Ловушка для декана

Глава 32

За дверью ванной комнаты наступила тишина.

Такая тишина, что слышно стало, как за дверью очень-очень тихо секретарша говорит по телефону, хоть раньше я ее не слышала.

Да что там секретарша – пульс собственной крови, бегущей по венам, стало слышно! И его дыхание сквозь дверь – осторожное, будто там не мужчина, а загнанный, готовый броситься на обидчика зверь.

Такая тишина, что я испугалась ее еще сильнее, чем до того подслушанного мной признания.

Ох и дура! – подивилась собственной отчаянной глупости. Я что, действительно посчитала, что Донской простит мне такое вмешательство? Да его самолюбие сейчас кругами по ванной бегает, пытаясь укусить само себя за хвост от ярости!

Надо было хоть ползком отсюда уползти, а не голос подавать! Небось, и вякнуть не успею, что постучалась, потому что чувствую то же самое и хочу сказать ему об этом.

Дверной замок тихо кликнул, отпираясь, и дверь также тихо открылась передо мной.

– Привет… – не знаю, как я нашла в себе смелость хоть что-то сказать. Рукой даже махнула, что выглядело уже совсем глупо.

Матвей был в полностью расстегнутой рубашке – вообще все выглядело так, будто он собрался воспользоваться маленькой душевой кабинкой, оборудованной в его кабинете вместе с туалетом. Лицо было напряжено, зрачки – расширены, рот – слегка приоткрыт, будто ему не хватало воздуха.

Он боится, поняла я. Панически боится этого разговора. Еле сдерживаясь, чтобы не хлопнуть перед моим носом дверью и не спрятаться в своей «раковине» уже навсегда.

– Давно здесь стоишь?

Ожидаемый вопрос.

Соври, соври! – кричал внутри некто, у кого еще осталось чувство самосохранения. Успокой его! Скажи, что только что пришла!

Я неловко пожала плечами.

– Минуты три-четыре.

Он закрыл глаза, утыкаясь лбом в изгиб собственной руки, которой опирался о косяк .

– Значит, все слышала… – мотнул головой, потом крепко зажмурился, открыл глаза и снова посмотрел на меня – уже по-другому. Как всегда – насмешливо, с легкой прохладцей.

– Надеюсь, ты не подумала, что я это всерьез?

Я даже рот открыла от такого беззастенчивого вранья.

– Эмм… А что… такое можно говорить не всерьез?

Он хмыкнул.

– Своему отражению в зеркале можно говорить все, что угодно, – отодвинул меня, прошел мимо, направляясь к огромному, письменному столу у окна.

Вот она – его зона комфорта! Сейчас усядется, ноги закинет на стол, и следующее его признание я могу уже никогда не услышать. А то и требования начнет предъявлять – мне уже знакомые.

– Если честно, Максимова, я просто тренировался говорить тебе приятности, чтобы убедить не делать аборт. Если ты вообще забеременела, разумеется. Знаю, знаю – подло… Но поверь, когда у тебя на руках будет малыш, ты сама будешь мне благодарна, что я немного… приукрасил мое к тебе отношение…

Совершенно не осознавая, что делаю, на одних лишь инстинктах, я догнала его, развернула к себе и со всей дури залепила пощечину.

Точнее чуть не залепила. Потому что он успел перехватить мою руку и остановить ее в сантиметре от своего лица.

Тяжело дыша, в атмосфере почти ощутимой ненависти, мы стояли друг напротив друга и смотрели один другому в глаза. Долго стояли – почти целую минуту.

А потом я подняла вторую руку и выкрутила его запястье – сбитыми костяшками вверх. Показала на раны взглядом.

– Не тяжело тебе далась репетиция фальшивого признания? Ничего не сломал?

Он дернул рукой, вырвал ее и отвернулся, засовывая руки в карманы.

– Ничего. Иди, Лера… У тебя лекция. Я потом… заберу тебя. Вечером.

Его голос звучал глухо и неразборчиво – будто он давил слова сквозь зубы.

И на мгновение мне захотелось налететь на него, развернуть, обнять, наорать, заплакать…

Что угодно, только не видеть эту спину – зажатую, напряженную, почти сгорбленную под грузом правды, которую он только что выдал мне – уже второй раз. И во второй же раз отказывался озвучить – нормальными, человеческими словами.

– Трус!

Слово сорвалось с языка так легко, будто бродило все это время где-то совсем рядом. В воздухе витало, ощутимое не только мной, но и им. Может быть, поэтому он и не ответил. Только еще больше сгорбился, словно я его ударила.

– Ты просто трус! – повторила еще громче.

И снова молчание. Только за дверью стало слышно, как секретарша замолчала, явно прислушиваясь.

Но мне вдруг стал на все плевать. На то, что меня услышат, на то, что я должна играть послушную, всем довольную невесту «самого крутого мужика в универе»… На самого этого «крутого мужика», который в своей крутизне заигрался так, что готов пожертвовать счастьем ради… чего?!

Ради власти надо мной? Ради того, чтобы не дай бог, не попасться к бабе «на крючок»?! Ради своего гипертрофированного эго?!

Трус, да.

Но я-то не трус. Я кто угодно, только не трус!

Снова развернув его к себе лицом, я набрала в легкие воздух, словно собиралась нырнуть, и четко и отчетливо произнесла.

– В общем… Если тебе интересно, я тоже тебя люблю.

Зажмурилась на мгновение, не веря, что сказала это, а потом поднялась на цыпочки и быстро приложилась к его губам – плотно и судорожно сжатым.

– Максимова… – его голос стал угрожающе низким и хриплым, рука, которую я все еще держала за запястье, заметно подрагивала.

– Что, «Максимова»? – я снова поцеловала его, на этот раз прилипнув к нему надолго и дождавшись реакции – смягчившихся губ и короткого, глухого стона мне в полураскрытый рот. – Я уже девятнадцать лет Максимо…

Договорила я уже у себя в голове, потому что в следующую секунду он сжимал меня в объятьях – так крепко, что дышать стало трудно, не то, что говорить. И целовал так жарко, что все мысли мои мгновенно расползлись в мягкую, бесформенную кашу…

Все, кроме одной. Самой важной.

– Стой… – я вырвалась из поцелуя, упираясь руками ему в грудь. – Подожди…

– В чем дело… – зрачки его уже были помутневшие, расфокусированные, а между ног мне отчетливо упирался холм на его ширинке.
– Я хочу тебя...

– А я хочу знать… – пытаясь восстановить дыхание, я отодвинулась и чуть наклонилась, упираясь руками себе чуть пониже бедер. – Хочу, чтобы ты сказал мне…

Он открыл было рот, но я остановила его жестом. Отдышалась и продолжила.