Лучше умереть!

— Вот довольно точный чертеж механизма вашей машины, не так ли? — спросил Гаро.

— Да, сударь, на редкость точный.

— Тогда прошу внимательно проследить за ходом моих рассуждений.

И, будучи бесспорно талантливым механиком-практиком, Жак, с невероятной легкостью и ясностью излагая свои мысли, доказал, что достаточно внести несколько небольших изменений, и недостатки, присущие этой машине, будут устранены. Мортимер, страшно заинтересованный, с живейшим вниманием следил за ходом рассуждений француза.

— Дорогой коллега, — воскликнул он, когда Жак закончил объяснения, — да вы же просто выдающийся человек! Ваша теория восхитительна! Вы только что продемонстрировали нам полностью и окончательно усовершенствованную швейную машину, которую вам, по-моему, следует назвать «Тихоня».

— Эту машину следует назвать вашим именем, ибо я разрешаю вам внедрить ее в производство и беру на себя форменное обязательство отныне никогда не претендовать на авторство.

— Ну, на это я согласиться не могу!

— Почему же?

— Потому что, отдавая эту идею, вы вместе с ней отдаете мне ту огромную сумму, которую она принесет.

— Так уж и огромную!… — с улыбкой возразил Жак. — Я полагаю, вы преувеличиваете; но даже если допустить, что это так, я все равно настоятельно прошу вас согласиться на мое предложение.

«Надо же, до чего обходительный, сильный и уверенный в себе человек! — подумал Мортимер. — Какой компаньон из него бы получился! Если бы мы вместе управляли моими предприятиями, они всегда были бы вне всякой конкуренции».

Лже-Арман украдкой наблюдал за американцем и сумел прочесть на его лице кое-что из того, о чем тот думал. Потом Джеймс Мортимер заявил:

— Не стоит настаивать, дорогой коллега. На ваше предложение я могу согласиться лишь в одном случае.

— А именно?

— Если мы вместе пустим в производство мою швейную машину с вашими усовершенствованиями.

Бывший мастер отрицательно покачал головой.

— Я благодарен вам за это предложение, но стоит ли брать меня в компаньоны из-за такой ерунды? К тому же я еще не знаю, останусь ли в Америке.

— Как, вы уже передумали, сударь? — вмешалась вдруг Ноэми. — Вы же каких-то пять минут назад в разговоре со мной утверждали совсем обратное: что намерены задержаться там надолго!

— Я действительно так и планировал; но осуществление моих планов зависит от некоторых вещей, неподвластных моим желаниям. Я намерен проделать большую работу, которая должна дать колоссальные результаты. Лишь когда я закончу изучать американские достижения в области машиностроения, будет видно, следует ли мне остаться в Нью-Йорке или лучше вернуться во Францию.

— Но в принципе вы допускаете мысль, что можно обосноваться и в Америке? — с живейшим интересом спросил Джеймс Мортимер, боявшийся приобрести опасного конкурента в лице этого, судя по всему, достойнейшего коллеги.

— Почему бы нет, если случай представится?…

— И тогда речь пойдет о внедрении в производство какого-то нового изобретения?

— Да. Но к швейным машинам оно не имеет отношения. Это гильошировальная машина.

Проинформированный Овидом Соливо, Жак нанес решающий удар. Джеймс Мортимер аж подскочил. Жак надеялся, что инженер ударится в откровения, но ничего подобного не произошло. Тот повел себя очень сдержанно.

— Я тоже, — заметил он с деланным безразличием, — работал над этой проблемой. Но лучше, чем уже сделали швейцарцы, ничего и не придумаешь. Их машины великолепны.

— Да, конечно, но только при работе на плоских поверхностях, — произнес Жак, — а этого уже мало… тут, как и везде, необходим прогресс…

Американец ощутил, как на висках у него выступил холодный пот.

«Неужели ему в голову пришла та же идея, что и мне?» — подумал он, а вслух сказал:

— Вы полагаете, что можно создать машину, способную гильошировать обратные выступы и кривые?

— Я уверен в этом!

Мортимер побледнел.

— И вы нашли способ?…

— Да, я его нашел, — четко, неспешно и сухо произнес Жак. — Чертежи закончены, все эпюры сделаны и, как я уже имел честь сообщить вам только что, остается лишь решить, буду я внедрять в производство это и другие свои изобретения, которые пока вынашиваю в голове, в Нью-Йорке или во Франции.

И без того побледневший Мортимер стал вдруг мертвенно-бледным.

«Вот уж действительно конкурент, — подумал он, — опасней соперника и вообразить себе невозможно!… Нужно, не теряя ни минуты, парировать удар и свой крах превратить в триумф».

И вкрадчивым голосом произнес:

— Позволите ли вы мне, дорогой коллега, быть с вами совершенно откровенным?

— Пожалуйста…

— Если вы не заблуждаетесь — а я склонен думать, что нет, ибо вы только что доказали всю глубину ваших познаний, — вы изобрели нечто такое, что в самое короткое время принесет вам колоссальные деньги. Но вы едете в Нью-Йорк, где ни одной живой души не знаете. Вам придется привыкать к нашим нравам, порядкам, обычаям и рабочим. Вам нужно построить завод, оборудовать цеха; это отнимет много времени и обойдется в безумные деньги.

— Несомненно; но разве есть другой способ решить задачу?

— Есть.

— Даже не представляю, о чем речь.

— Сейчас объясню. Я вот что предлагаю: становитесь моим компаньоном; возьмите на себя руководство цехами; у меня вы сможете сразу же взяться за дело и без всяких проволочек внедрить в производство и « Тихоню» и гильошировальную машину. По приезде в Нью-Йорк мы с вами подпишем контракт, согласно которому половина прибыли от моих предприятий будет ваша; кроме того, я сразу же в качестве премии выпишу вам чек на пятьдесят тысяч долларов, который мой банкир — вот он, Ричард Дэвидсон, — вам и оплатит.

— Но, дорогой коллега… — начал было возражать Жак Гаро; хоть он и был опьянен радостью, ему вовсе не хотелось произвести впечатление человека, уступившего слишком легко.

— О! Прошу вас, не отказывайтесь! — почти умоляющим голосом вмешалась в разговор Ноэми, обратив на Жака взгляд, перед которым невозможно было устоять. — Вы не можете не согласиться на папино предложение. Вы не должны отказываться стать нашим другом.

— Видите, и дочь моя вас уговаривает! — со смехом воскликнул Мортимер. — И не скрывает при этом своей к вам симпатии. Вот так мы в Америке дочерей воспитываем, и жалеть нам не приходится! Если бы вы не покорили сердце Ноэми, она ни за что бы вас мне не представила. Не так ли, девочка?