Ложь моего монстра

Мой самоконтроль был проверен сегодня больше раз, чем за всю мою грёбаную жизнь. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы пойти в ванную и положить несколько полотенец в миску с горячей водой. Когда я возвращаюсь, она снова лежит на спине, каждый дюйм её обнажённой кожи открыт для меня.

Я смотрю вниз на свой член, который становится чертовски раздражающим.

— Серьёзно, сейчас? С каких это пор мы увлекаемся сомнофилией?

Единственный ответ, который я получаю, это жёсткая злая эрекция.

Я думаю о младенцах, лицах людей, убитых выстрелом в лоб из дробовика, потом о Юлии.

Последнее как раз помогает.

Я сажусь на край кровати и начинаю с того, что вытираю лицо Саши, затем её шею, более чем нужно задерживаясь на следах от моих пальцев. Затем я счищаю кровь с её груди и живота. После этого я особенно забочусь о том, чтобы протереть её неудовлетворённую киску. Она стонет, когда я вытираю её складки, и это грозит разбудить мой член после того, как я, наконец, усыпил его, поэтому я перехожу к её рукам. Ранее во время борьбы она повредила несколько ногтей. Я ласкаю их, а затем перехожу к красным полосам, оставленных ремнём.

После того, как я заканчиваю, я делаю это снова, касаясь каждого уголка, каждой впадины и шрама, оставленного пулей на задней части её плеча. У неё есть и несколько других шрамов, некоторые на животе, но большинство на руках и ногах.

Такое мягкое тело не было создано для службы в армии или в качестве телохранителя, но опять же, похоже, ей это нравится.

Не столько военная служба, поскольку она, казалось, всегда была там на как на задании. Однако с тех пор, как мы приехали в Нью-Йорк, она стала более беззаботной, и я ловлю её улыбку всякий раз, когда она заканчивает свой идеальный табель, одна из немногих, кому это удаётся.

Она вздрагивает, и я понимаю, что, возможно, занимаюсь этим слишком долго.

Я достаю свежее одеяло и укрываю её им.

Проходит несколько секунд, пока я смотрю, как она спит.

Знаете, что? К чёрту все это.

Я снимаю рубашку и брюки и ложусь на бок, чтобы лучше рассмотреть её. Я даже не сплю, так что тот факт, что я разделся для этого, странен сам по себе. И я даже кладу голову на подушку.

Вид, чертовски стоит того.

Я кладу руку на её грудь и начинаю дразнить её сосок потому, что я не могу себя контролировать. Но потом я чувствую её ровное сердцебиение, и мне вспоминается далёкий эпизод.

Это было в тот раз в машине, когда она пела мне и я почувствовал биение её сердца. Моя ладонь ложится на её грудь, и я начинаю прислушиваться. И мне даже хочется закрыть глаза.

Но прежде чем я это делаю, Саша поворачивается на бок и прижимается своей грудью к моей. Её сердцебиение сталкивается с моим, когда она прижимается лицом к моей груди и закидывает свою ногу на мою.

Блядь.

Теперь я не сдвинусь с места, даже если очень нужно будет.

— Помоги мне, Кирилл!

— Не волнуйся, Кара. Я здесь, — говорю я прерывающимся голосом, в который я бы не поверил, если бы меня здесь самого не было.

Я свисаю на верёвке, которая с каждой секундой врезается мне запястья, и хуже всего то, что Карине приходится смотреть, как меня пытают ради забавы люди нашего грёбаного отца.

— Кирилл! — Она навязчиво кричит, пока её голос не становится грубым и хриплым. Но мужчины, которые удерживают её, не дают ей сдвинуться с места.

— Со мной все будет в порядке, — прохрипел я и попытался улыбнуться, но это вызвало боль в моих распухших губах и глазах, и я закашлялся.

Человек, которому было поручено избить меня, бьёт меня по лицу, а затем в живот. Я сплёвываю кровь, когда моё зрение становится размытым.

О, черт. Мне кажется, я сейчас потеряю сознание.

Последнее, что я вижу, это потрясённое выражение Карины, на её мягком лицо отражается шок, прежде чем она кричит:

— Кирииилл!

Я вздрагиваю от мягкого прикосновения двух рук к моей щеке.

— Кирилл!

— Кирилл!

— Ты меня слышишь?

Я открываю глаза и сквозь дымку сна я вижу Сашу, склонившуюся надо мной, слезы прилипли к её ресницам, а брови нахмурены.

На ум приходят две мысли.

Во-первых, я снова погрузился в глубокий сон рядом с ней. На самом деле, это было так глубоко, что мне приснился кошмар о далёком воспоминании.

Во-вторых, Саша, должно быть, была свидетельницей чего-то, что так расстроило её.

Блядь.

Именно поэтому я не люблю спать.

— Кирилл? — спрашивает она низким, затравленным голосом, который так похож на голос Карины в тот день.

Я медленно сажусь, и она выдыхает, неохотно отпуская меня. Я хочу схватить её руки и снова положить их себе на лицо.

Вместо этого я встаю и направляюсь к мини-бару в своей комнате. Боковым зрением я замечаю часы. Шесть утра. Я действительно проспал несколько часов.

Что, черт возьми, вообще происходит со мной в последнее время?

Я наливаю себе в бокал коньяк и залпом выпиваю его, затем наливаю ещё. С кровати доносится шорох, Саша заворачивается в одеяло и подходит ко мне. Её глаза блестят, но они сейчас больше зелёные, чем карие, так что это хороший знак.

— Ты в порядке? — осторожно спрашивает она.

— Лучше и не может быть, — я начинаю пить вторую порцию выпивки, но она мягко сжимает мою руку, заставляя меня остановиться.

— Ты метался во сне и не просыпался, сколько бы раз я ни звала тебя по имени. Это был страшный сон?

— Что, если бы это было так?

— Я знаю, какими ужасными они бывают. Я не думаю, что выпивка поможет.

— Тогда мы это и выясним, — я высвобождаю свою руку из её, опустошаю второй бокал и наливаю третий.

На этот раз она хватает его и осторожно ставит на стол.

— Я знаю кое-что получше алкоголя.

— Сомневаюсь в этом.

А потом эта чёртова женщина распахивает одеяло и оборачивает свои руки и одеяло вокруг нас обоих. И я понимаю, что она обнимает меня. Что, черт возьми...

— Ты позволил мне обнять тебя, когда я оплакивала Надю и Николая, и это моя любимая форма утешения. Я знаю, что это не твоё, но я все равно отдаю его тебе. Может быть, однажды ты тоже начнёшь ценить это.