Лучше поздно

Поднявшись и с сожалением выпустив чуть потеплевшую руку, я подхожу к аврорскому столу и усмехаюсь, заметив, как Блэкстон напрягся:

– Успокойтесь, я вполне адекватен и лично от вас мне ничего не нужно. Мне нужна только записка - та, которую вы оставили себе для опросов.

– Зачем вам?
– сухо интересуется Блэкстон.
– Предположим, Снейп вспомнит, кто автор - и что с того? Хотите поведать мне очередную байку о том, как ваш героический профессор вырвал автора записок из лап Волдеморта - но ах, было слишком поздно, и несчастный скончался… или еще какой-нибудь бред в этом духе?

– Ну зачем так усложнять, - бормочу я, хлопая себя по карманам - да нет, свои я давно выложил… эх, черт… - ничего я вам особенно рассказывать не буду, просто кое-что покажу. Так вы дадите записку?

– Поищите для своих фокусов что-нибудь менее ценное, - кривится Блэкстон, - и имейте в виду, это последнее, что я позволяю вам сделать - и то исключительно из уважения к профессору Макгонагалл.

Ага. Можно подумать, я собираюсь спрашивать позволения. Что ж, его записка не единственная, хотя с предупреждением о падении башни, на которой находился его сын, вышло бы нагляднее. Наверное, Снейп не зря подозревал меня в склонности к дешевым театральным эффектам, но уж очень хотелось бы увидеть лицо Блэкстона после того, как он прочел бы именно ее. Ладно, у меня и своих достаточно - и я почти готов позвать Добби, когда Макгонагалл, тоже шарившая в карманах, виновато вздохнув, показывает мне темный клочок:

– Вот, Гарри, возьми мою… я собиралась отдать Добби, но… как-то не нашлось времени…

Взглядом я пытаюсь ее успокоить - эльф вряд ли что-то вспомнил бы, а теперь этот клочок пергамента как нельзя кстати. Щурясь, всматриваюсь в кривые строчки - ага, об Удушающем заклятии… неплохо, тоже впечатлит кого угодно… только бы у него получилось. Черт, только как же он удержит палочку?.. может, попробовать беспалочковой магией? Но я тут же отметаю эту мысль - не стоит давать аврору лишнего повода для придирок, - и, молча переглянувшись со Снейпом, помогаю ему приподняться, поддерживая левой рукой, а правой вкладываю в его руку собственную палочку, осторожно сжав негнущиеся пальцы, чтоб не соскользнули.

– Профессор, можно поближе?
– и Макгонагалл, кажется, уже сообразившая, в чем дело, волнуясь, быстро подносит пергамент, держа его так, что Снейпу остается только взмахнуть палочкой, - но тут Блэкстон, до сих под демонстративно глядевший в сторону, будто наши манипуляции нисколько его не интересуют, невыразительно произносит:

– Поттер, вы осознаете, что делаете, доверив свою палочку преступнику? Очередной серьезнейший проступок - и боюсь, что я вынужден буду настаивать…

– Настаивайте, - равнодушно говорю я, сосредоточившись на своих ощущениях - да, рука помнит этот короткий зигзагообразный взмах слева направо… чтобы у нас получилось, движения должны быть синхронными… что он там такое говорит?.. а, об увольнении… - да ради Мерлина, увольняйте, я и сам бы здесь не остался.

– Что ж, я рад, что вы понимаете… - но я, уже не слушая, поворачиваю голову к человеку, который столько раз взмахивал палочкой, накладывая меняющее почерк заклятие, - и спасал десятки и сотни, а теперь не в состоянии сделать одно-единственное движение, чтобы спасти самого себя. На меня он не смотрит - слишком напряжен, наверное, тоже мысленно пытается воспроизвести этот короткий резкий взмах. Конечно, он думает, что этот шанс - единственный, он ведь тоже слышал слова Блэкстона, и боится меня подвести, и снова рассчитывает только на свои силы - как в прошлом году, когда он остался совершенно один. Что ж, до сих пор он оказывался прав, а вот сейчас ошибся -больше ему не придется справляться с чем бы то ни было в одиночку.

– Сэр, вы сможете, - тихо говорю я, чуть сильнее сжав его руку.
– Давайте вместе, на счет три. Раз… два…

Он использует невербальное заклинание - может быть, боится, что голос дрогнет, так же, как вздрагивают распухшие пальцы - но он сделал, сделал это единственное движение!
– и, кажется… кажется, у него…

– Получилось!..
– потрясенно ахает Макгонагалл, и я поспешно отпускаю его руку, чтобы не причинять лишней боли. Палочка мгновенно выпадает из бессильно разжавшихся пальцев, но теперь это уже неважно - корявый детский почерк меняется на глазах, и Снейп, слабо усмехнувшись, выговаривает:

– Интересно наблюдать обратный процесс… честно говоря, я сомневался, что когда-нибудь снова его увижу.

Я тоже, хочется мне ответить, но в горле застрял комок, и я молча наблюдаю, как буквы делаются мельче, вытягиваются, заостряются, становясь все более узнаваемыми. Резкие линии, острые углы, решительный упрямый наклон… сколько раз меня передергивало от ненависти, когда я читал язвительные рецензии, написанные на полях моих работ этим самым почерком. Я ненавидел этот почерк, ненавидел этого человека - а теперь, когда его лицо светлеет и успокаивается, губы сами собой расплываются в дурацкой счастливой улыбке. Не помню, когда я последний раз был так счастлив - наверное, летом, когда Рон с Гермионой объявили о помолвке, но тогда, после объяснения с Джинни, к этому чувству примешивалась горечь. Теперь к нему тоже много чего примешивается, от тревоги за его состояние до опасения, что он все-таки вспомнит - но даже если это случится, мы… справимся - это я понимаю так же ясно, как вижу сейчас четкие разборчивые строки на темном пергаменте.

– Северус, я уже почти не надеялась, что когда-нибудь узнаю, кто оберегал и защищал нас весь тот проклятый год, - негромко произносит Макгонагалл, когда метаморфоза завершается.
– Эта записка… я ведь нашла ее в тот вечер, когда вылила зелье… - запнувшись, она опускает глаза.
– Как же я тебя тогда ненавидела… и как боялась, что тот, кто передал записку, пострадает… и вот… так и случилось…

– Не вздумай извиняться, - сердито говорит Снейп, но Макгонагалл, покачав головой, мягко, но решительно берет его руку в свои - и вдруг быстрым движением подносит к губам. Не знаю, чего он ждал, но он так ошеломлен, что даже не пытается сопротивляться - правда, потом с протестующим возгласом делает слабую попытку высвободить руку, но Макгонагалл, на мгновение коснувшись губами отечной кисти, сама осторожно укладывает ее обратно.

– Прости, - говорит она очень тихо.
– Я знала тебя лучше, чем Гарри… понимаю, что так и было задумано, но я все равно не должна была верить в твое предательство так… безоговорочно. Прости… и спасибо за все, что сделал - для меня, для школы, для всех нас. И, - она неожиданно улыбается, ласково глядя в ошеломленное лицо, - привыкай к благодарности - я далеко не последняя, кто захочет сказать тебе все, что о тебе думает.

– Если… если только остальные не выберут для этого тот же способ, - наконец выговаривает Снейп севшим голосом.
– Я понимаю, что сейчас похож на живые мощи, но это совершенно не повод для того, чтобы прикладываться ко мне или устраивать паломничества, - в его голосе звучит откровенный ужас - наверное, живо представил себе вереницу желающих приложиться к ручке, и мы с Макгонагалл весело переглядываемся - этим желающим явно не позавидуешь.

– Ну, вряд ли кто-то еще осмелится подойти к вам на столь близкое расстояние, сэр… в случае чего просто испепеляйте всех взглядом, как вы это умеете, - невозмутимо советую я, и Снейп, фыркнув, чуть заметно морщится:

– Поттер, если тебе не трудно, не смеши меня какое-то время… у тебя ведь нет под рукой Костероста?

– Есть… есть Костерост, - вдруг доносится хриплый голос, и мы синхронно вздрагиваем, повернув головы к аврорскому столу. О Блэкстоне мы как-то забыли… вернее, он сам о себе не напоминал - и, увидев его, я понимаю, почему.

Совсем недавно я уже видел такой мертвый потухший взгляд и застывшую маску вместо лица, только, разумеется, не у него - у Снейпа. А теперь и господин старший аврор, похоже, в полной мере ощутил, что значит чувствовать себя мразью, которой нет ни прощения, ни оправдания. Только вот Макгонагалл мне основательно польстила - не ко всякой мрази я способен испытывать жалость. Блэкстону вот почему-то совсем не хочется сочувствовать. Может быть, если бы он хоть раз прислушался к моим неуверенным предположениям, я не сделал бы того, что собираюсь сделать - но я подхожу вплотную к аврорскому столу и кладу прямо перед ним видоизменившуюся записку. Он торопливо отводит глаза, но я пододвигаю пергамент ближе.