Ложная девятка

— Так, Сань, опусти нашего пионера-героя, — в голосе Чанова, моего нечаянного дядьки-наставника, тоже звучала радость, — а то ты сейчас нас оставишь без этого молодого дарования.

Впрочем, после Дозморова я, что называется, пошёл по рукам: буквально все игроки «Торпедо» выразили свой восторг моей игрой схожим образом. Кто простым, но крепким рукопожатием, кто одобрительным хлопком по плечу, ну а кто и объятиями.

И само собой, что наш главный тренер тоже не мог не похвалить меня в своей короткой речи в раздевалке.

— Молодцы, сегодня я очень доволен действиями команды. Что оборона, что атака — действовали превосходно. Мы ничего не дали сделать «Жальгирису» у своих ворот и хорошо действовали в атаке. Я считаю, что победили мы сегодня заслуженно. По-хорошему, если бы мы были чуть хладнокровней в первой атаке, то могли выиграть с большей разницей, чем один мяч, но в любом случае победа — это победа. И да, хоть сегодня и вся команда играла хорошо, я не могу отдельно не отметить нашего юниора, Славу Сергеева. Когда я говорил про хладнокровие, я именно это и имел в виду. Слава, ты очень большой молодец! Сыграл как большой мастер. Я рад, что мы в тебе не ошиблись.

Команда встретила слова Валентина Козьмича аплодисментами, а Толя Соловьев, который в первом тайме мог забивать сам, ещё раз хлопнул меня по плечу. Блин, стараниями торпедовцев у меня завтра точно синяки будут.

Вот так закончился мой первый выезд с «Торпедо». Интересно, этот гол стал рекордным для чемпионата страны или нет? В постсоветское время в столь юном возрасте точно никто не забивал. Может быть, и для советского футбола я рекордсмен? Надо будет узнать.

Ну а по прилёту в Москву меня ждало ещё одно признание успешной игры.

К вопросу о деньгах в советском футболе можно подходить двояко. С одной стороны, мастера пасов, дриблинга, ударов и подкатов в СССР получали значительно больше, чем в среднем по стране.

Например, в теперь уже моём «Торпедо» игроки основного состава получали официальный оклад в 250 рублей плюс премиальная сотня за каждую победу.

В месяц только оклад плюс эта премия могли дать под тысячу. С такими доходами могли потягаться очень немногие профессии в Союзе, например, шахтёры.

Правда, игра в футбол и тяжелейшая работа в забое, куда спускаешься каждый день на глубину в пару сотен метров, при этом понимая, что спустился-то ты спустился, но не факт, что после смены поднимешься, — это, всё-таки, несколько разные вещи.

Поэтому футболисты в явном выигрыше. Если сравнивать трудозатраты с оплатой, то мы устроились в Союзе круче всех. Ну, кроме хоккеистов сборной — те из-за куда больших успехов на чемпионатах мира и олимпиадах получают в разы больше.

Но если говорить про то, сколько сейчас получают игроки за границей, то наши доходы резко меркнут. Условно говоря, за рядовой товарищеский матч между моим «Торпедо» и какой-нибудь «Тулузой» у неё на поле французы получат по пять тысяч франков каждый, а мы — по пятьсот.

Ну а если говорить про то, сколько будут получать футболисты в будущем, то наши доходы вообще станут иметь ну очень бледный вид.

Если сейчас игрок калибра Блохина получает в пять-десять раз больше, чем средняя зарплата по стране, то через тридцать лет сравнивать станет просто глупо. Какой-нибудь Александр Кокорин времён игры за «Динамо» получал пять миллионов евро в год, ну или 378 миллионов рублей по тогдашнему курсу. Это получается 31,5 миллиона рублей в месяц. При средней зарплате в 40 тысяч рублей.

Да и у меня тоже доходы были космическими. 120 миллионов долларов в год — столько платил мне «Интер». Аккурат по десятке в месяц. Сравнивать те деньги и то, что платят сейчас, бесполезно. Небо и земля.

Но в любом случае мне была положена премия, и в Москве я её получил.

Причём мне заплатили сразу две премии. Сотню за победу, как и всем остальным игрокам основы, плюс ещё двести за гол.

Деньги мне выплатил Валентин Козьмич, и сделал он это со словами:

— У нас за победный гол платят сотню, как за победу. Но я решил добавить ещё сотню за рекорд. Ты же стал не только самым молодым торпедовцем, забившим гол в чемпионате страны, но и вообще самым молодым футболистом. Поздравляю.

— Спасибо, Валентин Козьмич, — совершенно искренне ответил я. Да, деньги не те, что в будущем, но это же не повод от них отказываться!

— Пожалуйста, Слава, — ответил главный тренер «Торпедо». — Я надеюсь, что тебе сейчас ничего в голову не ударит и ты не будешь делать глупости. Мы же понимаем друг друга?

— Да, конечно! Я твёрдо решил посвятить свою жизнь футболу, и с горячительным и прочими вредными привычками мне точно не по пути.

— Вот и правильно, Слава! — то, что Иванову понравились мои слова, было слышно по его голосу. — Ты очень талантливый парень, и топить этот талант в бутылке — самое настоящее преступление.

— Ещё раз спасибо, Валентин Козьмич, — снова ответил я.

— Снова пожалуйста. Я, как ты понимаешь, очень тобой доволен и планирую и дальше привлекать тебя к играм за основу. Можно даже сказать, что ты с дублем в этом сезоне закончил. То, что ты будешь играть в каждом матче, я гарантировать, конечно, не могу, но судя по игре в Вильнюсе, ты будешь этаким козырем в рукаве, джокером. На весь матч тебя в любом случае пока не хватит, но вот такие вот выходы со скамейки могут принести «Торпедо» очень много пользы.

— Я, честно сказать, тоже думал о чём-то подобном, пока мы летели в Москву, — ответил я главному тренеру. — Мне, конечно, через две недели исполнится шестнадцать, но пока что я ещё не готов полноценно противостоять более взрослым соперникам.

— Вот мы тебя и будем пока использовать в качестве усиления. В принципе, на этом всё, Слава. Ты можешь идти. И я бы тебе посоветовал деньги и эти, и будущие положить на книжку до лучших времён.

— Спасибо за совет. Я и сам так хотел.

Само собой, что мои были очень рады тому, как я сыграл. Вернее, рады — это не то слово. И сестра, и особенно отец были буквально на седьмом небе. Со слов отца, ему на следующий день буквально прохода на ЗиЛе не давали. Он специально никому не говорил, что его сын играет за «Торпедо», но всё равно это оказался секрет Полишинеля. Очень быстро эта новость стала достоянием общественности.

Папа у меня практически не пьёт, причём не только по советским меркам, но и по меркам будущего. У него в кабинете на заводе во Мценске целый несгораемый шкаф битком заполнен запечатанными бутылками: водка, коньяк, вино, всякая там экзотика для советского человека типа виски или текилы с кальвадосом. И всё это подаренное ему богатство стоит буквально годами.

И всё равно, несмотря на то, что отец не пьёт, на ЗиЛе несколько десятков человек очень настойчиво звали его отметить мои успехи. От практически всех этих предложений он отбоярился, но пару пришлось принять. Не отказывать же, например, товарищу Сайкину, особенно если вспомнить, что директор ЗиЛа в некотором роде и дал мне эту путёвку в футбольную жизнь.