Лучше поздно

– Если б я тогда отказался, я обесценил бы твой героический поступок - фыркнул он, но тут же добавил с ласковой насмешкой:

– Это и правда подождет… впрочем, можешь дать мне немного вина - желательно из непочатой бутылки… и займись потом руками и всем остальным - поле деятельности у тебя… обширное.

Вот он, на столике - недопитый бокал с мерцающей рубиновой жидкостью. Я чуть приподнимаю его, как в пятницу, но прежде чем поднести к губам, тихонько говорю, глядя в спокойное - наконец-то спокойное - лицо:

– За тебя, Северус. За тебя.

А потом отставляю бокал и, закусив губу, откидываю простыню.

Почему я был уверен, что справлюсь?.. Пока что я с трудом справляюсь с собственной обморочной слабостью, поминутно вздрагивая от бешенства и жалости. Но прийти в себя и отвлечься от того, чем заняты руки, неожиданно помогают… другие подробности, проступающие даже через уродливую путаницу шрамов. Сморщенная кожица на локтях. Трогательная цепочка позвонков. Выпуклая родинка на правом бедре… в ушах снова звучит быстрый шепот - он говорил об этой родинке, что его мальчик любил… вот так… Черт, не удержаться… Я склоняюсь и чуть прихватываю губами мягкий комочек, благодаря всех богов, что он задремал - я вряд ли решился бы на такое, знай, что он это почувствует... и вряд ли решусь в дальнейшем, по крайней мере пока он не подпустит поближе. А не позволит - что ж, это его прошлое, и он вправе хранить о нем память… только я найду и другие способы доказать, что к нему чувствую - конечно, когда смогу изучить его тело по-настоящему.

Вздохнув, я с сожалением разгибаюсь и облегченно замечаю, что руки уже почти не дрожат. Вот и хорошо, значит, дело пойдет быстрее - и я действительно заканчиваю даже раньше, чем рассчитывал и, наконец облачив его в ночную сорочку, все же решаю хоть что-нибудь сделать с отечными кистями. Мерлин, ну конечно… даже в лабораторию идти не надо - вот она, баночка, которую я вчера машинально сунул в карман. Да, это лучший из возможных вариантов - и ожоги подлечит, и отек спадет уже к утру.

На что я, спрашивается, надеялся, думая, что следы исчезнут к понедельнику?.. Ни на что я не надеялся, вообще ни на что - теперь я уже могу себе в этом признаться, да и ему, если спросит. Просто любил. И он это понял - и выжил, и теперь я смазываю темные отметины, осторожно придерживая хрупкие запястья, укладываю руки на простыню, вытянув вдоль тела, укрываю его одеялом и, помедлив, осторожно опускаюсь рядом - до вечера еще далеко, но ноги гудят и глаза закрываются сами собой. Наверное, лучше было бы сразу уйти на свою кушетку, но я просто не могу заставить себя подняться - и не только потому, что хочется быть к нему как можно ближе. Галлюцинации… если уйду спать в гостиную, рискую не услышать, если ему что-то привидится. А что если кошмар снова будет связан с тем воспоминанием?.. Зябко поежившись от этой мысли, я призываю плед - можно было бы и одеяло с кушетки, но в тепле больше опасений, что засну, а засыпать я не могу… не должен…

– Я не могу этого допустить.

Может, я все-таки заснул?.. Пусть это будет сон. Пожалуйста. Но, распахнув веки и подавшись ближе, я, похолодев, понимаю - не сон. Конечно, он лежит в том же положении - сам он сесть сейчас не смог бы - но глаза широко открыты и в отрешенном взгляде та же горечь, что и в тихом голосе, интонации которого сегодня на удивление спокойны.

– Прошу вас, скажите мне, где пещера. Я сделаю это сам.

Рядом с ним снова Дамблдор… И явно что-то отвечает - взгляд становится задумчивым и сосредоточенным, словно он прислушивается к возражениям - и, судя по всему, они его не убедили:

– Альбус, поймите - вас любят. Вы многим нужны… очень нужны. А я - так сложилось, что моя смерть ни для кого не станет горем. И…

О чем говорит ему сейчас директор, если губы морщатся в скептической усмешке? Что его одиночество когда-нибудь закончится? А если… если я попробую заменить его невидимого собеседника? Дурацкая затея, но вдруг получится? Я придвигаюсь ближе, так, что губы касаются влажных прядей, и шепчу:

– У тебя обязательно появится тот, кому нужен ты и кто необходим тебе... Ты не всегда будешь один.

В обычном состоянии он наверняка ответил бы на это колкостью, но я уже научился разбираться в оттенках его сарказма и знаю, что чаще всего это просто щит, за которым одиночество и страх показаться слишком… человечным. Но когда-нибудь он перестанет прятаться от меня - а может, и остальных - за этим щитом. А пока - пусть язвит… интересно, что же он ответит?.. Что?!

– Не успокаивай меня, Поттер, - это уже не галлюцинации. Он пришел в себя… и все слышал - замерев, я вижу, как он медленно поворачивает голову и теперь его глаза совсем рядом. Так близко. Огромные, черные, полные горечи и тоски.

Вспомнил… все-таки вспомнил. Хорошо, что сегодня днем я уже подготовился к этому разговору - теперь мне есть что ему сказать.

– Хватит меня успокаивать. Я должен был сделать это сам, сам исправить то, что… - но я не даю ему договорить. Приподнявшись и сжав тонкое лицо в ладонях, я говорю - негромко, но со всей убедительностью, на какую способен:

– Исправить что? То, что ты натворил двадцать лет назад? Северус, ты был тогда мальчишкой, злым на весь мир, тщеславным и готовым на все ради признания твоих талантов - но ты изменился, когда понял, что за тебя расплачиваются другие. Ты смог измениться… и больше не должен никому это доказывать. Мне ты точно ничего не должен доказывать, я знаю, что это такое - совершить ошибку и быть не в силах ее исправить. Мой пятый курс… Сириус… он ведь погиб из-за того, что я так и не научился скрывать свое сознание… да, я знаю, что ты скажешь, - я прижимаю пальцы к возмущенно дрогнувшим губам, - он сам сделал этот выбор… но, знаешь, Дамблдор тоже сам сделал свой выбор. Что он тебе тогда говорил - то, что сейчас сказал я? Вот видишь, значит, он верил, что в твоей жизни тоже что-то изменится… и теперь есть ты… и я… если я тебе нужен…

– А я?
– спрашивает он беззвучно, так, что я скорее угадываю, чем слышу слова.
– Я тебе… нужен?

– Больше всего на свете, - шепчу я, - больше всего на свете. Ты… ты единственный… такой, какой есть… жалко, что я понял это так поздно… но ведь не слишком поздно, правда?
– и горечь тает, уходит из его взгляда, и через долгие полминуты он выговаривает - медленно, словно сам удивляясь тому, что произносит:

– Нет. Не слишком.

Это не признание… но это больше, намного больше, чем слова, которых я от него точно не услышал бы. Спасибо, хочется мне выговорить, но я молча склоняюсь к нему и медленно, чуть касаясь, целую это единственное в мире лицо - прозрачные виски, веки, высокие скулы, вбирая остатки горечи, и когда касаюсь его рта, губы под моими губами наконец-то складываются в улыбку.

– Хватит меня успокаивать, - теперь он говорит это немного другим тоном, и я позволяю себе сделать то, о чем, признаться, давно мечтал - быстро, пока он не сообразил, в чем дело, скользнуть губами по резкой горбинке и стремительно чмокнуть его в кончик выдающегося во всех отношениях носа.

– Поттер!..
– негодующе шипит он и пытается выпростать руки, но я успеваю отстраниться, довольно улыбаясь - похоже, это стало достойным завершением терапии, если уж ему хочется называть мои утешения именно так… да пусть называет как угодно, лишь бы действовали. Этот сеанс, судя по всему, оказался вполне эффективным.

– Он еще и улыбается… только попробуй еще когда-нибудь это сделать, - ворчит он, сердито глядя на мое довольное лицо.
– Предупреждаю, схлопочешь подзатыльник.

– А что такое?
– невинно интересуюсь я.
– Нос как нос… часть тела… такая же замечательная... прямо скажем, выдающаяся, как и все остальные…

– Много ты в этом понимаешь… мальчишка… - но он уже прикрыл глаза, голос вновь становится сонным, и через минуту я понимаю, что он заснул. Привстав, поправляю сбившееся одеяло - черт, тонкое, слишком тонкое. Укрыть пледом - а, собственно, зачем? Что мне мешает вернуть все как было? Взмах палочкой - и я подавляю смешок - Северус, утонувший в перине и укрытый пышным одеялом до плеч, кажется спичкой в коробке с ватой. Тонкое тело и черное с серебром пламя волос на белой подушке… сравнение уже не кажется смешным, и Северусу я о нем не скажу - вдруг ему понравится это пуховое безобразие?

А что, было бы забавно... Я ведь не так уж много знаю о его привычках. Знаю, что он любит хорошее вино и абрикосовый джем, что терпеть не может горячего молока… знаю и кое-что посущественнее - что он привык жить один. И… спать один. Интересно, что он скажет, если, проснувшись, увидит меня рядом?..

Хотя для меня это ведь тоже впервые - проснуться и понять, что ты не один. Что кто-то рядом.

Что он рядом.

Глава 14. Эпилог. Понедельник, год спустя.

Вечер. Неужели наконец-то вечер?