Lover In Low Light
Шрифт:
— Ты просто развернёшься и уйдёшь?
— Я не знаю, как ещё сделать это. Если я останусь, если я задержусь, я могу никогда не сесть в этот самолёт.
— Хорошо.
— … Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.
— Лекса, подожди!
— Кларк, это должно было быть нашим «пока».
Повернув ручку, Кларк, наконец, толкает дверь и проходит внутрь лофта. Тишина оглушает, когда она плетётся дальше и закрывает дверь за собой. Грудную клетку стягивает, когда она смотрит на пол.
Ботинок Лексы нет у двери.
Кларк закрывает глаза, одна слеза высвобождается и стекает
Бумажника Лексы нет на столе. Её зубной щётки нет на раковине. Её бельё не сложено в верхнем ящике рядом с Кларк.
— … это тяжело.
— Я знаю, но это не конец. Мы скажем «здравствуй» вновь. Обещаю.
— Когда?
— Скоро. Я верю в это.
— Хорошо. Скоро.
Кларк падает на матрас на полу, продвигается на сторону Лексы и зарывается в подушку. Запах Лексы омывает её, заставляя новые слёзы вылиться на поверхность. Это — лишь запах, нечто неосязаемое; что-то, что исчезнет. Отсутствие Лексы всё ещё здесь, всё ещё явно, всё ещё преследует, и Кларк может сделать немного больше, чем существовать в этом, в одиночестве.
***
Сильная дрожь пробивает тело Лексы, когда она открывает дверь и заходит внутрь, в тёплую квартиру. Она снимает ботинки и раздевается догола прямо у двери, взяв со спинки соседнего дивана одеяло и обернувшись им, словно одеждой.
— Костиа? — позвала она, проходят на кухню и начиная варить кофе.
Когда молчание поприветствовало её, Лекса прошла по коридору к офису Костии.
— Кос? — сказала она, выглядывая в комнату, но та оказалась пустой и тихой, и Лекса чувствует, как волосы на спине встают, чувствует, как желудок пробивается наружу.
— Костиа? — зовёт она снова, проходя через гостиную в спальню. Когда она заходит в комнату, тишина практически ревёт вокруг, и взгляд Лексы размывается, когда она видит пустые ящики и небольшой лист бумаги на прикроватном столике.
Она поднимает его пальцами, вытирает глаза так, чтобы можно было прочесть записку, на котором различается петельный почерк Костии.
Лекса,
Я заслуживаю быть чьим-то первым номером.
Я уезжаю домой.
Будь счастлива.
Костиа.
Лекса читает слова снова и снова, бесцельно ходя по квартире, не в состоянии стоять на месте. Она вздрагивает с каждым шагом, читая записку, написанную этим почерком, сжимает бумагу в руках, пока та не сминается. Когда она больше не может смотреть на это, она садится на диван и чувствует, как вся тяжесть тишины всем своим весом опускается на неё.
Меняющиеся огни Рождественского дерева освещают комнату, они всё ещё красочные, в то время как вся остальная часть мира меркнет.
Белый, синий, зелёный, красный, жёлтый.
========== Глава 5: Старое и новое. Наше. Вновь. Часть 1. ==========
Уже глубокая ночь, сон пытается прокрасться в кости, вырисовывает завитки в разуме, но звёзды слишком ярки для Лексы, чтобы закрыть глаза. Трава влажная и прохладная под ними, воздух достаточно холодный, чтобы выпускать пар изо рта. Выражение лица Кларк, её приоткрытые губы и широко раскрытые глаза, смотрящие вверх, на огромное пространство,
безумно красивы для Лексы, чтобы захотеть уйти.Она смотрит на Кларк, пока блондинка смотрит на небо с таким вниманием и трепетом. Взгляд Лексы прослеживает части лица Кларк, проделывает созвездия от её ресниц до губ, от лба до подбородка, и брюнетка затаивает дыхание от давно сделанных открытий. Она помнила каждую особенность. Каждое выражение. Каждый кусочек.
Чувства расширяют её грудную клетку между рёбрами из-за этой прекрасной, яркой девушки, строящей дом в её сердце. Это — лучшая боль, которую Лекса когда-либо чувствовала. Она живёт тем, что развивается; живёт тем, что любит Кларк и любима ею, и это так хорошо.
Это чертовски хорошо.
— Каждый раз, когда мы приезжаем в коттедж, я хочу нарисовать миллионы моментов, — сказала Кларк, нарушая молчание. Слова растворяются в белых парах, и Лекса смотрит на то, как они выходят из её губ и поднимаются вверх к звёздам. Они не уходят далеко прежде, чем исчезнуть.
Пальцы Кларк сжали пальцы Лексы:
— Здесь так красиво.
Её волосы со свистом проносятся по траве, когда она поворачивает голову секунду спустя и улыбается, голубые глаза яркие при свете лунной ночи, и Лекса вдруг почувствовала, как всё, каждый разлом, каждая кочка в этом путешествии, каждая ночь, которую она потратила на тоскавание по семье, каждый раз, когда она шептала себе не сдаваться, никогда не сдаваться, всё это вело её сюда. Сюда. К Кларк.
Она чувствует тяжесть и невесомость — всё сразу, заземление и плавучесть одновременно.
Облизнув губы, Лекса открывает рот, чтобы согласиться, но то, что она произнесла — было неожиданностью для них обеих:
— Я люблю тебя, Кларк.
Это лишь шёпот, почти несуществующий пар тумана, но губы Кларк широко растягиваются в улыбке, настолько широко, что Лекса чувствует её даже в своих костях. Они развиваются вместе, не прерываясь. Поднимаются от земли, как влажная трава. Тянутся к звёздам, как их тихое дыхание.
— Ты знаешь, я люблю тебя, — шепчет Лекса, сжимая пальцы Кларк, — ведь так?
— Знаю.
***
— Лекса?
Лекса моргает, выходя из транса и смотря в сторону дверного проёма. Первая мысль, проискрившаяся в её разуме — это то, что Костиа вернулась, но эта мысль быстро покинула её, когда Лекса покачала головой и протёрла глаза. Она знает этот голос. Она пытается заставить себя двигаться, заставить распутаться из этого шара, в который она превратилась на диване, но она не может привести к работе свои конечности или вернуть мозг к нормальной работе.
— Дверь была открыта, так что я вошла.
Лекса смахнула волосы с лица, пряди всё ещё влажные из-за шторма. Обвернув ещё плотнее одеяло вокруг себя, она тихо вздохнула и обратила свой взор обратно к меняющимся огням Рождественского дерева.
— Я здесь, — говорит она, зная, что слова не достаточно громки.
В глазах всё расплывается из-за новых слёз, когда она слышит приближающиеся шаги позади, а затем на диван садятся рядом с ней и обнимают за плечи.
— О, дорогая, — говорит Эбби, прижимая её ближе, и Лекса позволяет обнять себя.