое блюдо с мясным рагу, две деревянные ложки и кувшин с почти свежим пивом, а на скамью были брошены холщовые штаны, веревка для подпояски и плетеные сандалии.

Май остановил корчмаря, когда тот хотел опять уйти.

– Скажите, уважаемый, - спросил Май, - как называется эта местность?

– Корчма "Три дуба", - буркнул тот в ответ.

– Это я понимаю, - сказал Май.
– А как называются окрестности?
– Для большей понятности он сделал широкий жест рукой.

– Окрестности?
– переспросил корчмарь и задумался, шевеля кустистыми бровями и многочисленными морщинами на лбу.

Натянувший уже штаны Максимилиан оборвал его тяжкие раздумья новым вопросом:

– Что за замок лежит в пяти милях к северу отсюда?

– Замок?
– опять спросил корчмарь, на этот раз с удивлением.
– Ни к северу, ни к югу тут нет никаких замков.

– Но как же?..

– Водит, - объяснил своему юному спутнику Май.
– А ты как думал? Она нас водит. Чтобы мы обратной дороги к замку не нашли.
– Он вновь обратился к корчмарю: - Уважаемый, сообщите нам, в таком случае, чьи земли мы имеем честь топтать?

Вот тут корчмарю раздумывать над ответом было не нужно.

– Чьи? Земли благородного герцога граагского Зуммеля фон Хаузаля.

Май прикусил черенок ложки. Герцогство Граагское. Среди приморских городов, да и в великоимперских землях оно пользовалось славой не то, чтобы дурной. Скорее, странной. Говорили, будто с суши оно больше, чем если плыть вдоль берегов полуострова морем. Говорили, будто это колдовской край, и будто сам герцог - колдун. Говорили и другие чудные вещи, которым Май раньше не верил - мало ли что наплетут да придумают. Верил ли он в них теперь? Пожалуй. Но все еще не полностью. А другие путешественники, побывавшие здесь, возвращались с известием, что ничего необычного в Грааге не видели. Конечно, они не видели. Для того, чтобы видеть, нужно с этой способностью родиться. Или же уметь так соврать, чтоб самому уверовать в собственные сказки.

Корчмарь еще повертелся пару минут, сказал:

– Сдачу сейчас принесу, - и исчез.

– А кто это - она?
– спросил Максимилиан.

Май только посмотрел на него. Рот у него был занят, чтобы отвечать.

– Тот, из замка? Который был в маске?

– Вот-вот, - кивнул Май.

Больше они на эту тему не разговаривали, пока блюдо перед ними не опустело.

– А что мы будем делать дальше?
– спросил его Максимилиан потом, подбирая куском хлеба остатки подливы.

– Если здесь все спокойно, останемся до завтра и отдохнем, - сказал Май.
– Я устал, я запылился, я хочу спать.

– А я хочу обратно в замок, - опустив взгляд на пустое блюдо сообщил Максимилиан.

– Ты должен потерпеть, - сказал Май, который, к слову, совершенно и не был уверен в том, что здесь все будет спокойно: уж слишком редко сбываются мечты. Но он себе позволил помечтать еще: - Доберемся до гавани, сядем на корабль, и через неделю ты будешь дома.

– А как же деньги?
– опять спросил херувимчик.

– Денег я тебе дам. Разумеется, в долг.

– А Маддалена?

Май покачал головой.

– Ничем не могу помочь.

– Тогда я лучше вернусь.

Май поставил на стол локти

– Ты не сможешь вернуться, - сказал он.

– Почему?

– Спроси хозяина. Он не знает, где тот замок. И никто не знает. Дорога заколдована, никто не сумеет сказать тебе, откуда она нас сюда привела.

– Но почему?..

– Да потому что. И хватит разговоров об этом.

Колоколец при двери на этот раз смолчал.

– Серебром платишь?
– спросил от порога молодец с подобным хозяйскому носом-туфлей.
– Ну, давай посмотрим на твое серебро.

– И бирюльку с пояса тоже отдай, - добавил корчмарь, топтавшийся в дверях кухни с пистолетом в руке. Смотрел он при этом на золотые часы Мая и целился примерно туда же.

Все как всегда, с тоской подумал Май. В лесной глуши появляются двое неизвестных необычного вида. Оружия у них нет, денег мельче серебряного флара нет. Свидетелей, кстати, тоже нет. Никто их раньше здесь не видел. Что за беда, если никто никогда и не увидит их больше? Сказать спасибо, что поесть успел?

– Когда начнется, беги хоть в дверь, хоть в окно, - проговорил он сквозь зубы хлопавшему наивными голубыми глазами Максимилиану, - только быстро.

Молодец от двери подскочил к Маю и приставил тому к шее нож.

– Ох, не терплю непорядочных трактирщиков, - проговорил Май вслух и полез за кошельком. Вообще-то, деньги он загодя переложил в башмак, где в каблуке была для этого специальная полость, и сделал это еще в каменном мешке, ожидая рано или поздно чего-то подобного. В кошельке он оставил четыре монеты. Но вот часы ему было жаль. Они стоили почти четыреста флар и расставаться с ними Маю не хотелось. Однако, если не сложатся обстоятельства, он знал, что придется и их отдать. Жизнь дороже.