Лучезарно-голубое
Шрифт:
– Такая милая молодая девушка, не правда ли, миссис Барти?
Зубы старой леди уже лежали в стакане, поэтому улыбалась она неохотно. Мягкими старческими губами она прошамкала:
– Люблю видеть в доме молодые красивые лица. Всегда любила Джозефину, Кристи…
– И миссис Бланш.
Старуха не упомянула Бланш.
– Теперь Нэн. Нэн – это имя ей не подходит.
– Короткие имена – последний крик моды, – сказала медицинская сестра.
В большой гостиной, по другую сторону от большого холла, Бланш Барти говорила своему
– Не могу себе представить, что Дик женится на этой девушке. Остепенится… Не могу представить…
Барт, небольшой, плотный мужчина с гладким лицом, рассеянно откликнулся:
– Неужели, дорогая?
Бланш поправила браслеты на руке.
– Кажется, у девочки есть деньги.
– Они получат мамин пай, – помолчав, сказал Барт. – У Дика будет капитал.
– И ты согласен, Барт?
– Не я, вообще-то, решаю. Мама очень довольна сыном Натаниэля. Мне пришлось согласиться. А ты считаешь, он остался прежним? Не остепенился? Дик тебя раздражает?
Браслеты нервно звякнули.
– Нет, нет, – пробормотала Бланш.
Наверху у дверей большой спальни Дик сказал невесте:
– Ты устала. День был трудный. Постарайся хорошенько выспаться.
– Кажется, мне будет хорошо спаться. Я чувствую себя как дома. Странно, правда?
– Нет.
– Почему? – мечтательно произнесла Нэн.
– Потому что, любовь моя, твой дом – со мной. Давай поженимся. Зачем откладывать?
– Потерпи немного, – ответила Нэн. – Не очень долго, дорогой.
Дороти была очень молчалива. Километр за километром исчезали под колесами машины, а она не задала ни одного вопроса. Тем не менее Джонни постоянно ощущал ее присутствие, он ни на минуту не мог забыть, что она рядом. Наконец он спросил:
– Что ты будешь делать, если Барти не пригласят тебя погостить в их доме?
– Поселюсь в мотеле.
Что-то в ее упрямстве порадовало Джонни.
– Значит, ты больше не думаешь, что уже слишком поздно?
– И все-таки поздно, – ответила Дороти.
– Что ты думаешь об этом Дике Барти?
– Я думаю, что он всегда был поблизости.
– Он действительно любит Нэн?
– Она любит его, – резко сказала Дороти. – Он ужасно торопит ее. Нэн слишком привыкла к тебе, Джонни.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… я не знаю. Он слишком взрослый для Нэн.
– Тридцать два. А мне двадцать восемь.
– Ты тоже для нее слишком взрослый, – уколола его Дороти.
Джонни отвел глаза.
– Ты встала на тропу войны, – заметил он.
– О Джонни, не надо…
– Не надо чего?
– Не надо ходить вокруг да около. И кроме того, никогда не соглашайся, чтобы тебя проверяли детектором лжи.
– Что?
– Ну, как, ты думаешь, я догадалась, что ты лжешь, когда ты говорил нам, будто не ходил к Эмили?
Джонни вспомнил, что тогда, когда сердце его учащенно забилось, ее голова лежала у него на груди. Сейчас прохладные пальчики Дороти касались
его запястья.– Ведь ты выдумал эту работу для Родерика Граймса? Правда?
Джонни почувствовал, как его сердце опять забилось сильнее. Он осторожно убрал руку Дороти и упрямо заявил:
– Я получил работу. И брось, пожалуйста, свои штучки.
Дороти смутилась.
– Хорошо, Джонни, не рассказывай мне ничего, если не хочешь.
– Хочу, – сказал он, немного помолчав. – Мы с тобой по одну сторону. Может быть, мне понадобится твоя помощь.
– Может быть, – прошептала Дороти, она не смотрела на него.
– Кристи Макколи было двадцать два года, – начал Джонни. – Она была убита ударом по голове, а ее мужа схватили с орудием убийства в руках. Я разговаривал с ним в тюрьме.
– Ой!
– Я считаю, что должен сказать тебе, – продолжал Джонни, – он думает, что это сделал Дик Барти.
– Понятно, – проговорила наконец Дороти. – Вот в чем дело. – Она выпрямилась. – Эмили знала об этом? Откуда?
– Не знаю, – быстро ответил Джонни. – Она хотела, чтобы я попытался выяснить правду.
– Почему ты ничего не сказал нам? – спросила Дороти.
– Понимаешь, Дотти, есть большая вероятность, что этот человек, Макколи, просто ненормальный. Фактически нет никаких оснований верить тому, что он говорит.
– Все равно, ты должен был сказать, – холодно ответила Дороти.
– Я… А как же Нэн?
– Что Нэн? – спросила Дороти. – Если бы кто-нибудь считал, что мой жених совершил убийство, я бы захотела об этом знать.
Джонни поморщился, как от боли. Но он не мог ничего больше ей рассказать. Он не мог открыть ей тайну Нэн. Он обещал.
– Не представляю, что ты можешь сделать, – сказала Дороти. – Семейство Барти вряд ли растрогается и выложит тебе свои тайны. Если Дик кого-то убил, он будет молчать. Тебе придется все рассказать Нэн, Джонни, другого выхода нет.
– Я не собираюсь ничего говорить Нэн, – сердито ответил он, – пока у меня не будет ничего весомее. И ты тоже ничего не расскажешь Нэн, пока я не разрешу тебе.
Дороти промолчала.
– Обещай мне это, Дот, или я…
– Или ты?… – холодно переспросила она.
Они проехали милю или две в полном молчании. Наконец Джонни произнес:
– Ну хорошо. Что нам делать? На твой независимый взгляд? – он улыбнулся Дороти. – У тебя, конечно, есть все права. Прости меня.
Ответ Дороти удивил его.
– Я понимаю, как все это непросто для тебя. Ты идешь на то, что тебя сочтут ревнивым и злым, так ведь?
– Ты права, – не сразу ответил он.
– Когда произошло убийство? – спросила Дороти.
– Семнадцать лет назад, – хрипло сказал Джонни. Слова Дороти причинили ему острую боль.
– Но Дик был тогда ребенком!
– Ему было пятнадцать лет.
– Это невозможно!
– Вовсе нет. Я не рассказал тебе еще об одном разговоре… – И Джонни познакомил Дороти с мнением Джорджа Раша.