Лови день

— Следует также надеяться, что в течение зимы у нас будет возможность научиться хорошо говорить по-бенски, а также читать и писать, — продолжал Вал Кон. — После этого мы сможем уехать отсюда и выбрать себе какой-нибудь город, если ты того пожелаешь. Обычно в городах существует более широкий диапазон работ, которые можно выполнять за плату — какой бы плата здесь ни была. Возможно, что мы уже владеем такими навыками, которые позволят нам быть… независимыми.

— И нас перестанут пихать. — Мири вздохнула. — Звучит великолепно. Если я начну манкировать занятиями, напомни мне, как я не люблю, когда меня пихают, ладно? И я снова возьмусь за дело.

Он склонил голову набок:

— Тебе это настолько неприятно? По-моему, намерения у нее добрые.

Она тихо рассмеялась:

— Угу. Просто уже много лет никто не осмеливался меня пихать. А теперь эта старая дама, которую я могу переломить пополам одной рукой… — Она вдруг замолчала. — Синие чозмики, а это еще что такое?

Они подошли к витрине, содержимое которой так изумило Мири. Вал Кон чуть нахмурил брови, а Мири широко раскрыла глаза.

Устройство имело прямоугольную форму и было изготовлено из какого-то блестящего материала, который походил на металл. Передняя часть была покрыта стеклом, через которое видны были многочисленные катушки, провода и трубки. На верху и боках были какие-то набалдашники, из задней части выходила тонкая металлическая трубка, а под стеклом были еще набалдашники. Все устройство было увешано красными, желтыми и голубыми лентами.

— Понятия не имею, — признался Вал Кон. — Несомненно, какое-то устройство. Но что оно должно делать — или не делать… — Он пожал плечами. — Можно найти продавца и спросить.

Однако это оказалось невозможным. Дверь магазина была заперта, а к витрине изнутри был прикреплен лист бумаги с написанными от руки символами.

Мири глубоко вздохнула:

— Нам надо научиться читать. Мимо нас проходит целый мир, черт побери!

— В должные сроки, — отозвался он, и его негромкий голос каким-то образом стал похож на гуденье Точильщика. — Не все происходит в одну секунду.

Дверь следующего магазина была открыта, и оттуда доносилась музыка. Настоящая, поняла вдруг Мири. Кто-то прямо сейчас играл на инструменте, а не включил записанную музыку, которую каждый вечер слушала по радио фру Трелу.

Вал Кон остановился, наклонив голову и сосредоточенно прислушиваясь. Мири тихо стояла рядом, наблюдая за ним и слушая звуки. Она решила, что игра ей нравится: это было нечто вроде гитары, но мягче, без резонатора.

Пьеса закончилась, и ее напарник очень тихо вздохнул и посмотрел на нее:

— Мири…

— Конечно, — ответила она и сжала его пальцы. — Давай войдем. Почему бы нет?

— А про этих ужасных бассиланских повстанцев ты слышала, Эстра? Они высадились на побережье, всего в двухстах милях отсюда! Требуют убежища — и все из-за того, что наш король когда-то давным-давно заключил договор с их варварским томаком! Ну, король им, конечно, отказал, но — веришь? — сообщают, что они продвигаются в глубь континента! Они могут добраться даже до Джилла!

— Глупости, — заявила фру Трелу, беспокойно оглядываясь. — Королевская милиция быстрее ветра окружит эту горстку смутьянов. Они же просто шайка уголовников, вот кто они! Можно подумать, король допустит вторжение — пусть даже Бентрил не воевал с тех пор, как люди перестали пользоваться луками и стрелами и носить звериные шкуры.

— Ну, может, ты и права, дорогая, — печально согласилась фру Бригсби. — Но все же, Эстра, — а что, если кому-то из них удастся уйти?

Но фру Трелу тревожно оглядывала Центральную улицу, пытаясь отыскать две низенькие худые фигурки.

Вандар

Джилл

Хакан Мельтц поднял голову от гитары и улыбнулся двум размытым фигурам в дверях.

— Привет! — проговорил он с присущим ему легкомыслием, приводившим в отчаяние его отца, владельца магазина, в котором Хакан сейчас сидел, играя на гитаре.

Отец не разрешал играть в магазине на гитаре — конечно, не считая тех моментов, когда надо было продемонстрировать качества инструмента потенциальному покупателю. К счастью для Хакана, его отец в этот момент находился в столице, присутствуя на созванном королем совещании в качестве городского головы Джилла.

Хакан снова улыбнулся — и две туманные фигурки прошли в магазин, так что он смог разглядеть их своими близорукими глазами.

Женщина была крошечной, как куколка, но в постановке ее головы и плеч и твердом взгляде огромных серых глаз чувствовалась уверенность взрослого человека. Уютно держась за руку своего спутника, она ответила на улыбку Хакана с искренним дружелюбием. Мужчина был примерно на три пальца ниже Хакана, фунтов на двадцать легче — и не имел усов. Его темные волосы были длинноваты для мужчины, а одну гладкую щеку пересекал свежий шрам. Улыбаясь, он поднял свободную руку и указал на инструмент в руках у Хакана.

— Очень красиво, — мягко проговорил он, произнося слова так, что они приятно щекотали ухо слушателю. — Это?

— Вот она? — Хакан протянул ему инструмент, и мужчина отпустил руку своей спутницы, чтобы его принять. — Это — двенадцатиструнная гитара.

— Двенадцатиструнная гитара, — пробормотал мужчина, поворачивая ее так, чтобы рассмотреть со всех сторон.

Потом он повернул гитару правильно и попробовал провести по струнам длинными пальцами, тихо засмеявшись получившемуся диссонансу. Осторожно обхватив пальцами левой руки гриф, он снова провел рукой по струнам и кивнул, словно этот результат ему понравился больше. Действуя медленно, то перебирая струны, то дергая их, он сумел извлечь из гитары мелодию. Хакан наблюдал за ним с растущим недоумением.

Мужчине гитара была незнакома — это было видно. Однако он обращался с ней как человек, который играл когда-то на чем-то похожем и знал, чего можно ожидать от дерева и жил.

А потом мужчина словно опомнился: он вздрогнул и поднял глаза с извиняющейся улыбкой.

— Простите, — сказал он, возвращая инструмент с явной неохотой, усилием воли разогнув сжимавшие гриф пальцы. — Прошло долго, — сказал он, словно объясняя свое поведение. — Я… — Он нахмурился и развел руками (как показалось Хакану, с досадой). — Это быть голод, — заключил он и вопросительно наклонил голову, словно не был уверен в том, что его поймут правильно.

Но если Хакан что-то и понимал, так это жажду творить музыку.

— Остался без инструмента? — спросил он, почему-то не сомневаясь в том, что только катастрофа могла разлучить этого человека с тем, на чем он играл. Отложив гитару в сторону, он махнул рукой в сторону полок с разнообразными музыкальными инструментами. — А на чем ты специализировался? — начал он, ощущая порыв, который, несомненно, вызовет стоны его отца. — Может, мы договоримся…

Из дальнего конца магазина забытая за музыкой женщина что-то произнесла, подчеркнув свои слова нажатием на три каких-то клавиши.

Брови мужчины взлетели вверх, и он устремил на Хакана ярко-зеленые глаза.

— Это?

— Рояль, — сказал ему Хакан. — Ты играешь на рояле?

Но мужчина уже исчез, устремившись в дальнюю часть магазина.

Мужчина определенно умел играть на рояле — или на чем-то настолько похожем на рояль, что особой разницы тут не было. Он потратил несколько секунд на изучение инструмента: поднял брови, обнаружив педали, пробежал пальцами вверх и вниз по клавиатуре, отыскав «до» первой октавы, диезы и бемоли, а потом сыграл гаммы. Затем его пальцы начали двигаться — как показалось Хакану, почти шутливо — и сыграли звонкую переливчатую мелодию, похожую на игру в прятки прохладным летним вечером.