Ловушка
Шрифт:
Он поговорил с женой и убедился, что это на самом деле так, и опять оборвал ее на полуслове.
– Что ж, – вздохнул он обречено. – Я готов.
– К этому нельзя быть готовым, – услышал он ее голос за спиной, и тут же в глазах его потемнело от удара чем-то тяжелым по голове, казалось ему: сердце выскочило изо рта.
Он рухнул на картонные коробки и остался лежать неподвижно. Она для верности еще раз огрела его по голове короткой дубинкой со свинцовым набалдашником, увидела, как в месте удара волосы потемнели от бурой крови, что двумя тонкими струйками потекла по лицу, связала ему веревкой руки и, выйдя из этого амбара, села в свою машину и уехала. Через два часа она вернулась, застала его в той же позе, в какой оставила, пощупала пульс у горла и, позвонив в «скорую», сообщила о своей находке в разграбленном складе.
Через час
– Он очнулся, – раздался женский голос с другой стороны кровати, куда Гасанов не мог повернуть голову из-за сильной боли.
И девушка, и стоявший рядом мужчина разом оглянулись на него. Мужчина склонился к Гасанову.
– Вы можете говорить? – спросил он. – Я следователь. Я должен задать вам несколько вопросов.
– Он, наверное, еще очень слаб, – сказала девушка. – Может, вам лучше подождать денек-другой?
– Врач сказал, что сотрясения нет, – нерешительно возразил следователь.
– Эти врачи, – пренебрежительно произнесла девушка и открыто посмотрела на медсестру, стоящую с другой стороны кровати. – Вы дайте ему стольник – какой угодно диагноз поставит.
– Так что, у него сотрясение мозга? – спросил следователь.
– Откуда мне знать? – энергично пожала плечами девушка. – Просто я вижу, что он слаб, и вряд ли сейчас из него что-нибудь вытянешь. Я бы сама хотела все знать, ведь украденный товар на мне висит… Склад-то мой… Поди теперь отвечай перед хозяином товара…
– Вы говорите, там были апельсины?
– Да. Апельсины, бананы, клубника… Фрукты. Завтра должны были забрать. На два дня арендовали помещение. И вот что получилось… – она посмотрела на Гасанова, лежавшего с перевязанной головой.
– Кому понадобилось воровать фрукты? – спросил сам себя следователь. – Ладно. Что теперь делать… Пусть отлежится. Завтра приду.
Он ушел. Следом за ним вышла из реанимационной палаты и медсестра, обиженная замечанием девушки в адрес врача и всячески стараясь подчеркнуть это. Девушка проводила их взглядом и, оставшись наедине с Гасановым, склонилась над перевязанной его головой.
– Как вы себя чувствуете?
– Как человек в буквальном смысле головой зарабатывающий деньги, – медленно с усилием ответил он, отдыхая после каждого слова.
– Неплохо для начала, – сказала она. – Честно говоря, не ожидала от вас в таком состоянии столь длинной фразы.
– Как вас зовут? – спросил он запавшим голосом.
– А? – она не расслышала. – Если ничего срочного, лучше не повторяйте. Вам нужно беречь силы.
– Как вас зовут? – повторил он громче.
– Как меня зовут? – она посмотрела на него долгим взглядом. – Меня зовут Айтен. А вас я уже знаю. Ваше удостоверение у меня. Не забыли? Отдыхайте. Я приду завтра.
Она нагнулась и поцеловала его в щеку, холодную, уже немного обросшую щеку. Он слабо улыбался, прикрыв глаза, и слышал, как почти тут же за ней захлопнулась дверь. И впал в забытье. Тревожный, урбанистский сон снился ему; на улицах этого сна шли цветные дожди, и она приближалась к нему с непокрытой головой, и цветные струи дождя превращались в продолжение ее распущенных волос. И снова, и снова он просматривал этот короткий, повторяющийся кадр, из которого, как оказалось, и состоял весь сон, как первый в истории кинематографа фильм состоял только из прибытия поезда на вокзал.
Они стали близки как-то естественно, несмотря на разницу в летах, большую разницу в финансовом положении и огромную разницу в характерах. Ей было тридцать два года, ему – за пятьдесят, она была богата, он еле сводил концы с концами, она была авантюристка, любила рисковать и выигрывать, он привык довольствоваться малым, был расчетлив в мелочах, и никогда в жизни не доводилось ему манипулировать крупными суммами.
Казалось, поначалу никакого чувства не было между ними, он как и до встречи с нею занимался своими делами, она – тоже. Но однажды призналась ему, что неотвязно думает о нем, чем бы ни занималась – все мысли о нем. И вдруг он понял, что с ним происходит то же самое, просто он не задумывался над этим, и с самого начала естественно воспринял то, что она заполнила всю его жизнь; и не так, чтобы заполнила какую-то пустоту в его жизни, нет, отодвинула все остальное – семью, работу, друзей, привычки – на задний план и высвободила
себе огромное место. Он наслаждался ее любовью, ее телом, цинично выражался об их, как он говорил «предосудительной связи» (причем, ему не надо было напрягаться и что-то выдумывать, он по натуре был циник), но оставшись один, или, вернее, оставшись без нее, желал только одного – поскорее ее увидеть. Хотя во время их, порой, затянувшихся встреч не чаял, как от нее избавиться. Она, несмотря на крутой нрав, с каким ворочала делами своего темного бизнеса, туг, с самого начала их отношений подчинилась ему и безоговорочно исполняла все его желания, тем более, что и исполнять-то их не составляло большого труда. Но в любви он был изобретателен и требователен, что дополняло отсутствие в ней сексуальной фантазии. Вообще, парочка эта была полна противоречий. В ней следовало бы ожидать порочности, но ее не было. В ее небогатой биографии в сущности имелся только муж, с которым она несколько лет, как развелась, не удосужившись обзавестись ребенком. У него, несмотря на нелегкую – от зарплаты до зарплаты, с мизерными гонорарами – жизнь, имелся большой казановский опыт и, несмотря на плешь и пучеглазие, вопреки, так сказать, внешности, он еще мог охмурять и добиваться, и если бы не хроническое безденежье, он бы вполне вольготно чувствовал себя в этом полоумном мире. У нее была прекрасная квартира в относительно спокойном районе города, и там они, обычно, встречались. Он, профессионально сгоравший от нетерпения спросить и узнать, все-таки профессионально сдерживал себя до подходящего момента; и однажды этот момент настал. Они лежали расслабленные после роскошно состоявшегося соития, она протянула руку к пачке сигарет на полу, не дотянулась, рука повисла, и она еле произнесла: – Сил нет даже покурить…Он живо, как резиновый мячик, подскочил, подал ей сигареты, поднес огонек зажигалки, и как бы, между прочим, спросил.
Она тут же помрачнела, блуждающая бессознательная улыбка исчезла с лица; и он немного пожалел, что спросил.
– Нашел время, – сказала она, сильно, по-мужски затягиваясь.
– Да? А мне показалось – самое подходящее время, – чистосердечно сказал он. – Но если не хочешь, можешь не рассказывать.
– Это может прибавить тебе проблем, – сказала она. – Тебе надо? Я не потому не говорила, что хотела скрыть от тебя, я же люблю тебя, и какие могут быть секреты…
– Подожди, как ты сказала? – перебил он ее.
– Какие секреты, говорю, между нами, – повторила она.
– Нет, нет, до этого, что любишь…
– Это правда, – подтвердила она.
– Ты говоришь это впервые и как бы между прочим. Она помолчала.
– Ну, не знаю… Я не задумывалась над такими вещами, – сказала она. – Может, потому так вышло, что само собой разумеется? Мы бы не были вместе, если бы я не любила тебя. В этом будь уверен.
– Мне на это положить.
– Нет, это не так. И ты сам знаешь, что не так.
Он не ответил. Она искоса посмотрела на его профиль. Еще крепкое лицо, но уже заметны первые признаки старения, складки у подбородка, глубокая как шрам морщина на щеке, мешки под глазами.
– Ладно, я тебе скажу.
– Если не хочешь…
– Ты же спросил, – перебила она. – Я отвечу. У меня еще проблемы. Крупные проблемы. Там были не только фрукты. Спрятали наркотики, кокаин и хотели отсидеться в моем складе. Я узнала и взяла наркотики, инсценировав ограбление. Они не могут знать, что я узнала про кокаин, но, естественно, подозревают… Кто же придет воровать апельсины и убивать из-за этого сторожа?
Она замолчала.
– А наркотики? – спросил он.
– Уже реализовала на стороне.
– Что это значит? – спросил он.
– Уехали из республики.
– На сколько их было?
– Оптом – полмиллиона.
– Полмиллиона долларов?! Пятьсот тысяч долларов?!
– Не манатов же… Это небольшая партия. У меня надежный канал. Он и взял. На улицах он заработает вдвое больше.
– Но они же, я имею в виду хозяев товара, не оставят тебя в покое.
– Почему? Я сказала, что возмещу им украденное – апельсины, бананы, киви, клубнику. Попросила дать мне время. Про остальное я ничего не знаю. И они не могут мне сказать, что там были не только фрукты. Выходит, они подставляли меня, прятались за моей спиной, а потом забрали бы свой товар, похихикали бы, как ловко обвели меня, и заплатили бы копейки за несколько дней аренды склада. А если бы обыск? Меня бы обвинили, а эти красавчики в белых костюмах – мы тут не при чем, это ее кокаин… Я их наказала. Что я сделала не так?