Ловушка для "Тайфуна"

Тем не менее, как заметил Юдин, часть бойцов роты под прикрытием бронетранспортёров таки сумела добраться до той самой рощицы. Немного, всего десятка два. Но спаслись ли они? Ведь тут же немецкая артиллерия перенесла огонь на рощицу: всё-таки хорошо у гадов работают артиллерийские корректировщики огня.

Снаряды и мины уже рвутся не только в самой рощице, но и на подступах к ней. Прорываться туда — самому влезть под их осколки.

— Отходим к кладбищу, юго-восточнее! — сориентировавшись, проорал ротный тем, кто был ближе к нему. — Радист, передай в штаб батальона, что мы будем отходить по правому берегу Дрёсны. Радист!

Сеня Селиванов, улыбчивый парнишка из-под Тамбова, уткнулся лицом в землю рядом с рацией, из пулевого отверстия в которой тянется струйка синего дымка.

Перебежками не уйти: открытое пространство простреливается теми фашистами, что напирают, укрываясь за сельскими домами. Ползком, только ползком! А там, за кладбищенской оградой, будет хоть какое-то прикрытие от пуль.

Характерные короткие очереди из «калашей» между домами восточной части Богородицкого всё реже и всё ближе. Значит, те бойцы, что вступили в бой в жилой застройке, уже сами сообразили: надо отходить. Сколько из них сумеет это сделать?

Из примерно двух десятков, оказавшихся неподалёку от Юдина, когда он отдал приказ отступать к кладбищу, четверо дойти не сумели. Зато остальные, укрывшись между могилками, смогли прикрыть отступление пятерых, вырвавшихся из села последними. Всего пятерых из примерно двух отделений!

Много раненых. Кровь или свежие бинты практически на каждом третьем из двадцати двух, что остались с ротным. Но в горячке боя люди пока держатся.

Десять минут на перевязку, пополнение патронами расстрелянных магазинов и распределение тех, кто будет помогать уже начавшим чувствовать раны.

— Мотоциклисты!

Два трещащих выхлопом агрегата вывалились из-за домов, и их пулемётчики разом ударили из «машиненгеверов» по кладбищу. А отряд Юдина сразу же уменьшился на три «активных штыка». Застрочивший в ответ ПК срезал пулемётчика в коляске, поджёг бензобак «цундапа» и заставил второй нырнуть за сруб бани. Развернувшись за ней, мотоциклисты, прикрываясь зарослями сирени в палисаднике дома, сумели ускользнуть. А через пару минут в воздухе завыли мины. И не только пятидесятимиллиметровые, но и куда более мощные 81-мм. Значит, к плацдарму шёл не только батальон, на который напоролась рота Юдина.

— Уходим за Дрёсну! — махнул зажатым в руке ТТ ротный.

Благо, что могильные холмики хоть как-то прикрывают людей, переползающих между ними, от осколков рвущихся мин. Хуже, когда мина взрывается в кроне какого-нибудь дерева, высаженного рядом с могилой. Осколок именно такой, срикошетив от каски, резанул Виктора по правому предплечью. К счастью, неглубоко, и Юдин занялся перевязкой, только оказавшись на самой окраине кладбища, куда мины пока не долетали.

— Зацепило? — присел возле него один из добровольцев, суровый мужик лет тридцати с характерным южным говором. — Давай помогу, старлей: левой рукой тебе неудобно.

Виктор благодарно кивнул и махнул освободившейся от бинта рукой ребятам, оказавшимся поблизости.

— Отходите в лесок за речкой. Там встретимся!

— Тащ старший лейтенант. Вон там дорожка через брод ведёт, мы за бродом будем. Догоняйте! — проорал из-под руки раненого, которому он помогал идти, командир отделения младший сержант Щигров.

— Может, обезболивающего кольнуть? — затягивая узел бинта, отреагировал доброволец на то, как поморщился Юдин. — У меня в индивидуальной аптечке ещё есть тюбик.

— Пустяки, Челноков. Прибереги его для кого-нибудь из тех, кого Щигров уводит.

Был ли это неприцельный выстрел, или дав всего один залп из полковой пушки в сторону кладбища, немецкий артиллерийский командир приказал «задробить» стрельбу, командир роты так и не узнал. Но метрах в тридцати от него вспух фонтан земли, и Челноков, стоящий перед ним на одном колене, повалился набок.

— Вот же ж твою мать! — почти беззвучно прошептали его губы.

— Куда зацепило, Челноков? — попытался перевернуть его Виктор.

— Ног не чую… В спину ударило… Позвоночник, наверное, — посерев лицом, выдавил из себя красноармеец.

Теперь бывшего помощника уже бинтовал Юдин.

— Оставь, старлей! — прохрипел тот. — П*здец мне! Я такое на фронте уже видел. В четырнадцатом году под Краматорском.

«Бредит, похоже, — мелькнуло в голове ротного. — В четырнадцатом году ему должно было быть… года два. Да и фронт, если там и был, то только в Гражданскую».

— Вы говорили, шприц с обезболивающим где-то у вас оставался…

— Тут, — хлопнул доброволец ладонью по карману разгрузочного жилета, и пока Юдин доставал оранжевую коробочку, кривясь от боли, принялся говорить. — Не смотри на меня так, старлей, будто у меня с головой нехорошо. В отличие от позвоночника, с ней всё в порядке. Да, под Краматорском в две тысячи четырнадцатом году, когда мы встали защищать Донбасс от украинских нацистских батальонов. А я, сопливый пацан, только-только отслуживший срочную в украинской армии, командовал отделением ополченцев, вооружённых охотничьими ружьями да немногими отнятыми у милиционеров автоматами. Это позже, после заключения Минских соглашений, нас, «идейных», сплавили из донецкой армии, чтобы не нарушали «перемирие» с фашистами. Или ты, старлей, не заметил, что и мы, «добровольцы», и техника, которой воюет наша дивизия, не из вашего времени? Да коли же ты скорее: сил уже нет терпеть!

— Уколол уже в ногу, сейчас действовать начнёт…

— Зараза, а я и не понял: не чувствую я ног!

— Подожди, я сейчас крикну кого-нибудь, чтобы помогли тебя нести, — попросил Виктор.

«Крикну…» Если докричится, поскольку за те пять минут, пока сначала Челноков с ним возился, а потом он возился с Челноковым, группа Щигрова успела пройти метров двести. Он уже открыл рот, чтобы заорать, как с той стороны загремели выстрелы, рыкнул пулемёт, и его бойцы принялись беспорядочно валиться на землю.

Чёрт! Он вспомнил: там, судя по карте, которую рассматривал перед атакой на Богородицкое, из леска выходит дорожка от деревеньки Мосолова Гора! Значит, немцы собирались ударить в тыл его роте ещё и оттуда. И теперь они с тяжело раненым Челноковым между теми, кто сейчас пойдёт прочёсывать кладбище, с которого отстреливались остатки роты, и уничтожившими их немцами из Мосоловой Горы. Вот она, та самая жопа, которой заканчивается всё это чередование чёрных и белых полосок жизни! Тем более, последней, самой яркой белой полоской, были неожиданно обретённые Магда и его, Виктора, сын.