Лучше подавать холодным

Стирия стала единым государством.

Ее король медленно поднялся на ноги, широко раскинул руки и устремил взгляд прямо перед собой, словно прозревая сквозь старинные стены Сенатского дома прекрасное будущее.

– Наши сограждане стирийцы! – прокричал он в гулкой тишине. – Наши верные подданные! И наши чужеземные друзья, которым мы всегда рады!

Гуркским, в основном, друзьям, не зря же пророк расщедрился на такой огромный бриллиант для его короны…

– Кончились Кровавые Годы!

Или кончатся вот-вот, как только Монца сведет счеты с Орсо.

– Гордые города нашей земли больше не будут воевать друг с другом!

Поживем – увидим, что называется.

– Но встанут навеки плечом к плечу, как братья, связанные радостными и нерушимыми узами дружбы, культуры, общего наследия. И двинутся дальше плечом к плечу!

Туда, куда укажет Рогонт, надо думать.

– Стирия… словно очнулась от ночного кошмара. Кошмара, который длился девятнадцать лет. Некоторые из нас, я уверен, уже и не помнят времени без войны!

Отцовский плуг, взрывающий черную землю… Монца нахмурилась.

– Но теперь… война кончилась! И все мы выиграли! Все до единого!

Некоторые – больше, чем другие, но надо ли об этом говорить?..

– Настало время мира! Свободы! Исцеления!

Лирозио кашлянул, поморщился, оттянул от горла вышитый воротник.

– Настало время надежды, прощения, единения!

И униженного повиновения, конечно…

Котарда уставилась на свою руку, покрывшуюся яркими красными пятнышками – почти под цвет платья.

– Настало время выковать великое государство на зависть всему миру! Настало время…

Лирозио снова закашлялся. На покрасневшем лбу его выступил пот. Рогонт метнул на герцога свирепый взгляд.

– Настало время для Стирии стать…

Патин согнулся и испустил страдальческий стон.

– …единым государством…

Что-то было не так, и это уже начали понимать все.

Котарда попятилась, споткнулась, схватилась за вызолоченные перила. Судорожно втянула ртом воздух и, шурша шелками, осела на пол. Зрители дружно ахнули.

– Единым государством… – шепотом повторил Рогонт.

Соториус, дрожа всем телом, упал на колени, схватился за горло рукой, усеянной красными пятнышками. Патин, с багровым лицом и вздувшимися на шее жилами, рухнул на четвереньки. Лирозио, дыша с присвистом, завалился на бок, спиной к Монце, откинул в сторону руку, тоже в красных пятнах. Котарда дрыгнула ногой и затихла.

Публика пока безмолвствовала. Еще надеясь, видимо, что все это какая-то безумная часть церемониала. Кошмарная шутка.

Патин распластался ничком, Соториус опрокинулся на спину. Посучил ногами и замер.

Рогонт уставился на Монцу, она – на него, так же оцепенело и беспомощно, как смотрела когда-то на умиравшего Бенну. Он протянул к ней руку и открыл рот, но не сумел издать ни звука. Лоб под ободком короны сделался воспаленно-красным.

Корона… Все они прикасались к короне. Монца метнула взгляд на свою руку в перчатке. Все, кроме нее.

Лицо Рогонта исказилось. Он сделал шаг вперед, но нога подвернулась, и король Стирии рухнул на пол. Вытаращенные глаза невидяще уставились в никуда. Корона соскочила с головы, подпрыгнула разок, подкатилась к краю круглого помоста и упала в зал. Кто-то из зрителей издал пронзительный вопль.

Ухнул упавший противовес, скрипнули деревянные дверцы, и из клеток, искусно замаскированных по всему периметру зала, вырвалась в звездную ночь прекрасным щебечущим ураганом тысяча белых птиц.

Все, как и планировал Рогонт.

За исключением того, что из шести человек, которым предстояло объединить Стирию и положить конец Кровавым Годам, в живых осталась одна Монца.

Все – прах

Трясучка испытывал немалое удовлетворение, думая о том, что великий герцог Рогонт мертв. Верней сказать, король Рогонт… но теперь уж было все равно, как его называть. И при этой мысли губы сами раздвигались в улыбке.

Можно быть сколь угодно великим человеком, пока ты жив. Все теряет значение, когда возвращаешься в грязь. Что случается порой в самый безопасный момент. Из-за сущего пустяка. Один из друзей Трясучки вышел из семидневного сражения в Высокогорье без единой царапины. Утром, покидая долину, укололся о шип. Ранка загноилась, и через несколько дней он умер. Никакого смысла. Никакого урока. Разве что – быть поосторожней с шипами…

Но с другой стороны, благородная смерть, как у Рудды Тридубы, который получил рану, возглавляя атаку, и держал меч в руке, когда его покидала жизнь, нисколько не лучше. Может, люди и будут петь о ней песни, особенно напившись. Но для того, кто умер, смерть есть смерть. Она одинакова для всех. Великий Уравнитель, как называют ее жители холмов. Знать и бедняки делаются равными.

Все великие амбиции Рогонта превратились в прах. Могущество – в туман, развеянный утренним ветерком. И Трясучка, какой-то одноглазый убийца, еще вчера недостойный чистить будущему королю сапоги, сегодня был куда счастливее его. Он все еще отбрасывал тень. Нужен урок – пожалуйста. Бери все, что можешь, покуда дышишь. Под землей никаких наград, только тьма.

Выехав из туннеля во внешний двор Фонтезармо, Трясучка длинно присвистнул.

– Гляжу, тут немалые строительные работы проделаны.

Монца кивнула.

– По сносу уж точно. Подарок пророка, похоже, сослужил свою службу.

Да, гуркский сахар оказался весьма грозным оружием… Стена по левую руку от них обвалилась почти вся, покосившаяся башня в дальнем конце грозила последовать за нею в любой момент. За край скалы с остатками каменной кладки цеплялись, нависая над пустотой, несколько безлиственных кустиков. Множество расколотых древесных стволов, полдюжины бездействующих фонтанов и угольно-черная каша под ногами, прибитая прошедшим ночью дождем, подсказывали, что прежде тут был сад, превращенный в пепелище за несколько недель обстрела из катапульт огненными зарядами.

Сквозь все это месиво вела мощеная дорога, упиравшаяся в закрытые черные ворота внутренней стены. Перед ними лежало несколько скорчившихся, истыканных стрелами тел. Мертвые солдаты вокруг тарана. Опытный глаз Трясучки, пробежав по зубчатому верху, приметил блеск брони, копья, луки. Похоже, эта стена, за которой сидел загнанный в угол герцог Орсо, пока еще держалась стойко.

Дорогу перегораживала какая-то груда, прикрытая мокрым холстом, придавленным по сторонам камнями, в складках которого скопились лужицы дождевой воды. Объезжая ее, Трясучка увидел торчавшие из-под холста сапоги и несколько пар грязных босых ног, усеянных капельками влаги.