Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

ИНТЕРЬЕР. САЛОН АВТОМОБИЛЯ – КОРФУ – ДЕНЬ

Спирос и Дэнни Эдвардс достигли молчаливого соглашения. Спирос едет со скоростью сто двенадцать километров в час по серпантину, но штаны Дэнни остаются совершенно сухими, даже когда полицейский резко бьет по тормозам «БМВ», чтобы избежать массового убийства коз, которые бродят по асфальтовой полосе.

– Не под запись. Согласен? – спрашивает Спирос у Дэнни, размякшего от то возникающих, то пропадающих перегрузок.

Дэнни соглашается.

– В любой день турист может слететь с утеса, – продолжает Спирос. – В любой день у кого-то случается передозировка. Каникулы бывают эмоциональными. Мы установили, что Амбер и Энджел – используем их публичные имена – были любовницами. За завтраком у них вышел спор. Амбер уехала в Палео одна и упала с обрыва. Энджел приняла слишком большую дозу, как это часто случается у любовников, когда они ссорятся. Неужели я ошибусь, предположив простое объяснение?

– Нет, – отвечает Дэнни. – Но если шесть человек, которые работают на нас, умирают один за другим в течение нескольких часов, неужели я ошибусь, предположив, что перед нами убийство?

– По-моему, ты не бывший военный. И не бывший полицейский. Твой стиль почти наверняка говорит о том, что ты работал на секретную службу. Вероятно, МИ 5. Мои инстинкты врут?

– Нет.

Дорога к «Золотому лису», расположенному высоко над Палеокастрицей, оцеплена. Патрульный отодвигает знак «Проезд запрещен», и Спирос медленно приближается к точке, где трасса отмечена следами горелой резины. Рядом с камерой на штативе, прислонившись к скале у края утеса, курит оператор. Он быстро тушит сигарету, когда замечает выходящих из машины Спироса и Дэнни. Дэнни начинает расхаживать по дороге – поднимается метров на двадцать, затем еще примерно на тридцать, спускается обратно, заслоняет глаза от июльского солнца, палящего высоко над морем. Спирос ничего не говорит. Он делает знак оператору, тот вынимает пачку сигарет «Карелия» и протягивает ее Спиросу. Дым свивается в воздухе кольцами, а Дэнни все ходит и ходит. Он светловолосый, и его кожа быстро краснеет под жарким солнцем. Наконец он возвращается к Спиросу.

– Она была осторожным, боязливым водителем. И ехала медленно – максимум сорок километров в час. Добралась до поворота, резко затормозила, вывернула влево, ударилась о скалу, отрикошетила и потеряла управление. Она выжимала тормоз, пока ее несло к краю утеса. И она вылетела.

Оператор кивает и произносит:

– Ne!

Это значит «Да».

Спирос предостерегающе поднимает руку:

– Тс-с. Я хочу услышать выводы мистера Эдвардса.

– Можно мне сигарету? – спрашивает Дэнни.

Оператор бросает ему пачку, а следом зажигалку. Дэнни глубоко заглядывается.

– Две недели, – говорит он. – Две жалкие чертовы недели без сигарет, и тут такое происходит. В любом случае… мне кажется, что аварию подстроили.

Спирос ведет Дэнни вверх по дороге к «Золотому лису», где последний раз купалась Амбер.

– Все эти смерти… – говорит он. – Разумеется, мне нужно быть беспристрастным. Когда внезапно прилетают топ-менеджеры кинокомпании и начинают тратить большие деньги, я обязан предположить: им есть что скрывать. Я был на вскрытии, и патологоанатом сказала, что в мозге мертвых девочек нашли аномалии. Таким образом, альтернативная гипотеза может заключаться в том, что вы сделали с ними нечто адски неправильное.

Звонит сотовый Спироса. Он слушает несколько секунд, произносит: «Еndaxi», – и кладет трубку.

Дэнни стоит у края дороги, глядя на едва заметные следы, которые оставляют на воде маленькие лодки, лавирующие между скалистыми бухтами далеко внизу.

– Красивое место для смерти, – говорит он.

Спирос встает рядом и спрашивает:

– Неужели Клитемнестра действительно убила Агамемнона, когда он выходил из ванны? Возможно, он поскользнулся и ударился головой, хотя это было бы слишком скучно. Звучит глупо, но именно поэтому я стал полицейским. Из-за старых историй. Так или иначе, у меня есть багги для езды по песку, изученный вдоль и поперек. Сзади на левом боку у него отпечаток черной краски.

Дэнни последний раз затягивается сигаретой и давит окурок ногой.

– Итак, – говорит Спирос, – посмотрим, найдем ли мы какие-нибудь следы черной машины в таверне.

– На записях с камер наблюдения? – спрашивает Дэнни.

Спирос смеется.

ИНТЕРЬЕР. КОРФУ – МОРГ – ДЕНЬ

Селина помещает остатки мозга Амбер на стеклянную пластину в стороне от тела. Затем она срезает ткань слой за слоем и взвешивает ее. Сунил настраивает бесконечные антенны, часто сверяясь с показаниями приборов на консоли управления.

Женщина подходит и тихо произносит:

– Вы должны все объяснить под запись. Иначе я больше ничего не буду делать.

– Вы можете переехать и работать на нас, – отвечает Сунил.

– В вашей кинокомпании много возможностей для патологоанатома на полставки? Я так не думаю.

– К сожалению, на этой неделе много.

Он отходит от консоли, стараясь не смотреть в сторону тел и срезанных пластинок мозгового вещества.

– Ладно. Предыстория. Кино – единственное искусство, которое полностью зависит от технологий. В этом и его сила, и его проклятие. Когда телевидение набрало обороты, люди ушли из кинотеатров. А большие студии тесно связаны и с их владельцами, и с прокатчиками. И те и другие хотят, чтобы зрители вернулись. Хотят продавать билеты и попкорн. Вот почему в начале века так активно продвигали ЗD.

Эта технология не так уж хороша. Тем, кто не носит очки, они не нравятся, а те, кто носит, не любят надевать еще одни поверх собственных. Так или иначе, десять процентов людей вообще не способны увидеть эффект ЗD. И все же это была бомба, новейшая разработка.

Мы небольшая компания. Нам не нравится быть на побегушках у какого- нибудь надутого индюка, болтающего у бассейна в Малибу. Особенно это не нравится Линн. Ее предки были такими жуткими, что римляне построили десятиметровую стену, чтобы сдержать их. Итак, переходя к сути, мы вложили деньги – ну, она вложила – в технологии. Мы вырвались далеко вперед, и теперь благодаря нам вы можете получить в собственной гостиной больше впечатлений, чем когда-либо получали в кино.

Селина расхаживает по комнате.

– И какое отношение это имеет к бедным мертвым женщинам? – спрашивает она.

– Мы научились напрямую стимулировать мозг аудитории. Зритель может проживать происходящее в фильме, осязать это, испытывать те же чувства, что и персонажи. И создаем мы такой эффект, заимствуя мозг наших актеров – с полного их согласия. Вживляем им кое-каких безвредных наноботов и другое подобное оборудование, что создает своего рода квантовую запутанность. Некоторые мозговые центры актеров мы используем без их ведома.

– Откуда вы знаете, что это безвредно? – требовательно спрашивает патологоанатом.

– Проводились испытания на животных и на людях – никаких последствий.

– И поэтому мозг стал синим?

– Вероятно. После воздействия воздуха.

– Сунил, пока я вам поверю, но судебному следователю, возможно, потребуются доказательства.

– Хорошо. А сейчас нам нельзя тянуть слишком долго.

Селина жестом показывает на оборудование:

– Объясните.

Сунил нажимает несколько кнопок на консоли. Свет в полупрозрачном кубе мерцает.