Лучшие годы - псу под хвост

3) — Так как живется-можется, товарищ? — смеялся Шперк, подсев на минутку к отцу Квидо в заводской столовой.

— Хорошо, спасибо, — сказал отец Квидо. — В самом деле, несравнимые вещи — прежняя веранда и теперешнее жилье.

Хотя он и был искренно благодарен Шперку, ему, однако, неприятно было показывать людям, что он с ним на дружеской ноге.

— Флаги были у тебя, видел, — ухмылялся Шперк.

— Были, — сказал отец Квидо.

— Но вообще-то тебя не видно, — напомнил ему Шперк. — Ты в футбол играешь? Мне нужен кто-нибудь в «Б».

— Я уж вам говорил, что никогда не играл, — пожал плечами отец Квидо. — Разве что в армии, но об этом лучше не вспоминать.

— Ну ладно, — улыбался Шперк, — значит, футбол исключается?

— Разумеется. Упаси бог!

— Ну, будь по-твоему, — сказал Шперк. — Нет так нет. Но собаку ты должен у меня купить — уговор дороже денег.

— Ну что вы! — испугался отец Квидо. — Я же вам говорил: жена травмирована собаками.

— Да брось ты! — хохотнул Шперк. — За три тыщи такую овчарку! Деньги не к спеху, не бойся!

— Не о том речь. Жена как огня боится собак. Это я серьезно. Как-то одна искусала ее, она даже в больницу попала, кошмар какой-то! — в отчаянии импровизировал отец Квидо. — Какая там еще собака!

— Говорю же тебе — не собака это! — сказал Шперк несколько раздосадованно. — Щенок! Завтра зайди ко мне!

— Значит, ты считаешь, — сказала в тот вечер мать Квидо своему мужу, — что я, у которой при виде непривязанного пса любой породы преждевременно начинаются месячные, горю желанием приобрести для нас собаку, причем именно овчарку?

— Нет, я далек от этой мысли, — удрученно сказал отец Квидо.

— Или ты считаешь, что наш Квидо мечтает об этом? Квидо, у которого при неожиданном собачьем лае начинается непроизвольное мочеиспускание, а то и хуже того?

— Нет, я и этого не считаю, — вздохнув, сказал отец Квидо.

— Или, может, о здоровенной овчарке мечтает маленький Пако? Он что, выразил тебе свое желание в какой-нибудь форме?

— Нет, совсем нет!

— Стало быть, в нашей семье о собаке мечтаешь ты один!

— Да не мечтаю я о собаке, — возразил отец. — Я хочу лишь получить приличную работу.

— Постой, — удивилась жена, — объясни мне, пожалуйста. Значит, ты не хочешьэту собаку? Ты тоже не хочешь ее? Выходит, никто из нас не хочет ее, но, несмотря на это, она будет у нас? Несмотря на это, ты завтра пойдешь за ней? Почему?

— Я же объясняю тебе: чтобы я мог делать свое дело!

— И чтобы ты мог делать свое дело, ты должен купить у Шперка за три тысячи это косматое дозволение?!

— О боже! — простонал отец Квидо. — Разве я виноват в этом?

Сразу было ясно, что редактора осенила какая-то мысль.

— Так его перетак! — воскликнул он. — Только теперь до меня дошло! — Он громко хлопнул себя по бедрам и энергично поднялся с кресла. — Я все время вас журю за минимальную самоцензуру, возмущаюсь, что вы придерживаетесь лишь минимальных ограничений, но на самом-то деле для вас не существует вообще никакихограничений. Вы вообще не признаете никакой цензуры!

— Да, — вынужден был согласиться Квидо, — пока действительно я не очень, но…

— Стало быть, — перебил его редактор, — вы как бы бьете наотмашь, режете правду-матку, ни с кем и ни с чем не церемонитесь и даже готовы смириться с тем — ибо не так уж вы наивны, чтобы не понимать этого, — что я буду потом по-иезуитски вычеркивать из вашего текста все эти штучки, не так ли? Что вы на это скажете?

— Да вроде бы так, — сказал Квидо, идя на попятную.

— То-то же! — воскликнул редактор и драматически понизил голос: — Однако потом, потом черкать уже не получится!

— Не получится?! — испугался для виду Квидо. — Вот те на! Что же делать? Я тут бьюсь над правдивой историей, а в конце концов выясняется, что из нее нельзя ничего вычеркивать!

— Вам кажется это забавным? — холодно сказал редактор. — Я думал, вы хотите издатьсвой роман. И в таком случае вам надо порядком из него повычеркивать. А это вряд ли получится, ибо он весь построен так, что, если слишком много из него вычеркнуть, он сразу развалится и рухнет вам на голову.

Редактор победно подошел к открытому окну, забарабанил пальцами по подоконнику и рассеянно выглянул на улицу. По Народному проспекту проехал трамвай.

— Ничего не поделаешь, — сказал Квидо. — Пусть рухнет!

Отец Квидо, заплатив Шперку три тысячи крон, получил полугодовалую суку по кличке Tepa. Кличка с самого начала ему не понравилась: звучала она резко, холодно, а главное, напоминала фильм «Торра! Торра! Торра!» — известную драму времен войны. Всю дорогу от Шперка домой он говорил себе, что неплохо бы назвать сучонку как-нибудь совсем по-другому, более мягко и ласково, что выражало бы — как он надеялся — ее миролюбие, преданность и привязчивость и произвело бы на жену и на Квидо исключительно успокаивающее впечатление. И даже зная, что переименование собаки, привыкшей уже в течение нескольких месяцев к своей первоначальной кличке, считается в кинологии немалым прегрешением, он все же решил пойти на это, ибо, с одной стороны, опасался реакции семьи на кличку Tepa, а с другой — несколько утешался мыслью, что если и не сумел повлиять на выбор имени для своих сыновей, по крайней мере выберет его для своей собаки.

С минуту им владело искушение дать собачке женский вариант своего имени, назвав ее Йозефино, но, к счастью, он тут же отверг эту тщеславную идею, хотя мысль о переименовании собаки по-прежнему не оставляла его.

— Мила. Вилла. Ванилька, — проговаривал он вполголоса. — Милка? — произнес он, но это имя почему-то сразу вызвало в нем картину собачьей случки, и он тотчас от него отказался.

В таких раздумьях он быстро одолел дорогу и вот уже оказался вместе с собакой, которую все еще звали Терой, у красных песчаниковых столбиков садовой калитки. Мобилизуя весь свой интеллект, находчивость и остроумие, отец Квидо двинулся к дому. В голове его в течение этих десяти-двадцати секунд пронеслось добрых пятьдесят существительных женского рода, но ни одно из них — он это чувствовал всей душой — не было тем искомым. Он завернул за угол и увидел на веранде жену, выметавшую опавшие листья барвинка. Из-под кремового свитера выглядывал белый воротничок. Ура, имя найдено!

— Вот она! — выкрикнул он весело. — Зовут ее Нега!

Как ни странно, но лучше всех в семье принял Негу Квидо: несмотря на некоторую настороженность, все еще сквозившую в его движениях, он брал ее на руки, гладил, играл и всячески возился с ней. Бабушка Либа встретила ее разве что как липшего едока, которого знай корми мясом, а Пако был слишком мал, чтобы щенок мог доставить ему радость. Мать Квидо решила игнорировать щенка — отсюда возникла серьезная опасность, что во время своих стремительных и гневных перебежек из комнаты в комнату она попросту затопчет его. Когда эта беготня слишком затянулась, отец Квидо не выдержал.