Ложь, которую мы произносим
Шрифт:
Фредди издал громкую отрыжку. Я вздрогнул.
– Молодец! У тебя получилось. Вот что, не мог бы ты подержать его, пока я приготовлю пудинг?
Я не был уверен. А если уроню? Но Фредди выглядел вполне счастливо у меня на руках.
Постепенно я почувствовал, как растет моя уверенность. Это напомнило первый день на работе.
– Потрясающе. Спасибо. Я подумала, что мы могли бы сейчас вместе его искупать.
Я вспомнил о нашем джакузи наверху.
– Не слишком ли он мал?
– У меня есть специальная детская ванночка, которую одолжила Оливия. Ты, наверное, сначала захочешь переодеть костюм.
Я
– Держи его под плечиком одной рукой, вот так. Блестяще! У тебя талант. – Мне так вовсе не казалось. – Теперь осторожно ополосни его маленькую голову, вот так. У тебя получилось. Молодец.
Я был вне себя от радости. На работе я с самого начала ощущал уверенность в себе, поскольку знал, что нахожусь среди цифр. Они либо складывались, либо нет. Но дети непредсказуемы. Благодаря поддержке Сары я чувствовал, что у меня действительно получается. Я промокнул голову сына полотенцем.
– Превосходно, – одобрительно сказала Сара.
Неужели у меня защемило в груди? Мы вместе создали новую жизнь, это казалось таким чудом. Я не склонен к поэтическим переживаниям, но внезапно меня переполнили чувства.
К финалу я был измотан. Как и Фредди.
– Он снова собирается заснуть. Это нормально?
– Некоторые дети много спят, а у других промежутки между сном длиннее. Все разные.
– Должна быть какая-то классификация.
– Очень смешно, Том.
Я не шутил. Однако не мог не испытывать огромного уважения к своей жене. Она казалась удивительно умелой. Смогу ли я когда-нибудь наверстать упущенное? А что, если сделаю что-то не так и причиню Фредди боль? Он был таким маленьким и беспомощным.
– И не подозревал, что быть родителем – такая огромная ответственность, – прошептал я Саре, когда той ночью мы отправились спать. Она легла раньше меня. По правде говоря, я дольше обычного принимал душ, почти надеясь, что она уже уснула. Тогда нам не пришлось бы вести никаких неловких бесед.
– Так и есть, – согласилась Сара, уткнувшись головой мне в плечо. – Но сейчас ты здесь, с нами. Мы справимся с этим вместе, Том. Я знаю.
Она медленно погладила меня внизу. Я почувствовал, что возбуждаюсь.
– Ты не можешь заниматься со мной любовью до моей шестинедельной проверки, – прошептала она. – Но я могу помочь тебе…
Затем, в момент кульминации, я представил ее в тюрьме. Был ли на ней один из тех оранжевых комбинезонов, которые видишь по телевизору? Сколько часов в день она проводила за решеткой? Почему я не спросил об этом раньше? Теперь было слишком поздно. Желание пропало.
– Все в порядке, – успокоила она меня. – Нам потребуется время.
Потом проснулся Фредди. Он лежал в своей колыбельке возле нашей кровати, поскольку Сара хотела, чтобы он оставался рядом.
– Оливия говорит, так будет лучше, – объяснила она.
– Что нам теперь делать? – спросил я.
– Он хочет поесть.
– Опять?
– Все в порядке. Спи.
Я задремал. Но это был беспокойный сон. В нем Сара бежала по тюрьме с Фредди на руках. Кто-то гнался за ней. Я не мог разглядеть кто.
Когда я проснулся, пробило всего пять часов утра, Сара снова кормила Фредди.
– Откуда ты знаешь, что он не переест? – поинтересовался я.
– Он остановится, или
ему станет слегка плохо.– Разве это не опасно?
– Многие дети срыгивают немного молока, вот почему так важно присматривать за ними.
Сколько же подводных камней скрывалось в правилах ухода за младенцами. Но, как ни удивительно, к этому привыкаешь.
Я продолжал смотреть на Фредди. Это был мой сын. Мой сын! Невероятно!
Я рано ушел на работу. Так успел бы сделать побольше и раньше прийти домой, чтобы принять ванну.
– Как дела? – спросила Хилари, которая, как всегда, приехала еще до меня. Кроме нас в офисе никого не было.
– Вообще-то все в порядке, – ответил я. – Хорошо.
Я немного беспокоился, что доверительные разговоры с Хилари могли повлиять на наши отношения, но этого не произошло. Она относилась ко мне точно так же, как и прежде. Единственное отличие – всякий раз, когда происходило какое-то событие, связанное с работой, – день рождения или прощальная вечеринка, – мы оказывались рядом в пабе, или винном баре, или в другом месте, где проходил праздник. И только мы заказывали безалкогольные напитки. Наши беседы никогда не носили личный характер. Мы говорили о вещах вроде политики расходов Гордона Брауна. И оказалось приятно обнаружить, что политические взгляды Хилари были схожи с моими собственными.
Но общие взгляды – это одно. Общий ребенок – другое.
Когда через несколько недель после возвращения Сары и Фредди позвонил Хьюго и предложил выпить или поиграть в теннис, я ответил, что занят.
– Ведь не можешь ты до сих пор расстраиваться из-за Чэпмена? – сказал он. – Я не знал, что он решит покончить с собой.
Но я все еще злился. Не только на него с его угрозами, но и на себя. Ужасная правда заключалась в том, что часть меня испытывала облегчение оттого, что Чэпмену больше не раскрыть миру нашу тайну. Я поклялся, что никогда не позволю поставить своего сына в подобное положение. Всегда буду рядом, чтобы дать ему отцовский совет, о котором не мог попросить сам. Я собирался стать лучшим отцом из возможных. А еще самым лучшим мужем.
Глава 20. Сара
И вот мы начали все сначала.
Я изо всех сил старалась быть той женщиной, какой хотел меня видеть Том. Очень взволнованная, позвонила в дорогую парикмахерскую Оливии в Мейфэре по номеру телефона с визитки, которую подруга дала перед моим отъездом. Заранее спросила о цене и была ошарашена. Я никогда раньше не тратила таких сумм! Оливия пришла в восторг, когда я рассказала, что записалась на стрижку.
– Я присмотрю за Фредди. Иди и порадуй себя.
– Ты уверена? – Мне еще не приходилось расставаться с Фредди.
– Со мной он будет в безопасности. Не волнуйся.
Но я ничего не могла с собой поделать. Что, если он будет плакать по мне? Я сцедила немного молока, но Фредди мог и отказаться пить из бутылочки.
– Могу я предложить мадам убрать розово-голубые пряди? – спросил старший мастер.
Я так волновалась из-за сына, что согласилась бы почти на что угодно. И два часа спустя увидела в зеркале шикарный блестящий черный «боб». Отчасти он мне даже нравился, я словно восхищалась чужой фотографией. Но другая половинка меня ощущала неловкость.