Лучше не возвращаться

Кен завороженно смотрел на свое открытие.

— Я, пожалуй, не стану вынимать иглу. Она представляет больший интерес, оставаясь там, где есть.

Он замолчал, глубоко задумавшись.

— Это весьма любопытный случай. Я постараюсь сделать фотоснимки для нашей картотеки и, возможно, для медицинских журналов. Однако для этого мне нужно сохранить все в хорошем состоянии. Черт возьми, холодильник был в другом здании. Мы решили не тратиться на оборудование еще одной лаборатории здесь, в больнице. Да в этом и не было необходимости.

Я кивнул и сказал:

— А что, если вам забрать это домой?

— Я не поеду домой. После установки капельницы прилягу на койке в рентген-кабинете. Я иногда так делаю. А потом буду следить за монитором до приезда Белинды.

— За каким монитором?

— Надеюсь, с Божьей помощью, он все еще работает. Он соединен с монитором в основном здании.

Кен увидел, что я снова собираюсь задать вопрос, и опередил меня:

— В отсеке интенсивной терапии есть скрытая телекамера. Ближайший монитор установлен здесь, в кабинете. Еще один стоит, точнее, стоял в приемном отделении. Таким образом, чтобы следить за состоянием животного, нам не нужно было постоянно ходить туда-сюда.

Я посмотрел на причину страданий несчастной кобылы и быстро сказал:

— Я бы мог положить это в холодильник в Тетфорде, только нужно как-нибудь пометить сверток, чтобы никто по ошибке его не тронул.

— Боже мой! — Лицо Кена покрылось морщинками улыбки. — Почему бы нет?

Он аккуратно завернул вырезанный кусок кишечника и, уже в кабинете, привязал к нему ярлык с краткой информацией о содержимом пакета, чтобы предотвратить излишнее любопытство будущих тестя и тещи.

Кен включил монитор, ни на что особо не надеясь, но, как оказалось, телесеть была в действии, хотя в данный момент на экране была видна лишь часть зарешеченного окна в пустом стойле.

— Если бы завтра все было так же просто, — сказал он.

В коттедже Тетфорд я как убитый проспал четыре часа и был разбужен тихим, но настойчивым стуком в дверь спальни. Нехотя поднимаясь, я покосился на часы и выдавил из себя хриплое «Да?»

Это была Викки. Она, извиняясь, приоткрыла дверь и сказала, что звонил Кен и просил меня подъехать в клинику.

— Господи, только не еще один срочный вызов! Я сел, пригладил волосы и с ужасом прокрутил в памяти события сегодняшней ночи.

— У них там какое-то собрание, — объяснила Викки. — Я не хотела вас будить, но Кен сказал, что вы не откажетесь.

Викки уже сняла повязку и вымыла волосы, которые теперь снова были белыми и пушистыми, и в целом больше стала походить на певицу Викки Ларч.

— Вам уже лучше? — спросил я, хотя это было очевидно.

— Намного, — ответила Викки. — Впрочем, я еще не совсем поправилась, да и Грэг тоже. Для этого нам потребуется несколько дней. К тому же мне совершенно не нравится этот дом, что, конечно, неблагодарно с моей стороны.

— Он довольно неприветливый, — согласился я — У вас с ним личностный конфликт.

— Здесь так скучно! А это вы положили в холодильник этот ужасный пакет с надписью «Не трогать ни при каких обстоятельствах»?

— Да, — сказал я, вспомнив. — Там кое-какие конские внутренности.

Я объяснил, что лаборатория с холодильником сгорела и Кену негде их хранить.

— Фу, — скривилась Викки и вышла.

Я натянул какую-то одежду и потащился в ванную. Вскоре из зеркала на меня смотрело гладко выбритое лицо темноволосого человека, в зеленовато-коричневых глазах которого по-прежнему сквозила усталость. Тщательно вычищенные зубы казались непривычно большими под одеревеневшими мышцами лица. Я постарался придать физиономии в зеркале свойственную мне форму и примерил дипломатическое выражение, чтобы с ним идти на собрание.

Что значит дипломатическое выражение? Дух доброжелательного интереса с непроницаемым взглядом. При продолжительном использовании приобретает статус привычки.

Викки была в кухне и уже приготовила мне кофе и горячий тост. Я выпил кофе, чмокнул ее в щечку, а тост взял с собой в машину и с благодарностью хрустел им всю дорогу.

Заднюю площадку для стоянки автомобилей наполнило беспорядочное движение. Грузовик с вагончиком на прицепе пытался припарковать его, но ему мешали другие машины, водители которых маневрировали, пытаясь освободить путь. Повсюду сновали животные, в основном на поводках, и люди с озабоченными лицами или открытыми ртами, или и тем и другим вместе.

Я поспешил выбраться из этой катавасии и оставил машину прямо на дороге. Когда я входил во двор, ко мне пристала взволнованная дама с накрытой тканью клеткой и сообщила мне, что у нее заболел попугай.

С трудом подавив смех, я выразил ей свое сочувствие.

— А вы не ветеринар? — допытывалась она.

— Боюсь, что нет.

Я вновь попытался придать лицу дипломатическое выражение, но до конца мне это не удалось.

— Давайте-ка заглянем вон в ту дверь, — предложил я, показывая на вход для посетителей. — Думаю, там вы найдете ответ на свой вопрос.

— Этот пожар так некстати, — возмущенно сказала она. — И я считаю, что они могли бы позвонить, чтобы я не ехала напрасно.

— Журнал предварительной записи тоже сгорел, — ответил я.

Она запнулась.

— Об этом я не подумала.

Во дворе в глаза сразу бросались огромные черные языки сажи над оконными проемами — основное напоминание о веселенькой ночи, оставленное пожаром. Крыши не было, дневной свет лился в дом прямо сверху, и окна казались освещенными изнутри. От залитого водой пепла исходил горький и едкий запах, от которого во рту появлялся неприятный привкус. Я препроводил даму с больным попугаем в приемную, где царил свой неповторимый хаос. Вдоль стен расположились посетители с котами и лающими собаками на руках. Центральное место в этой мизансцене занимал Кэри Хьюэтт в белом халате, препиравшийся с офицером пожарной службы. Одна из сотрудниц пыталась восстановить очередность приема. Та же регистраторша, что и вчера, бесстрастно записывала имена и адреса, а обширный мужчина в твидовом костюме пытался привлечь к себе внимание Кэри Хьюэтта.

Спеша отделаться от попугая и выбраться из этого бедлама, я прошел к кабинету, в котором было не менее многолюдно, но не так шумно.

На экране монитора, это я сразу заметил, была видна кобыла, уныло стоявшая в боксе. Ее голова представляла собой сплошное сплетение трубочек, полосок и кожаных ремней с застежками. «Бедняжка, — подумал я, — но по крайней мере она жива».

Состав присутствующих отличался от того, что был накануне вечером. За столом сидела степенная леди и отвечала на непрерывные телефонные звонки:

— Хьюэтт и компания… Да, к сожалению, сообщение о пожаре соответствует действительности… если это срочно, мы сегодня же вышлем к вам Люси, а если нет, то следующий обход будет в понедельник… Не срочно… Вы не могли бы записаться на прием?

Она была спокойной и уверенной, склеивая обломки развалившейся практики. Ее окружили многочисленные управляющие. Один из них вслух составлял перечень наиболее важных неполадок, требующих срочного устранения, другой — жалостливого вида мужчина — требовал мельчайшие подробности того, что было утеряно, для улаживания вопросов со страховыми компаниями.