Lover In Low Light

Она ложится на грудь Эбби и вздыхает, заставляя слёзы снизойти с её ресниц. Они капают вниз, по щекам и подбородку, и Лекса не может заставить себя смахнуть их.

— Костиа ушла, — сказала она секунду спустя, слова уткнулись в её одеяло и свитер Эбби. Она повернула голову, длинно и тяжело вздохнув. Голос хрипит сквозь губы, когда она продолжает напряжённо и тихо. — Она собрала свои вещи, что-то из своих воспоминаний. Я пыталась звонить. Снова и снова. Я пыталась, но она не…

Она остановилась, когда губы задрожали, когда голос грозил подвести её, и она прижала сильнее ладонь к мокрым глазам. Секунду спустя она вздыхает, прокашливается и пытается снова:

— Она не вернётся.

Рука Эбби вырисовывает круги на одеяле по спине Лексы, и девушка закрывает глаза на тёплые, успокаивающие манипуляции.

— Ты хочешь, чтобы она вернулась?

Лекса поднимает голову и смотрит на Эбби:

— Я хочу сделать всё правильно, — сказала она, вытирая щёки. — Поэтому я и вернулась сюда. Поэтому мне нужно увидеть её. Мне нужно сделать всё правильно.

Кивнув, Эбби убрала выпавший локон Лексы за ухо и спросила:

— Как ты хочешь сделать это?

— О чём ты?

— О том, что ты хочешь сказать ей? — выражение лица Эбби мягкое, понимающие, голос остаётся мягким. — Что именно ты хотела сделать, вернувшись сюда и желая сделать всё правильно?

Лекса ещё сильнее впилась взглядом в Эбби, губы начали шевелиться, после чего она успевает сформулировать свои мысли и сказать:

— Извиниться, — выпаливает она. — Я хотела извиниться.

— Хорошо, — сказала Эбби. — Что ещё?

Сильнее вжимаясь в диван, Лекса сильнее подтянула одеяло на плечах и перевела взгляд на Рождественскую ёлку:

— Я хотела объяснить, — сказала она. — Я хотела сказать ей всё, рассказать ей, что она была права. Она была права обо всём этом: обо мне, о том, что я чувствую, что я всегда чувствовала.

— Что ты чувствуешь к ней? — спросила Эбби, и Лекса помотала головой.

— К Кларк.

— Оу.

— Ага, — тело Лексы оседает, плечи опадают, позвоночник горбится, она опускает подбородок к груди. Её подбородок трётся об одеяло, пока она медленно качает головой взад-вперёд, в желудке — смесь чувства вины и разочарования в себе, которые слишком долго росли и назревали в ней.

— Она была права, — шепчет она, — и, Боже, я должна была понять, что я делаю с ней, делаю с собой. Я должна была… — её голос оборвался вновь прямо на языке, а затем полностью испарился. Глаза наполнились слезами, она пытается проглотить огромный ком в горле, но он отказывается уходить. — Я желаю Кларк. Я всегда желала её. Я никогда не думала, что проведу жизнь с кем-то другим, даже после того, как потеряла надежду, но я не хотела ранить Костию. Я никогда не хотела ранить Костию. Я никогда не хотела ранить кого-то.

— Я знаю, — сказала Эбби, массируя пальцами голову Лексы через волосы. Она запутывается в локонах, и, когда Лекса морщится, Эбби посмеивается. — Мне нужна расчёска. У тебя тут беспорядок.

— В ванной, — сказала ей Лекса. — Дальше гостиной, справа. Дверь открыта.

Эбби встала с дивана и исчезла из комнаты. Она вернулась секунду спустя с большой расчёской Лексы и снова садится на диван, повернув девушку спиной к себе. Осторожно, она начинает расчёсывать полумокрые волосы, каждое проведение щёткой по голове приносит наслаждение.

— Приятно, — сказала Лекса, и Эбби промурлыкала.

— Помнишь, как я расчёсывала твои мокрые волосы после того, как вы с Кларк покупались в реке? — она спросила, и маленькая улыбка появилась на губах Лексы, на глазах появилась новая пелена слёз. — Раньше ты жаловалась, что Кларк слишком больно расчёсывает.

— Она и расчёсывала, — рваный смех раздаётся через губы Лексы. Она вытирает нос тыльной стороной руки и шмыгает. — Она выдирала больше, чем расчёсывала.

Их тихий смех объединился и медленно исчез в тишине. В пространстве ничего не происходит, кроме меняющихся огней и громкого звука проведения расчёской по волосам. Лекса позволяет себе раствориться в этом, считая, что вес её ноши ослаб рядом с Эбби. Девушка тихо спрашивает:

— Как мне всё исправить, Эбби? Как мне сделать всё правильно, если она не хочет отвечать на мои звонки?

Эбби тихо вздыхает и кладёт расчёску на кофейный столик:

— Думаю, лучшее, что ты можешь сделать — это отпустить её и двигаться дальше, — сказала она, и Лекса повернулась на диване к ней лицом. — Что хорошего в разговоре с Костией, когда всё, что ты можешь сказать ей — то, что она была права?

— Что ты имеешь в виду?

— Я о том, какая в этом польза или помощь для Костии?

— Она должна знать, что была права насчёт всего.

— Дорогая, она знает, что была права, — сказала ей Эбби. — Именно поэтому-то она и ушла. У неё разбито сердце, Лекса, но она сделала верный выбор для самой себя. Ты позвонишь ей или увидишь её снова только для того, чтобы сказать «ты была права, Костиа. Я люблю и хочу быть с Кларк». Это только больше причинит ей боли.

— Но…

— Речь идёт о тебе, — сказала Эбби, качая головой и кладя руку на закрытое одеялом колено Лексы. — Ты чувствуешь себя виноватой, и это разъедает тебя, ты думаешь, что признание этого чувства перед Костией поможет вине уйти. Ты хочешь сложить всё это в маленький пакетик, завязать его и отложить, сказав «так, с этим покончено. Я позаботилась об этом. Теперь я могу двигаться вперёд к своим желаниям». Но, дорогая, это так не работает. Жизнь слишком беспорядочна.

Голос Эбби до сих пор тихий и понимающий, тот же самый голос, которым она говорила с Лексой тысячи раз, каждый раз, даже когда преподавала ей какой-то урок. Твёрдые истины всегда приходят через мягкий тон.

— Мы не всегда получаем шанс на прощение, — сказала она, — вне зависимости от того, как сильно желаем его. Жизнь не всегда даёт нам шанс сказать то, что мы хотим сказать, или мы делаем это и просто не получаем прощения потому, что слишком боимся или слишком горды, или потому, что мы думаем, что потом будет ещё один шанс. Но даже тогда, когда мы принимаем этот шанс, который нам дают, люди, которых мы ранили, не обязаны понять нас, Лекса, или простить, или благословить, или ещё что-то, что мы хотим. Что-то, из-за чего мы беспокоимся, — наклонив голову, Эбби грустно улыбнулась. — Ты знаешь это.

Желудок Лексы кренится, когда слова хлынули на неё и впитались:

— Я пыталась не причинить боль Костии, — говорит она, облизывая губы и пробуя свои солёные слёзы, — и я пыталась не причинить боль Кларк, — она издала дрожащий вздох. — И в этих попытках, в итоге, я причинила боль им обеим.

— И самой себе, — Эбби двинулась и вытерла слёзы с щеки Лексы. — Но ты можешь простить себя. Ты можешь пообещать самой себе, что с этого момента станешь лучше. И это не значит, что ты не испортишь всё снова, потому что ты испортишь, и Кларк тоже. Вы обе. Но до тех пор, пока ты признаёшь ошибки и работаешь над своим развитием, это имеет значение.