Лучшие годы - псу под хвост

— Потому что ей хочется весьма нудное занятие программистки сменить на материнство! — язвительно повторила Ярушка его вчерашнее, высказанное вслух предположение.

— А все-таки?

— Боже правый! — воскликнула Ярушка. — Разве ты еще не заметил, что эта девушка любит тебя?

Целевой характер их миссии, конечно, уже наперед травмировал Квидо. До сих пор он отдавался любви добровольно,а стало быть, в свое удовольствие, и мысль о, так сказать, судьбоносном вечере, в течение которого он должен будет по распоряжению матери оросить созревшее для сей задачи Ярушкино лоно несколькими миллионами своих живчиков, подавляла его.

— Если успеем еще в этом месяце, папочка сможет получить ребеночка уже ко дню своего рождения, — улыбалась Ярушка.

— Только не гони меня, — говорил Квидо. — В крайнем случае поздравим его задним числом.

Ярушка тотчас почувствовала столь знакомую ей нервозность Квидо. Хотя она и была готова разрешить ему исписать не только ее живот, но и всю спину (к счастью, она запаслась сильными противоаллергическими таблетками), интуитивно и вполне реально она понимала, что такой трюк может удаться лишь однажды. Это несколько озадачивало ее: если не считать черничного пирога, ребенок был первым заданием, порученным ей будущей свекровью, и потому, естественно, она хотела справиться с ним наилучшим образом. Она думала об этом денно и нощно до тех пор, пока наконец ей не помог случай.

Однажды, сидя перед телевизором, она вспомнила, как Квидо рассмешил ее рассказом о своем страстном желании смотреть фильмы, обозначенные звездочкой, которые в детстве долгое время были для него запретными.

В тот знаменательный день она пригласила Квидо в дом своей подруги. На столе красовались тосты, бутылка шампанского и жареный миндаль, но Квидо в чужой обстановке чувствовал себя неуютно. Только теперь он начинал понимать ответственность того, кто бьет пенальти, о чем когда-то говорил отец. Он несколько раз проверил занавески на окнах, но ему все равно казалось, что кто-то наблюдает за ним, глядя при этом ему прямо в пах. Когда Ярушка исчезла за дверьми спальни, он окончательно пал духом.

— Я позову тебя! — сказала она.

Сказал палач, подумал Квидо.

Ярушка тем временем тихонько наклеила в левый нижний угол стеклянной дверной филенки большую четырехконечную звезду, вырезанную из белого листа бумаги. Потом, прикрыв голубым платком лампочку у кровати, зажгла ее.

— Уже-е-е! — крикнула она.

Квидо хмуро посмотрел на дверь — и, пораженный, поднялся. Острые концы звездочки на огромном дверном экране обещали для детей вещи столь неподобающие, что от возбуждения у него аж захватило дух. В голубоватом полумраке обрисовывались дразнящие тени, а вокруг не было никого, кто мог бы выключить эту программу. Квидо почувствовал звенящую упругость желания.

— Иди же! — сказала Ярушка.

2) В начале апреля Ярушка и Квидо посетили пражский кинотеатр «Ялта»: пришли около шести, сеанс уже начался — крутили американский фильм «Планета обезьян». Квидо купил билет, хотя понимал, что досмотреть фильм до конца все равно не удастся, а Зита с Ярушкой с разрешения директора заперлись в канцелярии.

Напряженное действие фильма настолько увлекло Квидо, что свет фонарика, ударивший ему в лицо минут двадцать спустя, он воспринял как досадную помеху.

— Пойдемте, — пригласила его билетерша.

— Уже? — удивился Квидо.

Зита с Ярушкой стояли в фойе. У Ярушки алели щеки.

— Никаких сомнений, Квидо, — улыбнулась Зита.

— Серьезно? Это точно?

— Пани главный врач еще никогда не ошибалась, — заверила Квидо бывшая коллега Зиты.

Молодую пару подошел поздравить директор кинотеатра, и его примеру тут же последовал стройный хор всех присутствующих гардеробщиц и билетерш.

— Спасибо вам, спасибо, — рассеянно отвечал Квидо.

— Кланяйся дома, — сказала на прощанье Зита.

— Я хочу вам кое-что сказать, — заявил Квидо за ужином.

— На тему?.. — настороженно спросила мать, ибо многие темы все еще были в семье под запретом.

— На тему детей, — сказал Квидо и пронзил мать взглядом.

— Мы слушаем тебя, — сказала она и оглядела сидящих за столом: отец, пережевывая кусок, смотрел в свою тарелку, Пако ухмылялся. Бабушка Либа по ошибке выпила сквозь мокрый платок ацидофилина, и на материи красовался густой белый кружок.

— Дело в том, что одного я жду, — сказал Квидо. — То есть ребенка.

— Ребенка? — радостно воскликнула мать. — Потрясающе! У нас будет ребенок! Вы только представьте себе это чудо, когда он впервые вытаращит на вас свои глазенки! Когда протянет к вам свои ручонки! Когда надует губки! Или когда начнет лепетать первые слова!

Она наклонилась, чтобы поцеловать Квидо.

— Номинация на «Оскара», — прошептал он.

Мать Квидо снова обвела сияющими глазами всех сидящих за столом: за исключением Пако, который явно забавлялся происходящим, восторга ее не разделял никто.

— Ну что ты на это скажешь? — попыталась она растормошить отца и заставить его высказаться по этому поводу.

— Что у него нет ни капли ответственности, — угрюмо сказал отец.

— Но почему? — возразила мать. — Он взрослый, зарабатывает, публикует рассказы…

— Только безумец может в наше время плодить детей, — прошептал отец Квидо.

Мать Квидо с веселым вздохом пожала плечами.

Так тебе и надо — означал жест, адресованный Квидо матери.

Ничего, утрясется — говорил ее оптимистический взгляд.

— А как мы его назовем? Если будет мальчик? — спросила мать Квидо.

— Диазепам, — сказал он. — В честь деда.

— А они будут жить в детской? — с подозрением прощупала ситуацию бабушка.

— Там будешь ты, — решительно сказала мать Квидо. — Они пойдут наверх, в мансарду.

— А я? — спросил Пако.

— С каких это пор ты мечтаешь ночевать дома?

3) — Свадьбу в мае сыграешь — скоро ноги протянешь, — мстительно предупреждала Квидо бабушка Либа.

Поэтому свадьбу назначили на апрель; единственным свободным днем в ритуальном зале здешнего монастыря оказалась суббота тридцатого.

— Тридцатого не могу, — заартачился отец Квидо. — С футболистами возлагаю венок к памятнику.

— Венки возлагают вечером, — возразила ему жена, — а бракосочетание в одиннадцать утра.

— Придется раньше времени уйти из-за праздничного стола, — посетовал отец Квидо.