Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса
Шрифт:
С гостями Рафаэль был совсем другим, вежливым и любезным, ему это нравилось. Дружески мило он говорил:
– M’sugh, – что по-нашему «привет», «пока» и «извините» в одном флаконе.
Он с удовольствием притаскивал на подносе холодную воду из морозильной камеры. Он помнил имена и дни рождения каждого. Он ненавидел танцы, но любил одеваться для вечеринок. Портной Муса шил ему чудные балахонистые рубахи с длинными рукавами, и брюки к ним, и шейные платки.
Мой отец тоже любил гостей, а после своего Падения так еще сильнее.
Неожиданно Мэтью объявил, что женится. Мы понимали, что он нашел свой способ сбежать. После свадьбы они с невестой уезжали к мужу ее сестры. Мэтью должен был помогать на их рыбной ферме и на плантации. Мы уж постарались для него: правда, оркестра не было, зато всякой еды – вдоволь. Отец все хвастался Мэтью, называл его настоящим командиром. Рассказывал, что с двенадцати лет он читает новости бизнеса, как иные мальчишки – приключенческие романы. Мэтью, говорил отец, рожден для лидерства.
Тут отец заметил, что я приуныл, и вдруг вскинул руки:
– А этот тихоня – мой Патрик. Вслед за сильным сыном у меня родились двое умных.
И я почувствовал тепло его руки на своей спине.
К полуночи стало прохладно, и все танцевали во дворе, даже Рафаэль, ухмыляясь, вертел локтями и притоптывал негнущимися, как опоры автострад, ногами.
Отец колыхался, как мираж в пустыне, со своей банкой «Хай-лайф». Он стоял рядом со мной, глядя на танцующих и на звезды.
– Знаешь, – сказал он, – твой старший брат был послан тебе Иисусом.
Сердце мое упало: да, знаю, чтобы возглавить семью, чтобы быть примером.
– Он так расстроился, когда ты родился. Увидел тебя на руках у матери и взвыл. Ты представлял для него опасность. Иисус послал тебе Мэтью, чтобы ты понял, что за себя надо бороться. И ты понял. Ты становишься собой.
Так он выразил мне свою благосклонность; внезапно, когда никто больше не слышал, словно доброты следовало стыдиться.
Я вернулся на крыльцо, там стоял Рафаэль – большой, согбенный, как престарелый патриарх. Уж он-то слышал слова отца.
– А кто, интересненько, научил Мэтью глупости? Почему папенька никогда не просил его оставить тебя в покое?
Кожа отца побледнела. Она всегда была очень черной, такой черной, что он мог бы пользоваться осветлителем как кремом без малейшего результата. И вдруг она обрела медовый оттенок, а волосы свалялись в грязно-бурый ком. Подсохшие белесые комки слюны грозили навечно склеить губы, глаза стали нехорошими, громадными шарами, окруженными распухшей плотью, как у лягушки. Он завел толстые очки и, чтобы разглядеть что-то, закидывал голову назад, постоянно моргая. Он уже не помнил, как, выйдя из гостиной, найти туалет. Завел привычку сидеть на корточках позади бунгало вместе с курами, а потом, когда ситуация ухудшилась, то и на крыльце перед домом. Мамамими сказала:
– Я начинаю думать, что без колдовства тут все-таки не обошлось.
Лицо ее опухло и затвердело, стало будто каменным.
Во вторник
ночью, перед смертью, отец на короткое время вернулся к нам. Высокий, в одних трусах, кожа да кости, он снова выглядел почти молодым. Обед съел, вел себя совершенно прилично, дул на суп аккуратно, не пролив ни капли. Снаружи, на крыльце, заговорил, перечислив поименно всех своих братьев.Потом сказал нам, что бабуля на самом деле не настоящая его мать. Родила его другая женщина, забеременевшая на последней стадии рака. Дедушка знал, что роды убьют ее, но вынудил пойти на это. Она выносила его первого сына.
Через две недели после рождения моего отца его настоящая мать скончалась, и мой дед женился на женщине по имени Благословение.
Соль вместо сахара. Иверин нравилось изображать, что это она подарила семье первенца. В церкви они смотрелись особенно хорошо. Но молока-то у нее не было. Первые пять лет Джейкоба Терембы Шаву прошли без любви и в войне.
Мой отец умер за три дня до рождения первого ребенка Мэтью. Мэтью с женой привезли дочку в наш дом, чтобы мать думала хоть о чем-то радостном.
При крещении девочке дали имя Изобел. На ее комбинезончике вышиты три диснеевские принцессы, и волосы у нее совершенно рыжие.
– Не волнуйся, Мамамими, дедом она быть не может, это же девочка, – пошутил Мэтью.
Рафаэль ухмыльнулся:
– Возможно, она – дед, переродившийся в женском теле.
Жена Мэтью поцокала языком. Мы ей не нравились, и уж определенно ей не нравилось то, что она слышала о Рафаэле. Она выпрямилась и заявила:
– Ее зовут Иверин.
Мэтью уставился на собственные руки; Мамамими нахмурилась; Рафаэль захохотал и принялся пританцовывать.
– Так звали мою мать, – сказала жена Мэтью.
– Ах! – воскликнул Рафаэль. – Две штуки, Мэтью! Две Иверин! О, тебе повезло вдвойне!
По неподвижному лицу Мамымими, по тому, как дергались, точно отбрасывали что-то, ее пальцы, я понял, что она перепоручила новорожденную семейству ее матери, да и Мэтью тоже. Она никогда не выказывала особого интереса к маленькой РІверин.
Но бабуля, должно быть, считала, что ребенка назвали в ее честь. Позже она отправились жить к ним; иного благословения для Мэтью я и пожелать не мог.
Рафаэль стал тише, озабоченнее, будто невидимые мухи жужжали над его головой. Я говорил себе, что мы слишком много работаем. Мы оба подали заявки на стипендии от нефтяной компании. Мне хотелось, чтобы мы вдвоем поехали в один из лучших университетов, в Лагос или Ибадан. Я думал обо всех этих чужаках из Игбо, Иорубы, а то и вовсе мусульманах. Я был уверен, что мы – команда.
На книжной полке в коридоре появилось объявление: НЕ ТРОГАЙТЕ МОИ КНИГИ. Я НЕ ЛЕЗУ В ВАШИ ДЕЛА. КНИГИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ В ПОРЯДКЕ.
Но книги-то не только его.
– Ну мне-то хотя бы можно заглянуть в них?
Он злобно зыркнул на меня:
– Если сперва попросишь.
Я проверил, что он скачивает. Сплошное порно. Одни жуткие имена файлов уже выглядели расовым и сексуальным оскорблением. Хороший христианский мальчик, я был потрясен и напуган. Я что-то сказал ему, и он надулся:
– Я не живу по чужим правилам!
Он поставил на наш компьютер новый пароль, чтобы я не мог войти. Мои слабые протесты ни к чему не привели.