Ловушка

Он ответил не сразу.

– Это же опасно, – сказал он.

– В жизни приходится рисковать, – ответила она. – Я удовлетворила твое любопытство? Кстати, они могут выйти на тебя. Скажешь, что подрабатывал ночным сторожем.

– Наверняка следят за тобой, – сказал он мрачно.

– Может быть. Я осторожна. Про эту квартиру никто не знает. Моя квартира в центре. – И все равно мне не нравится все это, – сказал он.

– Не будь занудой.

– Не по мне все это, – прибавил он. – Чужие деньги, грязные деньги…

Она молча посмотрела на него, просто посмотрела, не осуждая и не одобряя сказанное.

– Все деньги чужие, – сказала она после паузы, – и все стараются побольше их присвоить себе. Так уж повелось среди людей.

Он хотел еще что-то сказать, осудить такую форму зарабатывания денег, но вовремя вспомнил, что жена, удовлетворившись его невразумительными объяснениями, уже успела потратить часть денег, отделаться от кое-каких долгов, что на них висели; видимо, ни как не могла предположить, что он, Гасанов, мог заработать эти деньги именно так, как заработал.

– Ладно, – проговорил он примирительно. – Не надо казаться умнее меня. Это меня раздражает.

– Не буду, – сказала она. – Да у меня и не получится. Теперь, может, дашь мне пепельницу, или мне держать этот окурок всю оставшуюся жизнь?

Он поднялся, принес ей пепельницу и снова лег рядом. Она чмокнула его в щеку.

– Фу, – сказал он. – Ты куришь, как дворник. Плохая девчонка.

Она посмотрела на него долгим, странным взглядом, о чем-то думая.

– Что? – спросил он.

Она осторожно прижалась к нему в постели.

– Я хочу спросить, – сказала она, будто колеблясь: стоит ли?

– Что-то новенькое, разрешения спрашиваешь.

– Тебе хорошо со мной?

– Несвежий вопрос. С чего это ты?

– Ну… ты же видишь. У меня мужской характер, и люблю командовать.

– Тут, конечно, у нас совпало, у меня тоже, как ни странно, мужской характер, – сказал он! – И я не очень-то люблю подчиняться.

– Это плохо, да? – спросила она. – Плюс и плюс.

– Или минуем минус, – сказал он.

– Я не удовлетворяю тебя, скажи честно?

– Тебя беспокоит, могу ли я после тебя быть с женой?

Она промолчала, отстранившись от него. Он не стал настаивать на ответе.

– Мне уже пора, – сказал он, бросив взгляд на часы на запястье.

– Ты когда спишь тоже не снимаешь их? – раздраженно спросила она.

– Когда сплю – снимаю, – ответил он, – и кладу рядом, чтобы, проснувшись, знать время. А когда мне надо рано вставать, завожу будильник. У нас есть будильник. Стараемся быть на уровне. Может, лет через сорок смогу купить компьютер, если буду как прежде вкалывать. Еще вопросы есть?

– Что с тобой? – испугалась она. – Я просто спросила. В шутку. Думала пошутить.

– У тебя получилось, – он порывисто вскочил с постели и стал одеваться.

– Душ, – сказала она.

– Нет времени, – отмахнулся он. – Уже опаздываю.

– А я приму.

Она встала, и он опять увидел ее всю, ее ослепительное тело, прекрасно сложенное, безупречно пропорциональное, в очередной раз увидел это ненадоедающее тело, от которого трудно было оторвать взгляд. Она медлила идти в ванную, и, усмехаясь, глядела на него; став лицом к зеркалу, обернулась, посмотрела через плечо так, что у него из рук выпала одежда, что он собирался торопливо напялить на себя и пуститься вскачь по своим мелким делишкам…

Он помнил ее непрестанно, без всяких пауз, но ненавязчиво, так что мог заниматься другими делами, не забывая о ней, точно так, как занимаясь своими делами, мы не забываем дышать.

Как-то она затащила его в ресторан, хотя он не любил бывать в подобных заведениях, точнее, не мог себе позволить бывать, одичал вконец, все ему казалось, что в зале все исподтишка наблюдают за ним, и, наконец, уронил с колен салфетку, суетливо кинулся поднимать, несмотря на ее останавливающий жест – мол, на это есть официант. И обозлился. Сидел, остро ощущая дискомфорт. Ресторан был дорогой и почти полон.

– Откуда столько богатых бездельников? – сердито пробурчал он.

– Для журналиста, работающего на популярные газеты, ты слишком мало информирован, – сказала она язвительно, видимо, в глубине души солидарная с «богатыми бездельниками».

– Как будто в газетах ведутся расследования, кто как зарабатывает.

– Я могу сообщить тебе без всяких твоих журналистских расследований, – сказала она.

– На сегодняшний день у нас самые большие деньги – взятки.

– Погоди, – сказал он. – Мы где сидим. В ресторане? К чему этот разговор?

– Если тебе неприятно, не будем говорить, – послушно отозвалась она. – Вообще не будем говорить. Мне и молчать с тобой приятно. Особенно молчать.

– Спасибо, – сказал он и почувствовал себя немного уютнее. – Мне тоже.

Подошел официант и заменил ему салфетку. За спиной Гасанова тихо, как во сне, играл струнный оркестрик.

– Я знаю эту мелодию, – сказал он, улыбаясь.

– Еще бы, – улыбнулась и она ему. – Это мелодия твоей юности.

– Правда?

– Это песня Джона Леннона. «Битлз». Когда он был популярен у нас, я как раз родилась. Хочешь потанцевать?

– С тобой?

– Нет, со швейцаром. Вставай, лентяй.

Они медленно танцевали возле оркестра, и скрипач, когда они приближались к невысокой эстраде, сгибался пополам, будто стараясь подсунуть им под нос свою скрипку, угодить хотел. Но музыканты были очень хороши.

– Я отучился, – признался он виновато, – давно не танцевал.

– Нормально, – сказала она, прижавшись к нему всем телом, так, что, он почувствовал твердые соски ее грудей, не обременных бюстгальтером.

– Ты что, – сказал он. – Веди себя прилично. На нас смотрят.

– Кому мы нужны, – сказала она. – Я хочу тебя.

– Не сходи с ума, чушка.

– Будь ты потемпераментнее, мы бы сейчас заперлись в отдельном кабинете.

– Ты уже так делала? – спросил он, усмехаясь, хотя ему было явно не до смеха, хотелось превратить все в пошлую, циничную шутку, но не смог, слишком важен был для него сейчас ее ответ.

– Да, – сказала она отчужденно. – Каждый день. Пока не встретила тебя. Это важно?

– Пошли, сядем, пока скрипач не попал мне смычком в глаз.