Ложь

Я машинально оглянулась и успела увидеть доктора Чилкотта и Люси Грин, мельком, поскольку Лоренс тотчас вернул меня в прежнее положение, лицом к лужайкам. Не хотел, чтобы они нас заметили.

Только услышав, как громко хлопнула дверь на обтянутую сеткой террасу, а затем и дверь в холл, Лоренс схватил меня за плечо и потащил в том же направлении.

— Ничего не говори, — предупредил он. — Просто спрячься за дверью, за колонной или где-нибудь еще. И постарайся, чтобы обзор был как можно лучше.

— Обзор чего?

— Того, что сделает доктор Чилкотт, когда увидит миссис Маддокс. И что сделает миссис Маддокс, когда увидит доктора Чилкотта.

94. Вон она — таинственная третья (и последняя) — жена Колдера Маддокса.

Она сидела в дальнем конце холла, где арки сужаются, ограничивая обзор нижней части холла и стойки портье. Слева от нее, хотя и вне поля зрения, за углом, был парадный подъезд гостиницы. По правую руку миссис Маддокс другая аркада вела в столовую. За спиной у нее находился собственно холл, выдержанный в изысканных тонах, обставленный плетеной мебелью, с китайскими вазами, полными свежих цветов.

Именно эти цветы — кружевной морковник и солнцевиды, пурпурный вербейник и темно-оранжевые лилии — послужили нам с Лоренсом отличной ширмой, заслонив наш наблюдательный пункт. Мы действовали в точности так, как действуют все сыщики в скверных, банальных фильмах: прикинулись, будто рассматриваем журналы — «Нью-Йоркер» и «Ньюсуик», — а сами глаз не сводили со своей жертвы.

Жертвой была импозантного вида женщина в бледно-зеленом костюме итальянского шелка и в шляпке-таблетке с вуалью, которая достигала ей лишь до кончика носа. Шляпка, вуаль и испанская кожаная сумочка были дымчатого цвета. Как, наверно, и туфли. Ног ее я за креслом не видела. Сидела она под таким углом, что ее профиль представал перед нами во всей красе. Только один раз, когда она повернулась, вскинув голову, и посмотрела на проходившего мимо мужчину, мы увидели ее анфас. Улыбка, которую она ему послала — хотя он не обратил внимания, — была теплая, выжидающая и дружелюбная, так что миссис Маддокс явилась полной противоположностью моей сверхагрессивной киллерше в белокуром парике.

Возраст ее тоже изрядно меня удивил. Я бы дала ей лет сорок пять; иначе говоря, она без малого вполовину моложе мужа, однако не слишком юная и не старуха. Вообще-то я ожидала увидеть одну из этих двух крайностей, а не женщину средних лет. Хотя готовность Колдера жениться на ней вполне понятна, и не только оттого, что она «красавица». Вдобавок она отличалась хорошим вкусом и умела себя подать, была как будто бы вполне умна, а также — судя по тому, как она держалась, как смотрела миру прямо в глаза, — бодра, энергична и бесстрашна.

Чего ради, скажите на милость, столь хладнокровная и самостоятельная женщина вздумала выйти за Колдера Маддокса? На мой взгляд, ни в чем — ни в ее позе, ни в манере держаться, ни в живости, с какой она временами оглядывалась по сторонам, — не чувствовалось ни малейшего намека на то, что можно бы связать с этим ужасным химиком. Ни малейшего намека.

Я обвела взглядом холл — во всяком случае, сделала такую попытку, желая установить, не видно ли доктора Чилкотта или Люси Грин. Ни того, ни другой. Не видно и Лили Портер, к которой, как полагал Лоренс, эта женщина приехала. Не заметила я и неуловимого шофера, каковой, похоже, чуть ли не все время служил живым реквизитом некой темной игры.

Ведь миссис Маддокс явно кого-то ждала и не сомневалась, что этот кто-то обязательно придет, но, с другой стороны, сказать, кто это будет — Лили, шофер, Люси Грин или Чилкотт, — было весьма затруднительно. Если в самом деле — по какой-то причине — явится совершенно другой человек, то я уж и не знаю, как объяснить, отчего она сидит столь непринужденно, столь спокойно, в полной уверенности, что она не одинока.

Дверь столовой была открыта, и большинство тех, кто в эту пору обедал, уже сидели по местам. Слышалось звяканье столовых приборов и фарфора и негромкий, ровный гул обеденных разговоров, совершенно несравнимый с басовым рокотом голосов за ужином или с тихим утренним хмыканьем. (Я, понятно, имею в виду трапезы без детей.)

Из столовой пахло дынным салатом и лангустовым супом, домашними булочками и томатным желе, цыплятами по-русски и супом из водяного хрена, охлажденными грушами с имбирем, земляничным шербетом, чаем со льдом, кофе, французскими сигаретами. Вот когда я сообразила, что ужасно проголодалась. И, чтобы отвлечься, сказала:

— Почему ты решил, что доктор Чилкотт и миссис Маддокс знакомы, а, Лоренс?

— Чутье.

— Замечательно! — буркнула я. — Доктор называется! Пожалуй, погожу пока обращаться к тебе за диагнозом очередной моей хвори.

— До сих пор чутье редко меня подводило, — заметил Лоренс. — Среди коллег меня считают лучшим… в Стамфорде, Коннектикут.

Я улыбнулась — и посмотрела на него, ожидая ответной улыбки.

Он глядел в пустой дальний коридор.

О своей репутации он сказал чистую правду. Его теории и практические методики в области гериатрии [23] пользовались широкой известностью, — во всяком случае, доктора, лечившие меня в лучших клиниках и частных лечебницах Нью-Йорка, прекрасно их знали.

23

Гериатрия — область медицины, занимающаяся проблемами старения.

— Вот он, — сказал Лоренс, чуть не во весь голос.

Таддеус Чилкотт, на сей раз без Люси Грин.

Он вышел из лифта — значит, определенно к кому-то заходил.

Кого еще, кроме Арабеллы, Чилкотт знал в «Аврора-сэндс»? Ведь сей господин уверял, что здесь он совершенно чужой, случайно съехал с дороги, заметив огни на пляже. Кого еще он знал?

Я взглянула на Лоренса — в полнейшем недоумении. Но он упорно не сводил глаз с доктора Чилкотта, который шагал через холл.

Нас, укрывшихся за журналами и вербейником, Чилкотт проигнорировал. Не ускорил шаг и не замедлил. Просто шел как человек, который точно знает, куда направляется, и уверен, что дойдет до места.

Ну вот, сейчас все решится.

Доктора Чилкотта и миссис Маддокс разделяло шагов двадцать, максимум тридцать. Никто — и ничто — не мешало им хорошо видеть друг друга. Она подняла голову, и он — хоть и не делал попыток смотреть в определенном направлении: туда, где она сидела, или не туда — не мог не увидеть ее, не слепой же.

Тем не менее ни один из них даже бровью не повел.

А ведь любой человек непроизвольно дергается даже при самом малом проблеске узнавания. Но миссис Маддокс смотрела мимо него, забыв или, может статься, воздержавшись от дружелюбной улыбки, какой награждала других прохожих.

Что до Чилкотта, то он лишь помахал рукой, коротко бросил «спасибо» Кэти за стойкой портье и ушел.

Я взглянула на Лоренса. Молча.

Он встревожился.

Они должны были заговорить или хотя бы кивнуть друг другу, поклониться либо помахать рукой. Хоть что-нибудь сделать. Быть не может, чтобы они не знали друг друга.