Ловушка для адвоката
Шрифт:
— Сказал, что этот человек снова приезжал в парк две последние ночи, сидел и ждал.
— Чего ждал?
— Кто его знает…
— Наверное, ему просто хотелось побыть одному.
— Может, и так.
В этом Босх сильно сомневался. Он был уверен, что Джессап во всем следует четкому плану. Как бы узнать: какому?
— Я все решила, — прервала Мэдди его размышления. — Как насчет «Остаться в живых»?
Они смотрели телесериал на дисках, медленно продвигаясь от сезона к сезону. Приключения пассажиров разбитого самолета на необитаемом тихоокеанском острове тянулись бесконечно, и Босх время от времени терял
— Ладно, но только одну серию, — согласился он. — Потом ляжешь спать, а я еще поработаю.
Лицо Мэдди осветилось улыбкой. Грамматические и родительские огрехи отца были на время забыты.
— Включай, — кивнул Босх. — Только напомни, на чем мы там остановились.
Пять часов спустя он трясся и подпрыгивал в самолете, попавшем в яростную бурю. Дочь сидела через проход, они тянулись друг к другу, но никак не могли дотянуться. В последний момент, повернувшись в кресле, он увидел, как хвост самолета с треском отламывается и исчезает внизу. Уши вдруг наполнил странный жужжащий звук, Босх рванулся из кресла — и проснулся. Жужжал телефон. Он потряс головой и откашлялся, принимая вызов.
— Босх слушает.
— Это Шипли, особый отдел. Мне сказали позвонить.
— Джессап в парке?
— Да, в парке, но в другом.
— В каком?
— Фрайман-Каньон, в стороне от Малхолланд-драйв.
Знакомое место, в десяти минутах езды от Франклин-Каньона.
— Что делает?
— Идет по тропе, так же как и в другом парке. Он всегда так идет, потом садится и сидит, ничего больше не делает.
— Понял.
Светящиеся цифры будильника показывали ровно два часа.
— Вы приедете? — спросил Шипли.
Мэдди спала в соседней комнате. Наверное, можно было бы ее оставить и вернуться, пока не проснулась. Босх задумался.
— Пожалуй, нет. Не могу дочку одну оставить.
— Ну как хотите.
— Когда кончается ваше дежурство?
— В семь.
— Можете тогда еще позвонить?
— Конечно, как скажете.
— Тогда звоните, пожалуйста, каждое утро в конце смены. Мне надо знать, где он был ночью.
— Договорились. А… а можно вопрос? Этот тип — он ведь убил девочку, да?
— Совершенно верно.
— Вы уверены? То есть никаких сомнений?
Босх вспомнил глаза Сары Глисон.
— Никаких.
— Извините, просто хотелось знать.
Такой интерес был вполне понятен. Если обстоятельства вдруг складываются так, что требуется применение оружия, лучше знать, в кого ты стреляешь.
— Спасибо, Шипли, еще поговорим.
Он закрыл телефон и откинулся на подушку. Почему-то вспомнился давешний сон, когда они с дочкой тянули друг к другу руки и не могли дотянуться.
15
Среда, 24 февраля, 08:15.
Диана Брайтман пригласила нас в свой кабинет, где уже ждал кофейник и блюдо со сладостями — необычное гостеприимство для судьи по уголовным делам. Гостей было трое: я, второй обвинитель Мэгги Макферсон и адвокат защиты Клайв Ройс. Он пришел без помощницы, но нисколько не растерял нахальства. Первым делом попросил чаю вместо кофе.
— Ну что ж, прекрасно, — начала Брайтман, когда мы все расселись перед ее столом с чашками
и блюдцами в руках. — Я не встречалась ни с кем из вас в зале суда и подумала, что лучше познакомиться в неформальной обстановке. Впрочем, — с улыбкой добавила она, — если понадобится принять официальное решение, мы в любой момент можем перейти в зал.Мы молча слушали с серьезными лицами.
— Прежде всего хочу предупредить, — продолжала она, — что питаю самое глубокое уважение к этикету судебного заседания и требую того же от всех участвующих в нем юристов. Я хочу, чтобы предстоящее разбирательство стало живым и энергичным состязанием обвинения и защиты, доказательств с той и другой стороны, но ни в коем случае не потерплю нарушения границ приличий и правил юриспруденции. Надеюсь, это всем понятно?
— Да, ваша честь, — ответила Мэгги. Мы с Ройсом кивнули.
— Отлично, тогда поговорим об отношениях с прессой. Интерес к делу огромный, журналисты вьются над ним, как вертолеты над машиной О. Джей Симпсона. Это понятно. У меня уже есть предложения от трех местных телеканалов, студии документальных фильмов и службы новостей Эн-би-си. Все хотят снимать процесс. Тут я не вижу проблем, лишь бы это не мешало присяжным, а вот то, что будет происходить вне стен суда, вызывает серьезное беспокойство. Кто-нибудь хочет высказаться?
Все молчали. Я выждал паузу и заговорил:
— Ваша честь, мне кажется, что это дело и без того получило слишком широкое освещение. Будет крайне трудно подобрать двенадцать присяжных и двух дублеров из тех, кто еще не составил своего мнения о деле на основании сообщений прессы. Обвиняемый катается на волнах на первой странице «Таймс», сидит в первом ряду на матче «Лос-Анджелес лейкерс» — как найти людей, которые о нем не знают? Кто гарантирует их беспристрастность? Пресса, при немалом содействии мистера Ройса, представляет обвиняемого как несчастную невинную жертву, не имея при этом ни малейшего понятия о доказательствах против него.
— Ваша честь, я протестую! — подал голос Ройс.
— Вы не можете протестовать, — парировал я, — здесь не судебное слушание.
— Микки, ты же бывший адвокат защиты! Как насчет принципа, что человек невиновен, пока не доказано обратное?
— Обратное доказано двадцать четыре года назад.
— Ну да, на процессе, который Верховный суд штата признал пародией на правосудие!
— Послушай, Клайв, этот принцип для суда, а не для шоу Ларри Кинга.
— Мы еще не были у Ларри Кинга.
— Значит, собираетесь? Ваша честь…
— Джентльмены, прошу вас! — вмешалась Брайтман. Выдержав паузу, она снова заговорила: — Мы имеем классическую ситуацию, когда надо искать компромисс между правом публики на информацию и необходимостью обеспечить непредвзятость коллегии присяжных, беспрепятственное отправление правосудия и справедливый приговор.
— Однако, ваша честь, — быстро вставил Ройс, — мы не можем ограничивать доступ массмедиа к процессу. Свобода прессы — это краеугольный камень американской демократии. Кроме того, я хотел бы привлечь ваше внимание к решению Верховного суда, благодаря которому и стал возможен повторный процесс. Верховный суд нашел серьезные погрешности в доказательной базе и осудил окружную прокуратуру за использование незаконных методов ведения дела. Неужели вы хотите запретить журналистам освещать эти факты?