Ловушка для ангела

Только с третьего раза Труханов смог добиться аудиенции у её светлейшества — Людмилы Григорьевны Лаврищевой. На телефонные звонки она не отвечала, а по вручённым повесткам приходил её адвокат.

Несмотря на состоятельного мужа, она продолжала работать врачом в психиатрической клинике, а так же имела частную практику семейного психолога.

Она умело использовала пристрастие забытых жён изливать свою душу специалисту в надежде избавить мужа — толстого кошелька от излишне затратных любовниц. Жёны и не подозревали, что выбалтывали постороннему человеку настолько конфиденциальную информацию, что потом их неверным мужьям приходилось платить дороже, чтобы замять скандалы, а порой и в конец не разориться.

И размер ущерба семейному бюджету напрямую зависел от беспардонности психолога. Чего у Лаврищевой было не занимать.

По жизни Людмила Григорьевна держалась, словно знатная аристократка, присутствующая на гладиаторских боях и вершившая судьбу побитого. Опускавшая большой палец руки исключительно вниз, она ни разу не оставила никого из них в живых.

Всё в её облике: и аристократическое, освежённое дорогой косметикой, лицо, и аккуратная стрижка на тёмных блестящих волосах и массивные золотые серьги — колечки и браслеты на руке из того же гарнитура, выказывало её недосягаемость.

Труханов не мог не отметить, что при всём при этом, она обладала притягательной силой и обаянием. И, безусловно, была сильным противником, с которым всегда надо быть начеку.

Евгений молчал и выжидающе смотрел на Людмилу Григорьевну, сидевшую напротив в кожаном кресле в своей шикарной гостиной.

Комната была оформлена в бежевом цвете и стены и мебель и даже удивительно подсвеченный бежевый пол, показывали на то, что ты находишься где — то, но только не на земле. А ещё хрусталь, много хрусталя и золотое денежное деревце на котором вместо листьев при малейшем движении воздуха слегка колыхались золотые сувенирные монетки.

Отражение в, занимавших одну стену, зеркалах создавали иллюзию продолжения необыкновенной гостиной и собранного в ней богатства до бесконечности.

Труханова такая, выставленная на показ, вычурность немного смущала. Возможно, так и было задумано хозяевами.

Людмила Григорьевна сунула закладку в лежащую на журнальном столе книгу, и, отложив её в сторону, закурила, изящно держа сигарету красивой, ухоженной рукой. Она внимательно наблюдала за реакцией Евгения на всё, окружающее его великолепие и на неё — неотразимую и до неприличия меркантильную особу.

Бомарше «Свадьба Фигаро» — Труханов невольно задержал взгляд на дорогом переплёте книги.

Некоторое время в гостиной было неуютно тихо. К тому же немного позади, но в зоне видимости стояла прислуга — молодая, дородная хохлушка в строгом костюме — униформе и ждала указаний хозяйки.

— Мне бы хотелось с вами серьёзно поговорить. Может, отпустите прислугу? — напомнил Евгений Людмиле Григорьевне.

— Галя, принеси нам кофе и пирожные, — обратилась Людмила Григорьевна к, стоящей перед ней на столике, хрустальной пепельнице.

Галя молча пошла исполнять её распоряжение. Чудо — пол послушно глушил стук её высоких каблуков.

— Тихо, как в «дурке», — подумал Труханов, ощущая в теле нервный озноб.

Людмила Григорьевна, продолжая психическую атаку, положила ногу на ногу и кокетливо стрельнула глазами в Евгения.

— Вот стерва! — злился Труханов, пытаясь взять себя в руки и наладить сбитый сердечный ритм.

Он чувствовал, как горячая волна всколыхнулась у него в сердце и ударила в голову. Ему даже показалось, что он слегка покраснел.

— Людмила Григорьевна, поделитесь своей версией гибели Дмитрия Антоновича Темникова, — Евгений придал своему тону официальную жёсткость.

— Вряд ли я чем — то смогу вам помочь, — прожурчала Людмила Григорьевна, поудобнее развалившись в своём кресле.

При этом разрез её блузки обнажил часть бюстгальтера, наверно очень дорогого, раз его выставили напоказ. Похоже, что Лаврищева вообще была без комплексов. И Евгений ждал, что сейчас она начнёт отжигать по полной!

— «Барыня уже легли и вас просют!» Сейчас войдёт и скажет прислуга Галя, — пронеслось в голове Труханова и он невольно ухмыльнулся своим мыслям. — Как вульгарно, Людмила Григорьевна! И это мы уже проходили.

Теперь перед Трухановым была уже не королева, а скорее авантюрная фаворитка короля и она не пропустила его конфузливый смешок. И собралась в тугую пружину.

— Темниковы своими секретами со мной не делились. Они вообще относились к нам свысока, — Людмила Григорьевна курила, чуть прищурив глаза, красиво стряхивая в хрустальную пепельницу пепел с длинной сигареты. — У них был свой бомонд. Очень известные фамилии, которые не принято трепать.

При этих словах она глянула на Труханова и усмехнулась. В её улыбке было столько презрения, что Евгений невольно поёжился. Ему вообще сделалось как — то не по себе. И он вздрогнул, приняв наконец вернувшуюся с подносом в руках Галю, за медсестру, которая непременно должна была сделать ему какой — нибудь вредный укол. Он невольно заёрзал в супер удобном кресле. Но запах хорошего кофе вернул его в реальность.

— Про их семью могу сказать, что люди они были не простые, закрытые для общения и отношения между ними были сложные.

Ни нотки сожаления не прозвучало в голосе Людмилы Григорьевны при воспоминании об усопших родственниках мужа, оставивших Лаврищевым немалое наследство.

— Одно лишь то, что свою сноху Ларису они довели до психушки, не характеризует их с хорошей стороны. Потом конечно лечили, и в лучшей клинике на Рублёвке тоже. Впрочем, в их кругу так принято.

Лаврищева настаивала на том, что Евгений должен ей безоговорочно верить, не требуя никаких доказательств. И явно давала понять, что он должен делать.

— О Дмитрии Антоновиче, как специалист могу сказать, что предсказуемых людей вообще мало. Человек по натуре имеет много слабостей и порой обстоятельства решают всё. А их то мы, как я понимаю, не знаем.

— А почему Темникова Лариса ничего не унаследовала? — всё же решился перебить Лаврищеву Евгений.

— Вы что же меня подозреваете? — Людмила Григорьевна снова прищурила свои красивые, эффектно подчёркнутые косметикой, глаза. — Вместо того, чтобы вести следствие, вы дёргаете родственников и без того недавно переживших страшную семейную трагедию.

От повисшей в воздухе гостиной напряжённости, по спине Евгения прошёл холодок.

— Вы уж простите мне мои дурные манеры, но это моя обязанность! — резко ответил Труханов, глубоко неприятной ему даме. Но у него не было улик против неё и он решил сменить тон: — Подозрения, уложенные в рамки уголовного закона, являются только следственными действиями. Кроме того я занимаюсь не следствием, а оперативным розыском преступника. А само следствие ведёт прокуратура.

— Ещё и прокуратура! — Лаврищева была оскорблена до глубины своей бездонной души. Если, конечно, такая у неё имелась.