Ложь моего монстра

Пожилой мужчина кивает.

— Берёшь ли ты, Кирилл Морозов, Александру Липовскую...

— Иванова, — шепчу я и смотрю на Кирилла. — Меня зовут Александра Иванова.

Если мы собираемся пожениться, он должен знать моё настоящее имя. Теперь мы будем жить вместе, а это значит доверять друг другу.

Глаза Кирилла не светятся узнаванием, когда он слышит фамилию, и это прямо здесь является доказательством того, что он не имеет никакого отношения к смерти моей семьи.

Вместо этого он сжимает мою руку в своей.

— Ты слышал её. Она Александра Иванова.

— Для этого нам понадобится удостоверение личности ...

— Я принесу его тебе позже. Продолжай.

Мужчина прочищает горло.

— Берёшь ли ты, Кирилл Морозов, Александру Иванову в законные жены, чтобы любить и лелеять её в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Внимание Кирилла не покидает моё, когда он говорит с поразительной уверенностью:

— Да!

Я снова готова расплакаться. Черт возьми.

Мужчина смотрит на меня.

— Берёшь ли ты, Александра Иванова, Кирилла Морозова в законные мужья, чтобы любить и лелеять его в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Я едва сдерживаю слезы, когда наконец произношу:

— Да!

Глаза Кирилла сверкают глубоким, очень глубоким голубым цветом, которые почти захватили меня своей интенсивностью. Он поднимает мою руку и надевает кольцо на мой безымянный палец, затем протягивает мне свою руку.

Мои руки дрожат, когда я делаю то же самое.

Затем мы расписываемся там, где нам говорит священник или государственный служащий.

— Я объявляю вас мужем и женой. Теперь вы можете поцеловать невесту...

Мужчина даже не закончил свои слова, а Кирилл уже притянул меня к себе за затылок и прижался своим ртом к моему.

Он целует меня так, словно он мой муж.

А я его жена.

Я жена Кирилла.

Я целую его так же страстно, как он целует меня, сопоставляя его интенсивность с моей.

На этот раз я даю волю счастливым слезам.

25 Глава

Кирилл

У меня есть жена.

И её зовут Александра Иванова.

Моё восприятие брака было искажено с юных лет из-за ядовитой и мучительно несовместимой пары Романа и Юлии.

Они научили меня ненавидеть саму идею связывать себя с другим человеком на всю жизнь, вот почему я всегда рассматривал брак как возможную перспективу для бизнеса. Ни больше, ни меньше.

Однако, эти чувства резко изменились с тех пор, как я стал свидетелем состояния Саши после известия о моей помолвке с Кристиной.

Она плакала без остановки. Я знаю это, потому что у меня есть здесь камеры, и я единственный, у кого есть доступ. Что ещё хуже, так это то, что она все время искала способы сбежать от меня.

Я не ожидал многого, когда спросил, хочет ли она стать моей женой, но её реакция пробудила во мне какую-то чуждую мне сторону. Острое чувство собственничества овладело мной и до сих пор отказывается отпускать.

Комната погружается в тишину после того, как Виктор выпроваживает государственного служащего. И отчасти потому, что я не могу насытиться изучением женщины, стоящей передо мной, выглядящей как лучший подарок, который я когда-либо получал.

Её щеки покрыты розовым оттенком, а губы распухли от того, как яростно я их только что целовал.

Прошло много времени с тех пор, как она одевалась как женщина, но сейчас на ней не просто одежда. Она надела свадебное платье, чтобы стать моей женой.

Моя. Грёбаная. Жена.

Я достаю свой телефон.

— Давай сделаем фото.

Тот человек сделал несколько фото, прежде чем уйти, но этого все равно недостаточно. Я хочу сохранить этот её образ навсегда.

Саша кивает и встаёт рядом со мной. Я тяну её за талию, и она взвизгивает, когда я поднимаю телефон и делаю несколько наших фото. Затем я целую её и делаю ещё. Она улыбается мне в губы, и я почти чувствую вкус её счастливых слез, которые были раньше.

— Ты выглядишь такой чертовски красивой, — шепчу я ей в губы, и она вздрагивает.

Её глаза встречаются с моими.

— Ты и сам выглядишь великолепно.

— Великолепно, да?

— Ты знаешь, что это так, — она нерешительно кладёт руку мне на плечо. — Могу я пригласить тебя на этот танец?

— Здесь нет музыки.

— Это легко исправить, — она берёт мой телефон и нажимает несколько раз, и вскоре после этого красивая классическая музыка наполняет комнату.

— На самом деле, я не танцую, — говорю я, когда она кладёт телефон обратно в мой карман.

Выражение её лица на мгновение становится пустым, но потом она переплетает свои пальцы с моими.

— Я могу научить тебя. Просто положи руку мне на талию, и следуй моему примеру...

Её слова прерываются, потому что я резко прижимаю её к себе, а затем кружу. Когда я притягиваю её спиной к моей груди, её глаза сияют заразительной радостью.

— Я думала, ты не умеешь танцевать?

— Я сказал, что не танцую, а не то, что я не умею, — я несколько раз раскачиваю её в своих руках, затем опять кружу и ловлю её.

Сейчас она искренно смеётся, и её счастье заставляет меня желать, чтобы мы могли оставаться такими вечно. Редко можно увидеть, как она смеётся, даже когда она в хорошем настроении. Насколько я понимаю, она стесняется быть слишком открытой.

Теперь эти опасения, кажется, исчезают, поскольку она откидывает голову назад и смеётся. Она превосходная танцовщица, во всех смыслах этого слова. Она не только дисциплинирована, но и обладает непринуждённой элегантностью в движениях, как это было бы у бывшей богатой молодой леди.

В середине танца она обнимает меня за талию и прячет лицо у меня на груди. Я прижимаю руку к её спине и чувствую, как она слегка дрожит, когда мы раскачиваемся в такт музыке.

Иногда, когда она ведёт себя чертовски круто, в качестве моего телохранителя, я забываю, что она также может быть уязвимой женщиной, которой нужны объятия, как форма утешения.

У неё есть эта небольшая черта характера, когда она любит и заботится всем сердцем.

И эта женщина теперь моя. Полностью. Основательно.