Ловушки жизни. Выход есть!
Шрифт:
Таких трудностей человек из деревни не ожидал; закон ведь должен быть доступен каждому и всегда, думает он, но когда он сейчас внимательнее разглядывает привратника в меховом пальто, его большой острый нос, его длинную, тонкую, черную татарскую бороду, он решает все же лучше подождать до тех пор, пока не получит разрешение на вход. Привратник ставит ему табуретку и указывает ему сесть в стороне от дверей.
Там он сидит дни и годы. Он делает много попыток добиться позволения войти и утомляет привратника своими просьбами. Привратник же нередко устраивает ему маленькие расспросы, спрашивает его о его родине и еще много о чем, но это все безучастные вопросы из тех, которые задают владетельные
За эти долгие годы человек почти непрерывно наблюдает за привратником. Он забывает других привратников, и только этот первый кажется ему единственным препятствием на пути в закон. Он проклинает такое несчастное стечение обстоятельств, в первые годы бесцеремонно и громко, позднее, когда стареет, только лишь ворчит себе под нос. Он впадает в ребячество, и, поскольку за время многолетнего изучения привратника он рассмотрел также и блох в его меховом воротнике, он просит и блох помочь ему и переубедить привратника.
В конце концов его взор слабеет, и он не знает, действительно ли это вокруг него стало темно или это только обманывают его глаза. Однако и сейчас он не может не распознать в этой темноте сияния, негасимо льющегося из дверей закона. Только жить ему уже осталось недолго. Перед смертью опыт всей его жизни собирается в его голове в один-единственный вопрос, который он еще не задавал привратнику. Он слабо машет ему рукой, потому что больше не может выпрямить свое немеющее тело. Привратник вынужден глубоко склониться к нему, ибо разница в росте изменилась отнюдь не в пользу человека. “Что же тебе сейчас еще хочется знать? – вопрошает привратник. – Ты и впрямь ненасытен”. “Все ведь так стремятся к закону, – говорит человек, – почему же тогда за многие годы никто, кроме меня, не потребовал войти в него?”
Привратник видит, что человек уже находится при смерти, и, чтобы достичь его затухающего слуха, громко кричит ему: “Здесь никто больше не мог получить разрешения на вход, ибо этот вход был предназначен лишь для тебя одного! Сейчас я уйду и закрою его”» [2] .
Экзистенциальные вызовы
Красивая глубокая притча, наполненная тоской и печалью. Тоской за непрожитую жизнь, печалью, что все так случилось. Ее герой умер в ожидании жизни, ему не хватило мужества для того, чтобы встретиться в этой жизни с собой.
2
http://lib.ru/KAFKA/zakon.txt
Явно или подспудно эта тема звучит в жизни каждого человека, обостряясь в периоды кризисов.
«Кто я?», «Для чего я пришел в этот мир?», «Так ли я живу?», «Свою ли я проживаю жизнь?», «С теми ли я живу, с кем хочу жить?» – эти вопросы хотя бы раз в жизни встают перед каждым из нас.
Уже сама их постановка требует от человека определенного мужества, так как предполагает необходимость честной инвентаризации своей жизни и встречи с собой подлинным. Именно об этом еще один известный текст.
Старый еврей Авраам, умирая, подозвал к себе своих детей и говорит им:
– Когда я умру и предстану перед Господом, то он не спросит меня: «Авраам, почему ты не был Моисеем?» И не спросит: «Авраам, почему ты не был Даниилом?» Он спросит меня: «Авраам, почему ты не был Авраамом?»
Встреча с собой неизбежно
обостряет тревогу, так как ставит человека перед выбором между Я и не-Я, Я и Другим, своей жизнью и чьим-то ее проектом или чьим-то сценарием. И всякий раз в ситуации выбора мы сталкиваемся с двумя альтернативами: спокойствие или тревога?Спокойствие или тревога?
Выбирая в жизни привычное, знакомое, устоявшееся, мы выбираем спокойствие и стабильность. Мы выбираем знакомые пути, сохраняем уверенность в том, что завтрашний день будет похож на сегодняшний, полагаемся на других. Выбирая новое, мы выбираем тревогу, так как остаемся один на один с собой. Это как ехать в поезде, зная, что у тебя есть гарантированное место, определенный маршрут, гарантированный минимум удобств (в зависимости от класса вагона), конечный пункт. Выйдешь из поезда – и сразу откроются новые возможности, но одновременно и повысится тревога и непредсказуемость. И для того, чтобы выйти из чужого поезда, нужно мужество, мужество положиться на себя и на судьбу.
Выбор же спокойствия и стабильности приводит к отказу от развития и в итоге к отчуждению от самого себя, принятию ложного представления о себе. И тогда неизбежно оказываешься перед закрытыми воротами своей жизни, как герой притчи Кафки. Ибо цена спокойствия – психологическая смерть.
Быть собой – значит быть живым, рисковать, делать выбор, встречаться с собой подлинным, со своими желаниями, потребностями, чувствами и неизбежно сталкиваться с тревогой неопределенности. Быть собой – значит отказываться от фальшивых образов, снимать с себя, как с луковицы, слой за слоем не-себя.
Так случается, что, находясь в ситуации выбора, мы неизбежно встречаемся с выбором между собой и другими. Поскольку выбор себя нередко предполагает отвержение другого, то сама процедура выбора для человека часто становится крайне мучительной.
И здесь бы не скатиться в крайности, так как за них придется заплатить высокую цену. Цена альтруизма (выбор другого) – отказ от себя. Стремление быть всегда для всех хорошим – предательство себя, психологическая смерть, а нередко и физическая в результате болезней. Цена эгоизма (выбор себя) – он нередко приводит к одиночеству… Далеко не всегда в этом выборе между собой и другими человек выбирает себя.
Тем не менее нередко человек, подобно герою притчи, вынужден делать выбор не в пользу себя и своего жизненного пути.
Что же это за цена, ради которой человек готов отказаться от себя?
Эта цена – любовь. Величайшая человеческая потребность – потребность быть любимым. Взрослые – кто осознанно, а кто интуитивно – знают об этом и пользуются этим знанием, воспитывая своих детей. «Будь таким, как я хочу, и я тебя буду любить» – вот нехитрая, но действенная формула, провоцирующая в ребенке отказ от своего Я.
В дальнейшем потребность в любви от другого трансформируется в социальные потребности – в признании, уважении, принадлежности и многие другие («Откажись от себя, и ты будешь наш, мы признаем, что ты – это ты!»).
В одном из моих любимых фильмов «Тот самый Мюнхгаузен» Марка Захарова и Григория Горина выбор для героя (барона Мюнхгаузена) между собой и другими – это выбор между жизнью и смертью. Смертью не физической, а социальной, психологической. Все окружение барона упорно не хочет признавать его уникальности, пытается сделать его таким, как они сами.