Лс1 Неотвратимые обстоятельства. Лара

Повернув за угол, под небольшой аркой она заметила силуэт молодого человека, прислонившегося к стене в попытке побороть болезнь.

– Не бойся, - присипел он в перерывах между "пыткой", - я Джеронимо...

– Как будто это все объясняет, - с досадой протянула девочка, останавливаясь в метре от него. Уж лучше под дождем, чем лезть к нему под крышу. Поди заразный...

– Я живу... рядом...
– совсем уже тихо прошелестел он, сползая на корточки.
– Увидел, что ты уходишь... и хотел... проводить... Думал... ты пошла до Ванноцы...

Она прищурилась, пытаясь разглядеть в потьме его силуэт и лицо, и, кажется, поняла, кто он. Старший из бастардов Родриго Борха. Прежде она никогда не говорила с ним, но пару раз видела. Он работал в конюшне...

– Следить за мной вздумал?
– менторным тоном спросила Лукреция. Парень хотел было ответить, но кашель скрутил его горло в тугой узел, провоцируя снова и снова харкать на грязный платок жижей с кровью.
– Да хватит уже!
– зло рявкнула девочка и он стих. Понадобилась минута на отдышку, потом он заговорил:

– Не знаю, как ты это сделала... но... спасибо!
– еле слышно прошелестел юноша, утирая платком кровь с губ.
– Видимо, ты и вправду ведьма, коли смогла помочь...

– Помочь?
– Креция сердито поджала губки.
– Не заговаривай меня, а отвечай, что...

– Ты обиделась на слово "помощь", а не за "ведьму", это странно, не находишь?

– Ты умираешь, позволяя себе непростительную роскошь - тратить время на пустые разговоры. Ты МОЁ время тратишь! Говори быстро, зачем пошел за мной?

– Минут пять назад ты умирала от отчаянья не меньше, чем я сейчас...

Креция застыла с полураскрытым ртом, с трудом сознавая, что он сказал.

– Вздумал говорить со мной начистоту? Забыл свое место? Ты мне не...

– ...я тебе больше брат, чем Цезарь или Хоффре.
– ответил он, не дослушав.
– Связь по линии смертных родителей тоньше и слабее, нежели кровная связь бессмертных...

***

Именно тогда Креция узнала, что они с Хуаном не единственные кукушонки, подброшенные в воронье гнездо Родриго Борха. Умирающий от чахотки Джеронимо, двадцатитрехлетний полукровка, также был из их числа, он страдал, но не боялся смерти, зная, что для него она далеко не конец бытия. Она не ушла тогда от него, но и не выказала признаков радости от пополнения семейства. Сначала затаилась и начала присматриваться к тающему на глазах "братцу". Для всего остального мира между ними по-прежнему стояла непробиваемая глухая стена, но если им удавалось оказаться вдали от других глаз, Креция менялась... Джеронимо жил один в маленькой комнатенке глиняного пристроя к конюшне, поэтому, когда Креция в первый раз внезапно заявилась к нему, попросил лишь говорить по тише. Стены тонкие и его сосед Николо может их услышать. Она бросила травяной сбор на край постели и ушла, не проронив ни слова. В пакетике был маленький клочок бумаги, на котором красивым почерком Нони был написан способ приема трав. В другой раз она пришла поздно вечером, когда его мучал особо удушливый приступ кашля, и остановила его. Однажды Креция заговорила с "братом" начистоту:

– Почему ты живешь так?
– она с брезгливым видом обвела его более чем скромную обитель, - Хотя мог бы иметь более роскошную жизнь, с твоим-то родством.

– Почему избегаешь встреч с Отцом? Он бы позволил тебе не выходить за Сфорца.

– Не было смысла, это Он задумал и свершил мой брак.
– ответила Креция - Если бы выбирал Борха, то он бы 1 к 10, из девяти хищников выбрал бы одного смертного!

– Неплохо.
– Едва улыбнувшись, заметил Джеронимо.
– Я плачу правдой за честность. Я презираю его так же сильно, как ты. За то, что отдал нас Борха. За то, что позволил расти, как никому не нужный сорняк, хотя мы больше других детей нуждаемся в нежности и подтверждении наших статусов избранных... Мы такие и есть, но чувствуем себя выброшенным мусором, потому что наш отец не сделал ничего, чтобы нам полегчало. Лучше пусть я сгнию в этой убогой конуре, чем пойду к нему на поклон. После смерти... то есть, после обращения, я отрекусь от него.

Это было похоже на то, что испытывала сама Лукреция. С одной стороны, она была благодарна незримому Отцу за то, что может читать мысли других людей, за то, с какой легкостью может располагать или отпугивать других людей, за то, что видит, каким чередом будут развиваться события, хоть и не связанные с ней. С другой стороны, она не желала видеть и слышать того, кто бросил её с момента рождения. Да, ОН спас мать, когда она истекала кровью, рожая Хуана, затем во второй раз, когда Ванноца рожала её, но он позволил ей отдать их Чужому! И ей всю сознательную жизнь пришлось притворяться не той, кто она есть, называть Родриго папой, покоряться ему... Смирение - худшее из зол, оно невыносимо.

– Ты сказал "мы"?
– хрипло проронила девочка, испытующе глядя на брата.

– Ты двулика, поэтому тебе трудно решиться на окончательный выбор. Сначала ты спасла Хуана, а потом долгие годы издевалась над ним. Это выматывает, не так ли? Тебе ли не знать, что от судьбы не уйти. Тебе не позволят вечно метаться. Ты должна выбрать, принимаешь ты отца и свою жизнь таковой, какой ОН её видит, либо ты идешь по своему пути и становишься поперек его.

– Живя при дворе, я научилась прекрасно плавать в море лжи, трагедий и интриг.

– Ты не понимаешь, - сонно пробормотал Джеронимо, видимо, подействовал отвар, принесенный Крецией, - это совершенно иной уровень, а ты слишком мала...

– Не беспокойся, я расту, - неожиданно она села к нему на постель, нависая над братом, - и вместе со мной будет расти и оттачиваться мое мастерство...

– Помирись с братом, - пот выступил на лбу Джеронимо, он тяжело дышал, но без хрипов, - или кончится тем, что один из вас убьет другого...

– Я знаю, - ласково прошептала Креция, чистым платком вытирая влагу с лица брата, она была розоватой. Кровь ищет путь к выходу и идет всеми путями.

– Я скоро умру и потом исчезну.
– сбивчиво прошептал он, устало смеживая веки и больше не открывая их.
– Я не смогу позаботиться о тебе, поэтому ты...

– Знаю, сама обо всем позабочусь.
– её голос был подобен медовой патоке.
– Не бойся.

– Мои руки...
– потрясенно прошептал Джеронимо, силясь открыть глаза.

– Не надо - она сжала его руки, наваливаясь всем телом на Джеронимо, теряющего сознание от боли - сопротивляться яду... поддайся ему... и просто доверься мне...

***

25.05.1873 года. Новый Орлеан.

Трудно сказать, чем он руководствовался, бешеными темпами продвигаясь с севера на юг материка, вел ли его инстинкт, Дар или что-то ещё, но Кэш определенно точно знал, где искать маленькую подстрекательницу, и быстро приближался к намеченной цели. Нетерпение и гнев, скручиваясь в тугую спираль, подстегивали и подгоняли его. На небе занимался багряный рассвет, когда хищник остановился через дорогу от небольшого двухэтажного дома, окруженного массивными воротами. Если мужчина вежливо постучит в дверь, она осмелится пригласить его внутрь? Предложит чашку чая и спросит, что его привело к ней? Или сбежит через окно, пока её слуга будет отвлекать его бестолковой болтовней? Интересно, Лара грохнется в обморок при виде него? Или завизжит так, что его оглушит? Или, что ещё хуже, притворится, что не знает его? Тряхнув головой, Кэш открыл глаза и ехидно усмехнулся, заметив, как к дому подходит их общий старый знакомый. Достав из кармана ключ, он отпер ворота

– А ещё строила из себя невинную овечку.
– Проворчал Кэш, метнувшись к хищнику. Секундная потасовка и шея Джованни оказалась в стальном захвате рук Кэша. Чем больше он прикладывал усилий высвободиться, тем сильнее сдавливал его гость.
– Не рыпайся, котик, - елейным голосом проговорил Кэш, втаскивая Сфорца через открывшиеся ворота и таща к входным дверям, - не то шею сверну! И не жалуйся потом, что не предупреждал. Твоя задача - впустить меня в дом. Справишься, отпущу.

– Да кто...
– побагровевший Джованни замолчал, когда дверь распахнулась прямо перед ними. Бледная от бессильного гнева Нони начала без прелюдий: