LSD. Галлюциногены, психоделия и феномен зависимости

…а когда настало время для горьких сентиментальных рассуждений, этот детина Кизи взамен выволок из своего домика пианино, все уселись и принялись оглушительно на нем бренчать, а потом его подожгли, именуя при этом «старейшей живой вещью на Перри-Лейн», только все время почему-то глупо хихикали и торжествующе вопили…

…Бэббс, Кизи и Пола — с криками вприпрыжку бросаются к озеру, Пола прыгает в воду — и выныривает в образе водяного, с головой, покрытой какой-то дрянью и прядями зеленого ила, и вдобавок сияет такой лучезарной улыбкой, что свет ее заливает всю поверхность озера и едва ли не всю пустыню. Всплыв, она ощущает эйфорию…

— Ого-го-ооо! Все сверкает!

…и вытягивает в сторону длинные пряди своих илистых, скользких волос, что приносит ей прикольное наслаждение…

— Ого-го-ооооо! Все сверкает!

…капли воды на ее илистых прядях кажутся ей бриллиантами, и все в тот же миг начинают чувствовать то же, что и она, даже Сэнди…

— Ого-го-ооооооо! Все сверкает!

…всплыв, она ощущает эйфорию!., в своей эйфории она украшена длинными сальными гирляндами озерного ила — самая счастливая илистая прикольщица на всем Западе…

…и Бэббс тоже ощущает ее эйфорию…

— Чаровница Гретхен, Королева Ила! — орет он, размахивая тростью в небесах.

— Ого-го-оооо! Все сверкает!..

Тем временем, однако, хейдженовская Красотка Колдунья, поддавшись разрушительному воздействию происходящего, прокралась к холодильнику и приняла немного кислоты, и теперь она вышла из автобуса на песок пустыни, в облегающей черной блузке и черной накидке, с длинными черными волосами, ниспадающими на накидку, как на картине прерафаэлитов, и с космической улыбкой на белом, как у ведьмы, лице улеглась на песок, принимает театральные позы и декламирует стихи. Одурела она до потери пульса, однако находит в себе силы выразить свое состояние безумными, маниакальными виршами…

…На одной полке койки любви лежит спальный мешок, и любой, кому невтерпеж потрахаться, может в этот мешок вползти — занимайся своей вещью, малыш, совершенно открыто, играйся себе сколько влезет, — и Сэнди всматривается во тьму и видит человеческое существо… трясущееся в спальном мешке, по которому под рев мотора скользят лучи автомобильных фар, — сказочная койка любви, и все — синхронно — видят, как спальный мешок воистину наполняется спермой, как бешено плывут в этой жиже крошечные чертенята, просачиваясь в жалкую волосяную гадость, которой они пропитывают мешок, — их миллионы, биллионы, триллионы, этих мечущихся во всех направлениях крошечных самобичующих хитрюг, стремящихся добиться обладания, что совершенно естественно, и заползи в этот спальный мешок вздремнуть часок-другой после обеда самая рафинированная девственница на этом свете — через три минуты она вылезет оттуда неуклюжим брюхатым чудом…

…а эти странные типы вываливаются из автобуса, половина в маскарадных костюмах: огненно-яркие рубахи в красно-белую полоску, некоторые причудливо раскрасили себе лица, как индейцы из книжки комиксов, под глазами огромные круги, глаза красные, носы не синие, отнюдь не синие, зато глаза красные…»

Возможно, что-то очень похожее могли бы рассказать участники древних мистерий Диониса — если бы смертный обет сохранить тайну не связывал их уста. Описание вакханалий Мережковским удивительно похоже на рассказ Вулфа. Не хватает только одного — жертвоприношений. Но человеческие жертвы возникали как бы сами собой.

Масло в огонь «подливала» музыка. Композиции Джимми Хендрикса, Дженис Джоплин, «The Doors» (свое название, кстати говоря, группа получила в честь книги Хаксли «Двери восприятия» — «The Doors of Perception»), the «Grateful Dead», «Jefferson Airplane», написанные под влиянием постоянного приема LSD и объединенные спустя некоторое время в понятие «кислотный рок», оказывали ни с чем не сравнимое влияние на распространение наркотических «полетов».

«The Beatles» и «Led Zeppelin» начинают экспериментировать с приемом «кислоты». Трагедии музыкантов, связанные с наркотиками, — самоубийство лидера «The Doors» — Джима Моррисона и смерть Джимми Хендрикса — ничему не учат поклонников «Химического мессии». Ореол мученичества играл лишь на возрастание популярности психоделического образа жизни. Происходила страшная вещь. Гибель молодых людей под воздействием отрицательных трипов становились событием обыденного ряда — привычной жертвой «химическому идолу».

Что-то было не так. Под воздействием галлюциногенов человек неуловимо менялся. Эти, незаметные на первый взгляд, перемены начинали беспокоить беспечных участников психоделии.

В чем выражалось это «что-то»?

«…— Так вот, этот парень пытался открыть секретер… и при этом прищемил палец. Однако вместо того, чтобы выругаться: «А, черт!..» — или как-нибудь в таком же духе, он делает из этого случая притчу и говорит:

— Это же символично. Разве не видишь? Даже бедолага, придумавший эту штуковину, и тот играл в ту игру, в которую его заставляли играть… Видишь, как эта штуковина сделана? Она открывается наружу!.. Она должна выскакивать наружу, чтобы войти в твою жизнь, все время вот так вонзатьс я… понимаешь?., они об этом даже не думают… Видишь тот кухонный стол? — За дверью виден старый кухонный стол, покрытый эмалью. — Так вот, он наверняка задуман лучше, да-да, это так, я имею в виду — лучше всего этого цветистого дерьма, этот кухонный стол мне правда по душе, потому что все в нем находится в н у т р и… понимаешь? — оно внутри, чтобы получать, вот в чем все дело, он пассивен, ведь что из себя представляет стол? Фрейд говорил, что стол — символ женщины, женщины с раздвинутыми ногами, и в своих снах ты его трахаешь… понимаешь?.. А это что символизирует? — Он показывает на секретер. — Это символизирует, то, что е…т тебя. Е…т тебя, верно? — И так далее…

Однако подобные разговоры неистребимы. Каждый хватается за любое, самое незначительное происшествие так, словно оно представляет собой метафору самой жизни. Каждую минуту жизнь каждого человека содержит в себе больше вымысла, чем самая фантастическая книга. Это же фальшивка, черт побери… но мистическая…Проходит немного времени, и вы подхватываете ее, как заразу, как зуд, как краснуху» (разрядка и курсив мои. — А.Д.).

Это очень важный фрагмент. Психоделическое восприятие постепенно обнаружило, что все объекты внешнего мира имеют символическое значение, а потому все они равнозначны.

Стол равнозначен человеку, а жизнь несет такую же символическую нагрузку, как и смерть. Понятия, которые раньше способствовали различению объектов по их значимости для наблюдателя, такие, как «хорошее» и «плохое», люблю и «не люблю», утратили свой смысл. Утрачивало смысл и ощущение времени. В потоке равнозначных образов можно было успеть понять и переварить только сиюминутное, предшествующий опыт — сама память — становился ненужным, мешающим бременем:

«…Но на самом деле это, как и все про» ее здесь, обязано восприятию, вызванному к жизни ЛСД. Весь иной мир, куда ЛСД впускал разум, существовал лишь в данное мгновение — Сию Секунду, — и любая попытка спланировать, задумать, инструментовать, написать сценарий лишь отторгала от этого мгновения и отбрасывала назад, в мир обучения и воспитания, где мозг — всего лишь редукционный клапан…»

Ох как многое в последующей культуре столетия будет определяться этим ощущением… Такие «абстрактные», хранящиеся в памяти понятия, как совесть, долг, любовь к ближнему, смысл жизни и т. д., незаметно стали не нужны. Их нет в свободном от памяти потоке ярких кислотных образов.

В своем восприятии «путешественник» утрачивал способность выделять главное. Он терял возможность понимать, что имеет для него значение, а что нет… Он терял себя. «Я» растворялось в предметах и сиюминутных мыслях и образах, приходящих извне.

Самоубийство и убийство становились лишь символами, о которых было любопытно болтать «под кислотой».

В американских газетах, практически ежедневно, можно было прочитать сенсационные сообщения о самоубийствах, убийствах и членовредительстве после приема LSD.